Котов А. К. Примечания // Гончаров И. А. Собрание сочинений: В 8 т. — М.: Гос. изд-во худож. лит., 1952—1955.
1953
«Обломов» — вершина творчества Гончарова. Ни в одном из своих произведений Гончаров не выступал таким великим художником, целеустремленным врагом крепостничества, обличителем паразитизма собственнического строя, как в «Обломове».
«В типе Обломова и во всей этой обломовщине, — писал Добролюбов, — мы видим нечто более, нежели просто удачное создание сильного таланта; мы находим в нем произведение русской жизни, знамение времени» (Н. А. , Собр. соч., т. 2, М. 1952, стр. 113). Одним «из самых лучших романов нашей литературы» назвал «Обломова» А. М. Горький (М. , О литературе, М. 1937, стр. 206).
«Отечественные записки». Однако замысел его и публикация одной из центральных глав — «Сон Обломова», — названной Гончаровым «увертюрой всего романа», относятся к более раннему периоду. «Сон Обломова», как «эпизод из неконченного романа», был напечатан в «Литературном сборнике» журнала «Современник» в 1849 году. Как утверждает Гончаров, к этому времени был готов план романа и вчерне закончена первая часть его. «...Вскоре, — писал Гончаров, — после напечатания, в 1847 году в «Современнике», «Обыкновенной истории» — у меня уже в уме был готов план «Обломова» (И. А. Гончаров, Литературно-критические статьи и письма, М. 1938, стр. 157). В письме к Л. Н. Толстому от 4/XII 1858 г. Гончаров сообщает: «Не читайте 1-й части «Обломова», а если удосужитесь, то почитайте 2-ю часть и 3-ю: они писаны после, а та в 1849 году...». Этим годом обозначена 1-я часть романа и в «Отечественных записках». (В дальнейших публикациях датировка 1-й части снята.)
«Фрегат «Паллада» Гончаров возобновил работу над «Обломовым». Летом 1857 года он уезжает на курорт Мариенбад, где в течение нескольких месяцев и завершает вчерне роман. «Я приехал сюда 21 июня нашего стиля, — писал Гончаров Ю. Д. Ефремовой, — а сегодня, 29 июля, у меня «Обломова», написана вся 2-ая часть и довольно много третьей, так что лес уже редеет, и я вижу вдали... конец». В августе того же года была написана и последняя, четвертая, часть романа. «Неестественно покажется, — писал Гончаров 2 августа И. И. Льховскому, — как это в месяц кончил человек то, чего не мог кончить в годы? На это отвечу, что если б не было годов, не написалось бы в месяц ничего. В том-то и дело, что роман выносился весь до мельчайших сцен и подробностей и оставалось только записывать его». Об этом же вспоминал Гончаров и в «Необыкновенной истории»: «В голове у меня был уже обработан весь роман окончательно — и я переносил его на бумагу, как будто под диктовку. Я писал больше печатного листа в день».
В Ленинградской Публичной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина сохранилась первоначальная, черновая рукопись «Обломова». Судя по надписи, сделанной на обложке этой рукописи рукой Гончарова — «Начата в конце сороковых годов — окончена в 1857 году», — это именно тот текст, над которым работал писатель летом 1857 года в Мариенбаде. Черновая рукопись имеет существенные отличия от напечатанного в «Отечественных записках» текста романа. Подготовляя роман для печати, Гончаров уточнял характеристики действующих лиц, устранял длинноты, отчасти изменил композицию. Из романа был исключен Андрей Павлович Почаев, занимавший в первоначальном тексте существенное место, а его функция в окончательном варианте романа передана Штольцу. Черновая рукопись полна заметками на полях, часть из которых в дальнейшем была развита в сцены. Различия между текстом первоначальной рукописи и текстом «Отечественных записок» дают основание считать, что уже после того, как «Обломов» в 1857 году был закончен, Гончаров в следующем, 1858 году еще раз решительно переработал его.
В изображении Обломова и обломовщины как социального явления Гончаров опирался на реальную действительность, на факты, почерпнутые из жизни. Вспоминая свое детство, рассказывая о помещичьем быте, который он наблюдал еще ребенком, Гончаров писал: «Мне кажется, у меня, очень зоркого и впечатлительного мальчика, уже тогда, при виде всех этих фигур, этого беззаботного житья-бытья, безделия и лежания, и зародилось неясное представление об «обломовщине» (Воспоминания «На родине», см. т. 7 наст. изд.). «...В лице Обломова — пред нами правдивейшее изображение дворянства...» — писал Горький (М. , История русской литературы, М. 1939, стр. 120).
На замысле романа бесспорно сказалось влияние идей Белинского. «Беллетристы, изображавшие в повестях и очерках черты крепостного права, — признавался Гончаров, — были, конечно, этим своим направлением более всего обязаны его горячей — и словесной, и печатной проповеди» (И. А. Гончаров 209).
