Бреславец Т. И. И. А. Гончаров и японский писатель Нацумэ Сосэки: восточный халат Обломова // Гончаров И. А.: Материалы Международной конференции, посвященной 190-летию со дня рождения И. А. Гончарова / Сост. М. Б. Жданова, А. В. Лобкарёва, И. В. Смирнова; Редкол.: М. Б. Жданова, Ю. К. Володина, А. Ю. Балакин, А. В. Лобкарёва, Е. Б. Клевогина, И. В. Смирнова. — Ульяновск: Корпорация технологий продвижения, 2003. — С. 268—272.
Т. И. БРЕСЛАВЕЦ
И. А. ГОНЧАРОВ И ЯПОНСКИЙ ПИСАТЕЛЬ
НАЦУМЭ СОСЭКИ:
ВОСТОЧНЫЙ ХАЛАТ ОБЛОМОВА
В 1852—1855 годах Гончаров, уже известный писатель, совершил путешествие к берегам Японии в составе экспедиции адмирала Путятина, выполнявшей дипломатическую миссию. «Открытие» Японии русскими мореплавателями описано Гончаровым в романе «Фрегат «Паллада». Подробности быта, привычки, внешние отличия, характеристики личности японцев — все привлекало писателя. Пристально вглядываясь в окружающее («Мы так и впились в него глазами: старик очаровал нас с первого раза...»), писатель открывает сходства и соответствия в нравах и обычаях японцев и россиян. «Обилие слуг и вообще всякой дворни, расположившейся у ног знатного феодала, поражает его сходством с привычками старых русских бар и барынь. Глядя на японца, задрапировавшего волнами материи свое ленивое тело, он невольно вспоминает об Обломове и его просторном восточном халате»*1.
Обращение японцев к творчеству Гончарова представляется не случайным. Уже в 1883 году появился роман Фтабатэя Симэя «Плывущее облако» («Укигумо»), сюжетная основа которого была заимствована, по утверждению автора, из романа Гончарова «Обрыв». Позднее, в 1888 году, Фтабатэй Симэй осуществил перевод на японский язык отрывков из романов Гончарова «Обломов» и «Обрыв»*2.
Японский писатель и переводчик Фтабатэй Симэй был одним из зачинателей реалистической художественной прозы в Японии. Свой реалистический метод в литературе он основывал на достижениях российской литературной мысли и критики — трудах Белинского, Добролюбова, Чернышевского, на художественных творениях выдающихся писателей России, в ряду которых достойное место занимал и Гончаров. В сопоставлении Гончарова и Фтабатэя обнаруживаются прямые влияния и заимствования иноязычного материала, раскрываются пути его адаптации на японской почве в условиях становления новой японской литературы после революции Мэйдзи (1868) и освоения европейской культуры.
Литературный процесс в Японии в 80—90-е годы XIX столетия обнаруживает тенденцию к выработке реалистических приемов письма, и как метод художественного творчества реализм утверждается в начале XX века в произведениях великого японского писателя Нацумэ Сосэки. В богатом наследии этого романиста центральное место занимают три романа — «Сансиро» (1908), «Затем» («Сорэкара», 1909), «Врата» («Мон», 1910), в которых раскрывается ситуация rendez- vous с ее любовным треугольником. Небезынтересно взглянуть на героев русской и японской литератур в означенной ситуации, обнаружить их сходность и особенности.
Что значит любовь для Нацумэ Сосэки? «Любовь — это преступление» — вот слова учителя из его романа «Кокоро» («Сердце», 1914), произнесенные по поводу истории любви г-на К. и возникшего при этом любовного треугольника. «Это запретная любовь», — отмечено Като Киёси*3.
В свое время Осака Аманэ, друг писателя, обратил внимание на странные отношения между Сосэки и Оцука Кусуоко, женой близкого друга Сосэки. Согласно его предположениям, они были близки по духу, но их любовь прошла, не успев по-настоящему начаться*4. Однако нельзя считать, что в произведениях японского писателя проявился его личный любовный опыт, этому нет достаточных подтверждений.
предъявляемые к личности. В эпоху перемен, сродни тем, что происходили ранее в России, Сосэки увидел своего Обломова и его характерные черты воплотил в своих незадачливых героях. Обломов такой же распространенный тип мировой литературы, как Дон-Жуан или Дон-Кихот. Образ Обломова отличается широтой художественного обобщения, что дает неограниченные возможности для сопоставлений с героями мировой литературы. Обнаружение сходных персонажей в японской литературе еще раз подтверждает универсальный смысл созданного Гончаровым образа.
Этот тип личности последовательно раскрыт японским писателем в названных романах, которые обозначаются как трилогия, где объединяющим началом выступает писательский замысел показать судьбу человека на разных этапах его существования — от молодости до старости, выразить глубины чувств и человеческих отношений. Известно, что и Гончаров объединял свои романы в трилогию. «Все они связаны одною общею нитью, одною последовательною идеею — перехода от одной эпохи русской жизни, которую я переживал, к другой — и отражением их явлений в моих изображениях, портретах, сценах, мелких явлениях и т. д.»*5.
