Ермолаева Н. Л. Солярно-лунарные мифы в контексте романа И. А. Гончарова «Обломов» // Гончаров И. А.: Материалы Международной конференции, посвященной 190-летию со дня рождения И. А. Гончарова / Сост. М. Б. Жданова, А. В. Лобкарёва, И. В. Смирнова; Редкол.: М. Б. Жданова, Ю. К. Володина, А. Ю. Балакин, А. В. Лобкарёва, Е. Б. Клевогина, И. В. Смирнова. — Ульяновск: Корпорация технологий продвижения, 2003. — С. 73—81.
Н. Л. ЕРМОЛАЕВА
СОЛЯРНО-ЛУНАРНЫЕ МИФЫ В КОНТЕКСТЕ
РОМАНА И. А. ГОНЧАРОВА «ОБЛОМОВ»
О месте и значении образа солнца в художественном мире романа И. А. Гончарова «Обломов» исследователи пишут, чаще всего имея в виду один его фрагмент — «Сон Обломова», и лишь немногие из них отмечают то обстоятельство, что образ солнца сопутствует герою на всем протяжении произведения*1. Действительно, именно это светило указывает Обломову цель и смысл существования, образ жизни на земле. В «космическом» мире романа центральное место занимает образ солнца как вечного светила. Роль «духовного центра» отводится в нем главному герою. Положение Обломова в центре мира романа вполне сопоставимо с положением Бога. На это герою дает право уже его имя, которое, по словам Р. Генона, не может не составлять единого целого с природой существа*2. Илья означает «Яхве — мой Бог, сила божья, крепость Господня, верующий»*3. Удвоение имени в отчестве — Илья Ильич — как бы свидетельствует о генетической связи героя с Богом. Справедливость такого вывода подтверждает весь ассоциативный ряд, связанный с образом главного героя в романе.
Обломов охарактеризован Гончаровым как человек с открытой душой, с чистым сердцем. Настоящая ода сердцу героя звучит из уст Штольца: «...в нем дороже всякого ума: честное, верное сердце! Это его природное золото; он невредимо пронес его сквозь жизнь <···> Его сердце не подкупишь ничем...» (4, 486—487)*4. Сердце Обломова подобно цветку, небесной розе, чаше. На такой ассоциативный ряд указывает Р. Генон. Он пишет, что чаша — это опрокинутый треугольник, цветок, потир цветка, небесная роза. Сердце героя, являясь «сердцем романа», вполне сопоставимо с сердцем Иисуса, являющимся «и реально, и символически, центром бытия»*5.
Центральное положение в мире произведения осознается самим героем, оттого он постоянно стремится к неподвижности, «отвоевывает» себе покой, считая, что он и есть вечный и неизменный идеал каждого человека. Вполне оправдано поэтому в романе сравнение героя с камнем. Образ этот в отношении к Обломову необыкновенно многозначен*6. Это и каменная Галатея, и «камень преткновения», и могильный камень, но это и камень, являющийся Центром Мира, «божественное обиталище», Бетиль. Именно о нем говорит Иаков: «Этот камень, который я воздвиг, подобно столпу, будет домом Бога»*7. Святой Грааль, как известно, описывался то в форме камня, то в виде чаши. «Впрочем, — замечает Р. Генон, — он может являться тем и другим»*8.
Метафорическое сознание художника отводит герою роль центра мира, вокруг которого «вращаются» другие персонажи произведения. Уже маленький Илюша стал целью и смыслом существования его родителей, всех обитателей дома Обломовых. В Обломовке все «вращается» вокруг него. Герой подобен солнцу в этом мире, да и внешне похож на него: «Какой он хорошенький, красненький, полный! Щечки такие кругленькие...» (4, 110). Символика круга, колеса как мироздания*9 просматривается и в фамилии хозяев Обломовки: в ней слышится слово «обло», что означает «круглый».
Обломов сосредоточен на вечном. И тип его сознания — вечный тип. Это понимает сам герой. Он убежден в том, что «жизнь его не только сложилась, но и создана, даже предназначена была так просто, немудрено, чтобы выразить возможность идеально покойной стороны человеческого бытия» (4, 494)*10. Именно поэтому жизнь в Петербурге становится для героя настоящим испытанием. Петербург «не желает» вращаться вокруг Обломова: Волков, Судьбинский, Пенкин, Алексеев не интересуются его делами, герою не вовлечь их в свой круг. И он рад, когда появляется человек, казалось бы, готовый помочь ему. Это бессовестный и корыстолюбивый Тарантьев, который служит не Богу, а золотому тельцу. Искренне желает помочь другу только Штольц, но при этом он стремится совлечь Обломова на собственный путь. Служение герою не станет и для Штольца целью жизни.