«Обломова», на его основной антикрепостнической идее, нужно считать выступление Белинского по поводу «Обыкновенной истории» Гончарова. Подробно разбирая этот роман в статье «Взгляд на русскую литературу 1847 года» и анализируя образ дворянского романтика, «лишнего человека», без оснований претендующего на почетное место в жизни, Белинский дополнил характеристику Адуева младшего целым рядом черт, которые отсутствуют у героя «Обыкновенной истории». Белинский подчеркнул полнейшую бездеятельность такого романтика во всех сферах жизни, барское желание «не унизиться до сходства с обыкновенными людьми», его лень и апатию. Требуя беспощадного разоблачения такого героя, Белинский указывал и на возможность иного, чем в «Обыкновенной истории», завершения романа. Белинский писал: «Автор имел бы скорее право заставить своего героя заглохнуть в деревенской дичи в апатии и лени...» (В. Г. Белинский, Собр. соч. в трех томах, т. III, М. 1948, стр. 829). При создании образа Обломова Гончаров несомненно воспользовался целым рядом характеристических черт, намеченных Белинским в статье по поводу «Обыкновенной истории». (Добролюбов также указывал на лень и апатию Обломова как на «единственную пружину действия во всей его истории».)
«Обломовым» относится к периоду, когда Гончаров был лично близок к Белинскому и находился под значительным воздействием антикрепостнических идей великого революционного критика, окончание же работы над романом и его выход в свет — к периоду нового подъема общественного движения в России, периоду деятельности Чернышевского и Добролюбова.
Опубликованный в 1859 году «Обломов» с его резко выраженной антикрепостнической направленностью был встречен как важнейшее общественное событие. Как указывала «Правда» в статье, посвященной 125-летней годовщине со дня рождения Гончарова, «Обломов» «появился в эпоху общественного возбуждения, за несколько лет до крестьянской реформы, и был воспринят как призыв к борьбе против косности и застоя» («Правда» от 17 июня 1937 г.). Сразу же после выхода в свет роман явился предметом обсуждения в критике и среди писателей.
Н. Толстой в апреле 1859 года писал А. В. Дружинину: «Обломов — капитальнейшая вещь, какой давно, давно не было. Скажите Гончарову, что я в восторге от Облом[ова]... Обломов имеет успех не случайный, не с треском, а здоровый, капитальный и невременный...» (Л. Н. Толстой 60, М. 1949, стр. 290). В майской книжке «Современника», то есть спустя месяц после опубликования «Отечественными записками» романа, появилась знаменитая статья Добролюбова «Что такое обломовщина?»
В годы революционной ситуации, когда, по определению В. И. Ленина, «...самый осторожный и трезвый политик должен был бы признать революционный взрыв вполне возможным и крестьянское восстание — опасностью весьма серьезной» (В. И. Ленин 5, стр. 27), Добролюбов воспользовался образом, созданным Гончаровым, для пропаганды революционно-демократических идей.
«родовых» черт дворянского ленивца и байбака, воссоздание которых позволило художнику «добиться того, чтобы случайный образ, мелькнувший перед ним, возвести в тип». В согласии с тезисом Белинского о том, что «создает человека природа, но развивает и образует его общество», Добролюбов указывал на «обстоятельства» жизни как на первопричину обломовской лени и косности. «Обломов не тупая, апатическая натура, без стремлений и чувств, — писал Добролюбов, — а человек, тоже чего-то ищущий в своей жизни, о чем-то думающий. Но гнусная привычка получать удовлетворение своих желаний не от собственных усилий, а от других, — развила в нем апатическую неподвижность и повергла его в жалкое состояние нравственного рабства». Причину этого великий критик видит прежде всего в том, что «Обломов, как барин, не хочет и не умеет работать и не понимает настоящих отношений своих ко всему окружающему».
Устанавливая черты «обломовского типа» в Онегине, в Печорине, в Бельтове и в Рудине, Добролюбов указывает на историческую обусловленность каждого из этих образов и различие их общественных функций в разные периоды. Добролюбов в особую заслугу Гончарову ставит разоблачительную тенденцию романа, низведение «лишнего человека» с «красивого пьедестала» в период, когда «уже настало, или настает неотлагательно, время работы общественной...»
Имея в виду, что обществу нужны решительные люди, способные к борьбе, критик писал: «...начинается деятельная неутомимая работа: рубят деревья, делают из них мост на болоте, образуют тропинку, бьют змей и гадов...» Этой иносказательной картиной критик-демократ напоминая о взлете общественного движения, о живой необходимости переходить от слов к делу.
Образом Обломова и обломовщины Добролюбов воспользовался для беспощадного осуждения либеральных болтунов и пустых фразеров, которые, как писал он, «обжираются плодами» в то время, когда народ начал прокладывать путь к будущему, не заботясь более об обломовцах, которые истинную деятельность на пользу народа подменяли бесплодными порывами и «погружались в ничтожество».