Особо следует остановиться на образе Дайскэ из романа «Затем». Подобно Обломову, он не приемлет деляческого мира современной Японии. Он погружен в идеальную атмосферу старины с ее изящными стихами и изысканными вещами. Д. С. Мережковский говорит о праздности как результате воспитания таких людей. Это «праздность, сделавшаяся не только привычкой, но возведенная в принцип, в исключительную привилегию людей умных и талантливых...»*6
Дайскэ претит какая-либо активная жизнедеятельность в обществе наживы, стяжательства, голого расчета. Он пребывает в апатии, рождающей грезы, и постоянно слышит нарекания со стороны предприимчивых родственников, преуспевающих на стезе наращивания капиталов. Н. И. Соловьев писал о герое Гончарова: «Местами, право, подумаешь, что Обломов заснул не оттого только, что воспитывался в Обломовке или был обеспечен, а оттого еще, что чувствовал страшную дисгармонию между собою и окружающим, между своей хрустальной душой и свирепствовавшею вокруг него лихорадкою эгоизма и неудовлетворенного самолюбия»*7.
От пустых мечтаний Дайскэ пробуждает любовь к женщине. Метущийся и сомневающийся, он не решался открыть Митиё свое сердце, и она стала женой его друга. Встретив Митиё спустя много лет, Дайскэ понял, что на чаше весов любовь перевешивает все его сомнения и душевные терзания. «Наконец-то я становлюсь самим собой», — думает Дайскэ, ощущая всем своим существом удивительный покой»*8 чувство вины перед ее мужем. Любовь к женщине раскрывает перед героем бездну его одинокого бесплодного существования, нравственной ущербности, безволия.
Черты Обломова обнаруживаются и в юном провинциале Сансиро, приехавшем в шумный, многообещающий Токио. Созерцатель Сансиро потрясен первой встречей с Минэко, охвачен смятением, всепобеждающей робостью. Сансиро, «увидев нечто, поразившее его воображение, мог предаваться все новым и новым мечтам и в этом находил удовольствие»*9. Он ведет себя вяло и скучно с любимой женщиной. После долгих душевных мук решившись на признание в любви, он видит, как она переводит разговор на другую тему, и уже не настаивает на своем чувстве, бездействует. Когда Минэко выходит замуж за другого человека, Сансиро не испытывает сожаления и не винит ее за то, что, будучи помолвленной, она смутила его сердце. Вспоминается, как Обломов радовался замужеству Ольги. По мысли Н. И. Соловьева, «только Гончаров один мог подметить в жизни и изобразить с неподдельною естественностью глубоко гуманную черту радости за счастье женщины, отдавшейся другому. Радость его при известии о замужестве Ольги не имела границ»*10.
Продолжением судьбы японского интеллигента становится унылая старость. Соскэ, герой романа «Врата» и его жена О-Ёнэ, отвергнутые обществом, живут в полном уединении, целиком отдавшись связывавшему их чувству. Однако их любви сопутствует апатия, словно волшебной пеленой скрывающая остальной мир. В их разговорах уже не было «поистине удивительных и красотой своей, и цветистостью слов, неуловимо скользящих между влюбленными. А чтобы обменяться мнениями о каком-нибудь прочитанном романе или там научной книге — такое им и в голову не приходило. Все это осталось позади, и хотя до старости еще было далеко, жизнь с каждым днем становилась все бесцветнее, все скучнее. А может быть, так было всегда, может быть, оба они, сами скучные и бесцветные, соединили свои судьбы, чтобы в силу обычая влачить супружеское существование»*11.
Соскэ испытывает чувство пустоты, ощущает скуку собственной жизни. Покорность судьбе и безграничное терпение — все, что остается ему в удел. Герой страдает от своей никчемности, беспомощности, его угнетает состояние расслабленности и неопределенности, растерянности и малодушия. Подробно прослеженное в своей динамике душевное состояние героя разрешается успокоением, которому Сосэки дает психологическую мотивировку. Стояние перед запертыми воротами монастыря показало, что «он никогда через них не пройдет, но и ни за что не смирится с этим. Так он и будет стоять у ворот до самого захода солнца, ибо обречен на это судьбой»*12
«Трагизм пошлости» — так аналогичную ситуацию в «Обломове» трактует Д. С. Мережковский*13. Ничто не может поколебать тусклую обыденность жизни — даже бессильна любовь с ее взлетами страстей, которую Нацумэ Сосэки призвал в союзницы. Временное пробуждение героя лишь высвечивает его несостоятельность, чтобы затем погрузить его в омут мрака.
Расставшись с Ольгой, Обломов возвращается домой умирающим человеком. Он «почти не заметил, как Захар раздел его, стащил сапоги и накинул на него халат. — Что это? — спросил он только, поглядев на халат. — Хозяйка сегодня принесла: вымыли и починили халат, — сказал Захар... Обломов как сел, так и остался в кресле»*14.
Попытка раскрыть типологически близкие явления в японской литературе и русской классике способна высветить особые грани литературного процесса в обеих странах. Образ Обломова стал близок читателю, поскольку он был сформирован самой действительностью, и черты его могут быть прослежены во многих героях японской литературы.
Сноски
*1Лошиц Ю. М. Гончаров. М., 1977. С. 121.
*2Рёхо К. 12—13.
*3Тамаи Такаюки. Кои: Сосэки но сэкайдзо (Любовь: образ мира Сосэки). Токио, 1991. С. 126.
*4Там же. С. 126.
*5Роман И. А. Гончарова «Обломов» в русской критике. Л., 1991. С. 21.
*6 180.
*7Там же. С. 172.
*8Нацумэ Сосэки. Сансиро. Затем. Врата. М., 1973. С. 270.
*9Там же. С. 26.
*10 А. Гончарова «Обломов» в русской критике. Л., 1991. С. 171.
*11Нацумэ Сосэки. Сансиро. Затем, Врата. М., 1973. С. 369.
*12Там же. С. 473.
*13Роман И. А. Гончарова «Обломов» в русской критике. Л., 1991. С. 176.
*14 И. А. Собр. соч.: В 8-ми т. Т. 4. М., 1953. С. 383.