|
4
Говоря о «труде», которым был занят Гончаров во время печатания «Поджабрина», П. В. Анненков имел в виду «Обломова», роман, задуманный Гончаровым тотчас после окончания им «Обыкновенной истории». Сам романист вспоминал впоследствии: «В 1848 году, и даже раньше, с 1847 года, у меня родился план «Обломова». Я свои планы набрасывал беспорядочно на бумаге, отмечая одним словом целую фразу или накидывая легкий очерк сцены, записывал какое-нибудь удачное сравнение, иногда на полу странице тянулся сжатый очерк события, намек на характер и т. п. У меня накоплялись кучи таких листков и клочков, а роман писался в голове. Изредка я присаживался и писал, в неделю, в две, две-три главы, потом опять оставлял и написал в 1850 году первую часть» (НИ, 11).
«Обломова» весьма сложен и будет разрешен ниже, в специальной главе об этом романе. Здесь же отмечу, что замысел «Обломова», повидимому, обсуждался у Майковых еще до заграничного путешествия Гончарова, что о нем мог знать и Белинский, и отдельные члены его кружка. Гончаров в эту пору не скрывал работы над своим новым романом, «...в 1848 году в иллюстрированном альманахе при «Современнике»21 «Сон Обломова» и тогда же, по дурному своему обыкновению, всякому встречному и поперечному рассказывал, что замышляю, что пишу, и читал сплошь и рядом, кто ко мне придет, то, что уже написано, дополняя тем, что следует далее. Это делалось оттого, что просто не вмещалось во мне, не удерживалось богатство содержания, а еще более от того, что я был крайне недоверчив к себе. «Не вздор ли я пишу? Годится ли это? Не дичь ли?» беспрестанно я мучил себя вопросами» (НИ, 11).
Работая над первой частью нового своего произведения, Гончаров опубликовал в одном из некрасовских альманахов отрывок под названием ««Сон Обломова». Эпизод из неоконченного романа». Отрывок этот представлял, как мы теперь знаем, один из самых важных «эпизодов» «Обломова» — в нем повествовалось о тлетворном воздействии крепостнического воспитания на маленького Илюшу, изображена была патриархальная, ленивая и невежественная «Обломовка». Отрывок этот появился в свет в апреле 1849 г. (цензурное разрешение от 22 марта 1849 г.). Он имел у читателей очень большой успех, которому не могли помешать цензурные купюры в тексте.
Сразу после своего появления «Сон Обломова» подвергся рассмотрению критики, которая разделилась в оценке его на два противоположных лагеря. Славянофильский «Москвитянин» признавал за этим произведением лишь частные достоинства. Он писал: ««Сон Обломова». Эпизод из недоконченного романа И. Гончарова. Способность сочинителя к Фламандской школе, и вместе к Гогартовскому роду, ярко высказывается этим отрывком из романа. Описание пошлостей жизни в захолустье отчетливо до порошинки; ярко наброшенные тени на невозмутимую тишину, на это наружное во всем бессмыслие и беззаботность, обрисовывают застой только сердечная, хотя и неразумная доброта, необщительная простота, то над нами нельзя трунить, как над детьми в пеленках, которые несмотря на свое неразумие, очень милы, что доказывает и «Сон Обломова»»22.
«Москвитянина» неприятен «иронический тон красок» Гончарова, для него неприемлема и вся антикрепостническая сатира писателей «натуральной школы». «Москвитянин» не усмотрел в Обломовке чего-либо тлетворного: по его мнению, это просто «захолустье», в котором, однако, есть и «сердечная доброта» вместе с «необщительной простотой». Такой подход к избранному Гончаровым жизненному материалу свидетельствовал, разумеется, об идеализации «Москвитянином» крепостнического уклада. Отзыв его любопытен — его десятью годами спустя разовьет в критической статье об «Обломове» А. В. Дружинин.