«Если я вижу теперь помещика, — писал Добролюбов, — толкующего о правах человечества и о необходимости развития личности, — я уже с первых слов его знаю, что это Обломов... Когда я читаю в журналах либеральные выходки против злоупотреблений и радость о том, что наконец сделано то, чего мы давно надеялись и желали, — я думаю, что это все пишут из Обломовки. Когда я нахожусь в кружке образованных людей, горячо сочувствующих нуждам человечества и в течение многих лет с неуменьшающимся жаром рассказывающих все те же самые (а иногда и новые) анекдоты о взяточниках, о притеснениях, о беззакониях всякого рода, — я невольно чувствую, что я перенесен в старую Обломовку...» Так расширительно понимая обломовщину, Добролюбов боролся с врагами демократии и призывал к революционным формам борьбы.
С исчерпывающей полнотой Добролюбов раскрывает и другие образы романа: Ольги Ильинской и Штольца. «Ольга, — пишет Добролюбов, — по своему развитию представляет высший идеал, какой только может теперь русский художник вызвать из теперешней русской жизни». Сравнивая Ольгу со Штольцем с точки зрения борьбы с обломовщиной, близости к веяниям «новой жизни», Добролюбов писал: «В ней-то более, нежели в Штольце, можно видеть намек на новую русскую жизнь; от нее можно ожидать слова, которое сожжет и развеет обломовщину...»
В образе Штольца Добролюбов увидел тип буржуазного дельца-предпринимателя, устроителя личного счастья, неспособного даже к мысли о счастье народном. Отмечая его постоянное стремление к приобретательству, Добролюбов пишет: «...как мог Штольц в своей деятельности успокоиться от всех стремлений и потребностей, которые одолевали даже Обломова, как мог он удовлетвориться своим положением, успокоиться на своем одиноком, отдельном, исключительном счастье... Не надо забывать, что под ним болото, что вблизи находится старая Обломовка, что нужно еще расчищать лес, чтобы выйти на большую дорогу и убежать от обломовщины. Делая ли что-нибудь для этого Штольц, что именно делал и как делал, — мы не знаем. А без этого мы не можем удовлетвориться его личностью... Можем сказать только то, что не он тот человек, который «сумеет, на языке, понятном для русской души, сказать нам это всемогущее слово: «вперед»!»
Добролюбов блестяще раскрыл социальный смысл романа и его огромную роль в борьбе с крепостничеством, с общественным застоем и рутиной. В романе, как писал Добролюбов, «сказалось новое слово нашего общественного развития, произнесенное ясно и твердо, без отчаяния и без ребяческих надежд, но с полным сознанием истины. Слово это — ».
Своей статьей об «Обломове» Добролюбов защищал принципы реализма в искусстве и выступал пропагандистом литературы, связанной с жизнью. Придавая огромное значение роману Гончарова, как глубоко реалистическому произведению, осветившему существенные стороны жизни и поставившему важные вопросы современности, Добролюбов отстаивал роман Гончарова от эстетских критиков, стремившихся истолковать его как произведение «чистого искусства», якобы не имеющее сколько-нибудь серьезного общественного значения. «Мы никогда не согласимся, — писал он, — чтобы поэт, тратящий свой талант на образцовое описание листочков и ручейков, мог иметь одинаковое значение с тем, кто с равною силою таланта умеет воспроизводить, например, явления общественной жизни».
Многократные признания Гончарова устанавливают, что автор романа был удовлетворен статьей Добролюбова. В письме к П. В. Анненкову 20 мая 1859 года Гончаров писал: «Взгляните, пожалуйста, статью Добролюбова об «Обломове», мне кажется, об обломовщине, то есть о том, что она такое, — уже сказать после этого ничего нельзя».
«Лучше поздно, чем никогда» (1879) Гончаров писал: «Я не остановлюсь долго над «Обломовым». В свое время его разобрали и значение его было оценено, и критикой, особенно в лице Добролюбова, и публикою, весьма сочувственно» (И. А. Гончаров 159).
Далекий от революционных позиций Добролюбова, Гончаров не смог возразить и против той революционной заостренности, которую придал критик своему объяснению образа Обломова и обломовщины.
«Русском педагогическом вестнике». Отмечая, что в романе «ставится обширная, общечеловеческая психологическая задача...», «затронуты... жизненные, современные вопросы», критик писал: «Обломов», по всей вероятности, составит эпоху в истории русской литературы: он отражает в себе жизнь русского общества в известный период его развития. Имена Обломова, Штольца, Ольги сделаются нарицательными».