Во второй части романа Гончаров показывает, в какие сложные отношения с миром вынужден вступить Обломов. В романе появляется Ольга Ильинская. Это как бы новый романный центр, новое «солнце». В таком качестве воспринимает ее Илья Ильич. Ольга несет свет в его жизнь. В этом состоит ее божественная призванность: имя Ольга означает «святая, светлая»*11, а фамилия происходит от имени Илья. То обстоятельство, что в роли солнца теперь выступает существо женского пола, не является случайным. Это соответствует народному пониманию: «народное предание, общее славянам с немцами и литовцами ... изображает солнце в виде прекрасной богини»*12. В описание Ольги Гончаров вводит «солнечные» метафоры и сравнения. Пристальный взгляд Ольги, «как солнце... жжет его, тревожит, шевелит нервы, кровь» (4, 201). От ее взгляда Обломову никуда не укрыться, как не укрыться ему от солнечных лучей. В своем воображении герой сравнивает Ольгу с цветком.
«У него на лице сияла заря пробужденного, со дна души восставшего счастья» (4, 210). Он начинает «вращаться» вокруг Ольги: носит цветы, возит книги, журналы... Тем самым герой как бы осуществляет свою божественную призванность, скрытую в имени: планетой, которой принадлежит Илья, является солнце*13. Обломов перед Ольгой — Галатея перед Пигмалионом. На женственное начало натуры героя указывает его имя: «по психоэмоциональному впечатлению» имя Илья «женственное. Его носитель — человек мягкий». О фамилии героя Г. Гачев пишет: «Обломов (абломаф) = «а—о—а», вода и «бл» — влага, глубь — баба»*14. И Ольга удивляется в Обломове тому, что не свойственно обычно мужчине — нежности, голубиной кротости.
Пока Ольга улыбается, как улыбалось в Обломовке солнце, пока она любит и свет ее красоты привлекает героя, он принадлежит ей. Но постепенно лицо Ольги начинает затуманиваться думой, и, как только это случается, так Обломов «сходит» с того круга, по которому вращался около нее. Ольга теперь уже не может претендовать на роль солнца, она все больше и больше походит на луну. И это закономерно: планета Ольги — луна*15. Ганс Бидерман пишет: «Солнечный свет есть непосредственное познание, лунный свет, напротив, познание рефлектирующее, осуществляемое через умозрение»*16. Именно разум мешает теперь героине любить Обломова: «Если Ольге приходилось иногда раздумываться над Обломовым... что-то холодное, как змея, вползало в сердце, отрезвляло ее от мечты» (4, 283—284).
На принадлежность Ольги лунному, «разумному» миру было указано в романе при первом упоминании ее имени в разговоре Обломова и Штольца в 4 главе второй части: Норма, поющая любимую арию Обломова, «вверяет» свою тайну «луне» (4, 186). Ту же арию прекрасно поет Ольга, именно поэтому Штольц и решает познакомить с ней друга.
«волевую, активную, работоспособную, интеллектуальную»*17 женщину. Отчество Ольги — Сергеевна (Сергей — «высокий, высокочтимый»*18) — объясняет то обстоятельство, что героиня недосягаема для Обломова. Пока Ольгу удовлетворяла при нем роль учительницы, пока в душе ее горел чистый огонь любви, она принадлежала солнечному миру. Но в паре «луна — солнце» чаще всего именно солнцу принадлежит начало мужское: «Солнце отвечало за царский и отцовский авторитет, за положение человека в мире», — пишет Г. Бидерман*19. И женское, «лунное» начало оказывается в героине все-таки сильнее, она лишь на время берет на себя роль мужчины. Сила ума Ольги поражает Обломова в тот момент, когда она объясняет ему, зачем он написал ей письмо: «Вон какая вышла логика! — шептал он. — Признаться, я не ожидал...» (4, 268). И с этого момента в романе исчезают сравнения Ольги с солнцем. Обломов уже сомневается в ее сердце: «Боже мой! Есть ли сердце у ней?» (4, 294). Теперь Ольга — только луна. Расставаясь с героем, она обрекает его на смерть. И это не случайно: в народных представлениях луна ассоциируется с царством мертвых*20. Оправдаются тайные предчувствия Обломова: в своей возлюбленной, супруге, «он никогда не хотел видеть... ни луны, ни грусти» (4, 211). Ошибка героя состояла в том, что он принял Ольгу-луну за солнце. И за это Обломов расплачивается: под палящими лучами страсти «выгорело» его сердце, он говорит о себе: «Весь организм мой потрясен: он немеет...» (4, 363).