Диаметрально противоположную позицию занял некрасовский «Современник». ««Сон Обломова», эпизод из неоконченного романа г. Гончарова, — эпизод, который, впрочем, имеет в себе столько целого и законченного, что его можно назвать отдельной повестью, — есть обращик того нового произведения, которое, нет сомнения, возобновит, если не усилит, прекрасные впечатления, оставленные в читателях за два года перед этим напечатанною в «Современнике» «Обыкновенною историею». Здесь мы спешим, кстати, поправить свою ошибку. Многие, полагая, что повесть г. Гончарова «Иван Савич Поджабрин» писана после «Обыкновенной истории», выводят из этого заключение об упадке таланта автора. В эту же ошибку впал и один из наших рецензентов в статье «Заметки о русской литературе прошлого года» («Современник», 1849, № 1), и по недосмотру редакции ошибка эта не была исправлена. Но дело в том, что «Поджабрин» писан гораздо прежде «Обыкновенной истории», о чем свидетельствует 1842 год, поставленный под этой повестью. Мы далеко не считаем эту повесть слабою: в ней есть много своего рода достоинств, недоступных таланту менее сильному — но истина прежде всего! Кто прочтет «Сон Обломова», написанный действительно после «Обыкновенной истории», тот убедится, что талант г. Гончарова не только не клонится к упадку, но обнаруживает более зрелости. В этом эпизоде снова является во всем своем замечательном совершенстве перо-кисть г. Гончарова, столько замечательная в отделке мельчайших подробностей русского быта, картин природы и разнообразных, живых сцен. Мы удерживаемся хвалить этот эпизод только потому, что он помещен в нашем издании»23.
Легко увидеть, что оценка «Сну Обломова» дана была здесь в чисто художественном плане. В «Современнике» 1849 г. уже не было Белинского, а пришедшие ему на смену Анненков и Дружинин являлись убежденными сторонниками так называемой «эстетической» критики. Обходя молчанием общественно-психологическую проблематику «Сна Обломова», эти критики «Современника» в то же самое время стремились отделить Гончарова от натуральной школы и даже противопоставить его ей. В рецензии 1851 г. мы читаем: «Новый отрывок, составляющий, впрочем, полное целое, по нашему мнению, есть произведение совершенное в художественном отношении. Это произведение, на которое можно было бы указать, как на образец понимания истинного художества псевдореальной школе, о которой было говорено в обзоре литературы за 1848 год, — школе, в настоящее время утратившей, к счастью, всю свою первоначальную привлекательность. Сравнивая картины г. Гончарова с произведениями этого псевдохудожества, можно понять различие между творчеством истинного таланта и труженическою рисовкою непризванных художников»24.
«антинатуралистическую» (в смысле отталкивания от натуральной школы) трактовку «Сна Обломова» дали и «Отечественные записки», писавшие: «В этом отрывке выступают почти одни достоинства г. Гончарова, не подавляемые никакою наперед заданною мыслью... Вы чувствуете присутствие спокойного творчества, которое по воле своей переносит вас в тот или другой мир и всему сочувствует с равною любовью... Поэт умел стоять в уровень с создаваемым миром, быть и комически-наивным в рассказе о чудовище, найденном в овраге обитателями Обломовки, и глубоко трогательным в создании матери Обломова, и психологом в истории с письмом, которое так страшно было распечатать мирным жителям райского уголка, и наконец, истинным, объективным поэтом в изложении того послеобеденного сна, который объемлет всю Обломовку, который полон неодолимого обаяния... «Сон Обломова» — полный, сам в себе замкнутый художнически-созданный мир, который влечет нас в свой круг, и очарование ваше не нарушается ни разу...»25.
«Сон Обломова» не получил у критиков начала 50-х годов полного истолкования: дело пока ограничивалось сжатыми рецензиями. Однако отсутствие развернутых критических отзывов не помешало этому отрывку пользоваться шумной популярностью у читателей той поры. А. Д. Галахов тогда же зачислил «Сон Обломова» в круг издававшихся им «Избранных и образцовых статей», читатели ожидали продолжения26.