В особую заслугу Гончарову Писарев ставил «воспроизведение господствующей болезни нашего времени, обломовщины». Людей, подобных Обломову, Писарев называл «жертвами исторической необходимости» и указывал, как и Добролюбов, на целый ряд общественных факторов, определивших характер Обломова.
Иные оценки романа встречаются в последующих статьях Писарева («Писемский, Тургенев и Гончаров», 1861, и «Женские типы в романах и повестях Писемского, Тургенева и Гончарова», 1861). Вопреки своей прежней оценке, Писарев считает теперь роман Гончарова далеким от задач современности. По мнению Писарева, в определении характера Обломова «скрыто от глаз читателя... влияние общества на личность героя». Писарев ставит в упрек автору «Обломова» то, что он «холоден, его не волнуют и не возмущают крупные нелепости жизни» (Д. И. 1, М. 1934, стр. 114—184). Исходя, повидимому, из широко известного высказывания Белинского при анализе «Обыкновенной истории» (в статье «Взгляд на русскую литературу 1847 года») о том, что у Гончарова «нет ни любви, ни вражды к создаваемым им лицам», Писарев обвиняет Гончарова в «игнорировании человеческих и гражданских интересов».
«субъективного элемента», Белинский уже при анализе первого романа Гончарова прежде всего подчеркивал огромное общественное значение «Обыкновенной истории». В еще большей мере эти высказывания Белинского о значении творчества Гончарова могут быть отнесены к «Обломову», что и было блестяще продемонстрировано в знаменитой статье Добролюбова.
В противоречивых суждениях Писарева о романе Гончарова сказались слабые стороны литературных взглядоз этого периода творчества критика. Однако оценка художественного значения романа остается неизменной. «Таланту Гончарова, — указывал Писарев, — должно отдать полную дань удивления: он умеет удерживать нас на этом крошечном уголке в продолжение целых сотен страниц, не давая нам ни на минуту почувствовать скуку или утомление; он чарует нас простотой своего языка и свежей полнотой своих картин».
Эстетская и реакционная критика 60-х годов пыталась идеализировать обломовщину и представить роман Гончарова лишенным разоблачительной силы. Критики консервативного направления видели в Обломовке идеал человеческого существования и воспринимали гончаровский роман не как сатиру на крепостнический уклад жизни, а как поэтическое изображение патриархальной старины. Критик А. В. Дружинин («Библиотека для чтения» за 1859 год, № 12) пытался представить Гончарова сторонником теории чистого искусства.
он создал представление о романе Гончарова как о произведении обличительного характера. В начале XX века критик эстетского направления Айхенвальд повторил многие утверждения Дружинина, в том числе о преобладании в «Обломове» поэтической детализации,
Реакционная критика неизменно защищала обломовщину, видя в ней воплощение устоев старины, и пыталась затушевать представление об обломовщине как явлении социального паразитизма.
История подтвердила справедливость взгляда Добролюбова, указавшего на огромное общественное значение «Обломова» и поставившего его на одно из самых высоких мест в русской литературе. «...В изображении отживающего дворянства, — писала «Правда» в 1913 году, — «обломовщины» — он (Гончаров — К.» («Дооктябрьская «Правда» об искусстве и литературе», М. 1937, стр. 19) «Обломов» и «обломовщина» стали нарицательными именами для представителей... дореформенного дворянства и строя его жизни» ( 162).
Образом Обломова часто пользовался в своих статьях В. И. Ленин — при определении патриархально-крепостнического помещичьего хозяйства (В. И. 3, стр. 182, 269), при анализе политической обстановки (, т. 5, стр. 311; т. 11, стр. 423), в борьбе с меньшевиками, с попыткой их умалить и принизить руководящую роль партии и ослабить партийную дисциплину (, т. 7, стр. 362). В статье «Еще один поход на демократию» (1912) В. И. Ленин обличал «...гнилые, барски-обломовские иллюзии» либеральных народников, чуждые революционным задачам демократического движения масс (там же 18, стр. 286).
И. Ленин упоминает обломовщину как наследие капиталистического строя, вредный пережиток старой психологии, проявляющийся прежде всего в боязни всего нового и передового. Ленин призывал беспощадно бороться с такими проявлениями обломовщины, как халатность, безделье, отсталость, патриархальщина, организационная неразбериха; «...старый Обломов остался И. Ленин в 1922 году, — и надо его долго мыть, чистить, трепать и драть, чтобы какой-нибудь толк вышел» (, т. 33, стр. 197).
При подготовке первого «Полного собрания сочинений» (изд. Глазунова, 1884 г.) в текст «Обломова» Гончаров внес исправления. Поправки шли по линии уточнений и сокращений отдельных мест романа; в диалогах на протяжении всего романа убраны часто повторяющиеся слова «сказал», «говорил» и т. д. В «Полном собрании сочинений» 1887 года, по сравнению с изданием 1884 года, сделаны лишь незначительные поправки стилистического характера.