солнцу. Автор на это недвусмысленно указывает в самом начале четвертой части романа: «Много перемен принес этот год в разных местах мира: там взволновал край, а там успокоил; там закатилось какое-нибудь светило мира, там засияло другое» (4, 389). Это светило, несомненно, Обломов. Его появление вносит в жизнь на Выборгской стороне смысл и поэзию.
«Хозяйка» этого мира, Агафья Матвеевна Пшеницына, как и Ольга, как бы предназначена Илье: имя ее прочитывается как добрый «Божий дар»*21, а «хлебная» фамилия прямо указывает на «генетическую» зависимость героини от Ильи, который воспет славянами как «покровитель урожая и плодородия, сеятель, жнец и податель благ... С Ильина дня начинали жатву... или заканчивали уборку... «Петр — с колоском, Илья — с пирогом», — говорит народ»*22. Вот откуда любовь Ильи к пирогам и ватрушкам. И хотя герой, может быть, сам того не предполагая, отказался от своего божественного предназначения: он не знает, что такое посев и умолот, «в каком месяце сеют или жнут» (4, 373)*23, народ помнит об Илье и почитает его: еще до приезда Ильи Ильича на Выборгскую сторону здесь каждый год праздновали Ильинскую пятницу.
«Обожание солнца славянами засвидетельствовано многими преданиями и памятниками»*24. Сознание героини простонародно, и вера ее — это простонародная вера. Она из тех верующих, которым, по словам Гончарова, «открыто то, что скрыто от умных и разумных»*25. О вере героини В. И. Мельник пишет: «При всей приземленности внешней, образ Агафьи Матвеевны весь окутан атмосферой евангельской любви»*26. Своей любовью героиня возвышает героя, он для нее «сияет, блещет», «как будто требует покорности себе» (4, 397, 396). В отношениях с Агафьей Матвеевной Обломов чувствует себя состоятельным, он мужчина, хозяин положения. Она же сияет в лучах Солнца-Обломова: «Грудь и плечи ее сияли... в глазах светились кротость...» (4, 492). Именно Агафья Матвеевна, ее заботы создают для героя ту «золотую рамку жизни, в которой, точно в диораме» (4, 491) живет Обломов. Заметим, что в этом контексте вновь рождается «солнечная метафора»: «неокисляющийся, сверкающий металл (золото. — Н. Е.», — пишет Г. Бидерман*27 ней царит день: «В окна с утра до вечера бил радостный луч солнца, полдня на одну сторону, полдня на другую» (4, 491). И героиня счастлива жизнью в круге: «Лицо ее постоянно высказывало одно и то же счастье, полное, удовлетворенное и без желаний, следовательно редкое и при всякой другой натуре невозможное» (4, 492).
Однако гармония живет здесь только пока светит этому миру солнце «золотого сердца» Обломова. После смерти героя домик на Выборгской стороне погружается во тьму: «Пустая улица, ведущая к дому Пшеницыной, обстроилась дачами, между которыми возвышалось длинное, каменное казенное здание, мешавшее солнечным лучам весело бить в стекла мирного приюта лени и спокойствия» (4, 505).
Солнце-Обломов исполнил самую главную свою функцию на земле — он посеял семена, которые дали добрые плоды. Такова роль солнца в отношении к земле в народном понимании: союз неба и земли — это союз супружеский, в котором небо выступает в качестве мужской, плодотворящей силы*28. Обломов оставил после себя сына, а кроме этого — неизгладимый след в душах многих героев: Ольги, Агафьи Матвеевны, Штольца, Захара... Под влиянием любви к Обломову преображается Ольга: как под лучами горячего солнца созревает каждый плод, так и Ольга, по наблюдению Штольца, «созрела», «развилась» (4, 417, 414). О духовном преображении Агафьи Матвеевны автор говорит: «Она поняла, что проиграла и просияла ее жизнь, что Бог вложил в ее жизнь душу и вынул опять; что засветилось в ней солнце и померкло навсегда... Навсегда, правда; но зато навсегда осмыслилась и жизнь ее...» (4, 509).
«лунной» культурой. Ольга сравнивается с луной, Штольца Обломов называет кометой. «Ты появлялся и исчезал, как комета, ярко, быстро...» (4, 191), — говорит он другу. По народным представлениям, комета — это падающая звезда, увидев которую, нужно сотворить молитву, так как «всякое желание, высказанное в то короткое время, пока звезда катится, непременно исполнится». Появление кометы «предвещает что-нибудь чрезвычайное». Комета — это и вестник солнца, летающий по свету в образе хвостатой звезды*29. Штольц для Обломова действительно был кометой. Как вестник является он к другу с обещанием кардинальных перемен в жизни, он знакомит Илью Ильича с Ольгой, избавляет друга от забот об Обломовке, распутывает хитросплетения Мухоярова и Тарантьева. На Штольца как на главного помощника в разрешении всех проблем, «исполнителя всех желаний» надеется Обломов. Роль кометы играет Штольц и при Ольге: своей любовью он чудесно избавляет ее от душевных терзаний после разлуки с Обломовым. С появлением Штольца в судьбе Ольги дважды происходит крутая перемена: знакомство с Обломовым, счастливое замужество.
Отношения Ольги и Штольца прежде всего разумны, а потому им постоянно сопутствует в романе лунный свет. Их любовное объяснение происходит после захода солнца. Герои как бы специально ждут наступления темноты, чтобы раскрыть свои души друг перед другом. Во время объяснения на лицо Ольги падает свет от окна, и Штольц «мог читать, что было у ней на уме» (4, 429).
Вечерний свет, свет лунный в романе осмыслен как родственный свету солнечному. Это свет истины, свет благодатный. Именно такое представление о ночном свете жило в сознании славян. Афанасьев пишет: «Ночные светила, месяц и звезды, как обитатели небесного свода и представители священной для язычника светоносной стихии, были почитаемы в особых божественных образах <···> Увидевши молодой месяц, простолюдины наши до сих пор крестятся и сопровождают этот обряд различными причитаниями на счастье и здоровье»*30. Недаром от этого света Ольга прячет лицо, желая скрыть от Штольца правду о своей любви к Обломову. Своим «зорким взглядом», пламенем, блеском своей любви Штольц выводит Ольгу из тьмы заблуждения, из «хаоса». Его поклонение «восстановляло ее оскорбленное самолюбие и мало-помалу опять ставило ее на пьедестал, с которого она упала» (4, 423).
«Погруженная в забытье, она устремила мысленный взгляд в какую-то тихую, голубую ночь, с кротким сиянием, с теплом и ароматом. Греза счастья распростерла широкие крылья и плыла медленно, как облако в небе, над ее головой» (4, 441). Воспоминания о голубой ночи в Швейцарии будут сопутствовать Ольге всю ее жизнь. Объяснение Штольцем томления Ольги как грусти «души, вопрошающей жизнь о ее тайне» (4, 479), тоже происходит при лунном свете: «Он вывел ее из аллеи и оборотил лицо к лунному свету» (4, 476). Луна помогает героям выйти из мрака, темноты, вновь обрести душевное равновесие. После этого испытания, произошедшего от слишком развитого воображения, Ольге снился другой сон: «не голубая ночь, открывался другой край жизни <···> снились ей болезни, расстройство дел, потеря мужа...» (4, 481). Сон Ольги становится похож на явь, она сумела полностью изгнать из своей жизни воображение, которого так боялся Штольц. «Голубая ночь» для героини — это «обломовские» мечта, сон, оцепенение души.
Счастливую жизнь Ольги и Штольца автор показывает на фоне «не обломовской», южной природы — они живут около моря. По мифологическим представлениям разных народов, «в воде пребывают жизнь, сила, энергия и вечность», — пишет Мирча Элиаде*31. «Земля, небо, море — все будило их чувство, и они молча сидели рядом, глядели одними глазами, одной душой на этот творческий блеск и без слов понимали друг друга» (4, 471).
Однако движение в природе, по мысли Гончарова, — это все-таки движение по кругу, движение циклическое. Природа, по наблюдениям Ольги, да и самого автора, «говорила все одно и то же; в ней видела она непрерывное, но однообразное течение жизни, без начала, без конца» (4, 475), Ольга боится жизни в круге: «Куда же идти? Некуда! Дальше нет дороги... Ужели нет, ужели ты совершила круг жизни? Ужели тут все... все...» (4, 475). Жизнь в круге приводит сон души, Ольга каменеет, она равнодушна ко всему. С ней случается нечто подобное тому, что произошло с Обломовым. Но герой смирился с собственной смертью. Ольга не смиряется, она вопрошает жизнь о ее тайне. Однако после душевной бури, после разговора со Штольцем и к ней приходит успокоение, она выходит из мрака тревожащих ее вопросов. «После «тумана» наставало светлое утро, с заботами матери, хозяйки» (4, 482), — пишет Гончаров. Как нужно понимать это авторское указание? Скорее всего, как утверждение необходимости принять жизнь в круге как единственный и неотвратимый жизненный закон. Не случайно и то, что автор приводит в конце романа Ольгу в солнечный круг — «светлое утро», однозначно утверждая благодатность для человека этого вечного светила и необходимость поклонения только ему как истинному и единому Богу. В этом смысле вполне закономерным в романе представляется то обстоятельство, что принявшая общий жизненный закон Ольга после горького раскаяния в своей любви к Обломову, после жгучего стыда за своего героя и осуждения себя за то, что она могла полюбить такой «мешок», поклоняется Солнцу — сердцу Обломова. Этому поклонению научил ее Штольц, который, «как подобает христианину, взявшему ответственность за духовную жизнь жены»*32, научил ее уважать свою прошлую любовь к Илье Ильичу. Сам он в конце романа живет в солнечном мире: в его жизни «цвела неувядаемая весна» (4, 484). Он готов «вращаться» вокруг Ильи Ильича. у него появились для этого время и возможность.
вдохновляет писателя, которому Штольц рассказывает грустную историю героя. Это поклонение ничуть не похоже на поклонение кумиру. Думается, что в таком финале романа наглядно выражаются особенности религиозности Гончарова, его известное стремление к «обмирщению» религии: для современного человека писатель утверждает необходимость поклонения истинной духовности, высоким нравственным ценностям.
В заключение хотелось бы обратить внимание на то, что анализ мифопоэтического подтекста романа позволяет раскрыть своеобразие его композиции и жанра, согласиться с теми исследователями, которые называют реализм Гончарова реализмом «мифологическим», видят общность жанровых признаков романа со сказкой или идиллией*33.
Сноски
*1См. работы М. В. Отрадина, Е. А. Краснощековой, В. А. Мельника, В. А. Недзвецкого, И. В. Пыркова, Е. И. Ляпушкиной и др.
*2См.: Генон Р. 38.
*3Имени тайная власть. М., 1998. С. 153.
*4Гончаров И. А. Собр. соч.: В 8-ми т. Т. 4. М., 1972. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте с указанием тома и страницы.
*5 Р. 317, 40.
*6См. об этом: Ермолаева Н. Л. Образ камня в произведениях И. А. Гончарова 1840—1850-х годов // Потаенная литература: Исследования и материалы. Приложение к выпуску 2. Иваново, 2000. С. 154—161.
*7Цит. по кн.: Р. Символы священной науки. С. 200.
*8Там же. С. 439.
*9Генон Р. Указ. соч. С. 91.
*10Лощиц Ю. Гончаров. М., 1986. С. 200.
*11Имени тайная власть. С. 240.
*12Афанасьев А. Н. 1. С. 71.
*13Имени тайная власть. С. 154.
*14Гачев Г. Национальные образы мира: Космо-Психо-Логос. М., 1995. С. 195.
*15Имени тайная власть. С. 24.
*16 Г. Энциклопедия символов. М., 1996. С. 237.
*17 241.
*18Там же. С. 283.
*19Бидерман Г. 256.
*20Славянская мифология. М., 1995. С. 245.
*21Имени тайная власть. С. 212.
*22Славянская мифология. С. 206.
*23Имя как бы наделяет героя и характером. Илья-пророк, как известно, грозный Бог, Бог карающий. Илье Ильичу не чуждо это качество, однако оно проявляется у героя в комических или полукомических ситуациях: он бывает грозен, когда Захар сравнивает его с «другим», когда выгоняет из своего дома обокравшего его «пролетария» Тарантьева.
*24 А. Н. Поэтические воззрения славян на природу. Т. 1. С. 65.
*25Цит. по ст.: Мельник В. И. «Обломов» как православный роман // И. А. Гончаров: Материалы Международной конференции, посвященной 185-летию со дня рождения И. А. Гончарова. Ульяновск, 1998. С. 157.
*26 156.
*27Бидерман Г. Указ. соч. С. 99.
*28Афанасьев А. Н. Указ. соч. Т. 1. С. 64.
*29 73, 74, 82.
*30Там же. С. 72.
*31Элиоде Мирча. Трактат по истории религий. Т. 1. СПб., 2000. С. 354.
*32Мельник В. И. «Обломов» как православный роман. С. 154.
*33См.: Лощиц Ю. Указ. соч. С. 179; Ляпушкина Е. И. Миф в художественной структуре «Сна Обломова» // Имя — сюжет — миф. СПб., 1996.