Малыгина Т. В. Эволюция «идеальности» у Гончарова // Гончаров И. А.: Материалы Международной конференции, посвященной 190-летию со дня рождения И. А. Гончарова / Сост. М. Б. Жданова, А. В. Лобкарёва, И. В. Смирнова; Редкол.: М. Б. Жданова, Ю. К. Володина, А. Ю. Балакин, А. В. Лобкарёва, Е. Б. Клевогина, И. В. Смирнова. — Ульяновск: Корпорация технологий продвижения, 2003. — С. 218—225.
«ИДЕАЛЬНОСТИ» У ГОНЧАРОВА
Эпистолярное наследие Гончарова является чрезвычайно важным для понимания мировосприятия романиста. Значительное место в его письмах и статьях уделено таким понятиям, как «идеал», «идеальный», «идеалист». Представления писателя об идеальности в 1840—1850-е годы существенно отличаются от его воззрений в 1860—1880-е годы. Цель статьи — проследить эволюцию взглядов Гончарова на «идеальность» на материале опубликованных писем и литературно-критических статей (анализ романов в наши задачи не входит).
В письме к С. А. Никитенко от 21 августа 1866 года мы читаем: «...с той самой минуты, когда я начал писать для печати, у меня был один артистический идеал: это — изображение честной, доброй, симпатичной натуры, в высшей степени идеалиста, всю жизнь борющегося, ищущего правды, встречающего ложь на каждом шагу, обманывающегося и, наконец, впадающего в апатию и бессилие от сознания слабости своей и чужой, вообще человеческой натуры»*1«высшей степени идеалисте» Гончаров видит человека, который никогда и ничем не удовлетворится, не остановится на достигнутом, которому присуще постоянное движение вперед, при ежеминутной борьбе с обманчивыми надеждами, с мучительными преградами. В письме к А. Ф. Кони от 22 июля 1882 г. писатель, определяя свойства «артистической натуры», назвал ее «нервною, впечатлительною», ибо «страданье в разных видах, без внешних, грубых причин есть постоянный спутник этих натур...»*2. «Артистическим», по Гончарову, является восприимчивый человек, который живет преимущественно своей внутренней жизнью, интересами ума и сердца. Материальное благосостояние, общественное положение, внешнее благополучие не могут принести ему полного удовлетворения. «От натур не впечатлительных, не нервных, — пишет Гончаров А. Ф. Кони, — Вы нередко услышите, и, вероятно, слыхали много глупых упреков в этом роде: «чего ему не достает! И то есть, и другое, и жалованье хорошее, и положение в обществе и т. д., а он все недоволен, все хнычет!»*3 «артистическая» личность стремится сочетать служение своему делу, исполнение насущных обязанностей с верностью заветным общечеловеческим ценностям. Для нее внешние интересы (практические, материальные) не являются целью и содержанием жизни, на первом плане — духовные устремления. Это натура исторически и социально не ограниченная, со своей системой ценностей, с высоким моральным сознанием.
Тип «в высшей степени идеалиста» представлен в творчестве Гончарова Александром Адуевым («Обыкновенная история»), Ильей Ильичем Обломовым («Обломов») и Борисом Райским («Обрыв»).
«идеалистам». В письме к С. А. Никитенко от 8 (20) июня 1860 года он признается: «Представьте себе донкихотскую борьбу лет тридцать с жизнию, представьте при этом идеальное, ничем, ничем не сокрушимое направление, представьте беспрерывное падение, обман за обманом, охлаждение за охлаждением, антиидеальные столкновения в внешней жизни и такое же отчаянное неудовлетворение в жизни внутренней <···> и в этой борьбе вся жизнь» (8, 286). В этом же письме содержится объяснение того, почему романист не принимает современную ему действительность, существующий порядок вещей: его возмущают «пустота и разврат общественной жизни», «мелкое тщеславие», заменяющие «всякие разумные стремления», желание «занимать выгодные места и чины» и наслаждаться этим «в ущерб чести, нравственности» (8, 285). Не приемля «маленьких, пошленьких благ», «вне сферы» которых люди «ничего не признают и никогда из нее не выглядывают» (8, 287), Гончаров считал, что материальное благополучие и выгоды никак не могут сами по себе составлять человеческого счастья, они не должны становиться собственно целью и содержанием человеческой жизни. Писатель считал, что практические и общественные заботы человека должны подчиняться «вечным» интересам его духовного и нравственного совершенствования.
Современными исследователями творчества Гончарова аргументированно доказано, что основополагающим для писателя является идеал гармоничного человека (А. М. Буланов, В. И. Мельник, В. А. Недзвецкий и др.). В эпистолярном наследии и статьях Гончарова содержатся размышления писателя о «целостности» человеческой личности. Так, письмо от 26 июня 1869 года к С. А. Никитенко свидетельствует о том, что гармоничным, по Гончарову, является человек, в котором сочетаются «ум в союзе с сердцем и с высокой человеческой обработанностью» (8, 368). Мышление рассудка, чувствования сердца и хотение воли — вот, по Гончарову, три главных качества, составляющих цельность человеческой личности. Ум и сердце не могут поглощаться друг другом, их интересы должны не раздваиваться, а развиваться в постоянной связи между собой. Чем гармоничнее соотносятся ум и сердце, тем более человек приближается к идеальному состоянию.
В поисках идеальной человеческой личности Гончаров «взвешивал» достоинства и недостатки как «человека ума» так и «человека сердца», что непосредственно проявилось при создании им героев-антагонистов (Петр Адуев — Александр Адуев, Обломов — Штольц) в романах «Обыкновенная история» и «Обломов». Проявлением односторонности, неполноты писатель считал как увлечение чувствами, «когда сердце занято, а ум остается празден» (1, 132), так и преобладание в человеке здравого смысла, рассудка, когда «сердцу чужды все порывы любви, дружбы, все стремления к прекрасному...» (1, 73). В статье «Лучше поздно, чем никогда» Гончаров подчеркивает, что человеку нужно иметь сердце и дорожить им, «если не выше, то наравне с умом» (8, 135). Писатель пытается найти синтез общечеловеческих, идеальных жизненных стремлений с практическими и общественными заботами нового времени. В вышеназванной статье Гончаров, объясняя замысел «Обыкновенной истории», отметил, что «в встрече мягкого, избалованного ленью и барством мечтателя-племянника с практическим дядей — выразился мотив, который едва только начал разыгрываться в самом бойком центре — в Петербурге. Мотив этот — слабое мерцание сознания необходимости труда, настоящего, не рутинного, а живого дела в борьбе с всероссийским застоем» (8, 108).
«Обыкновенной истории» Гончаров показал односторонность и несостоятельность противоположных жизненных позиций прагматика-дяди и романтика-племянника. Рационализм, скептическая трезвость, утилитаризм, культ дела Петра Адуева и мечтательный, сентиментальный идеализм Александра Адуева являются взаимоисключающими качествами человеческой натуры. Верно замечает В. М. Маркович: «Вчерашний проповедник расчетливости и практицизма переживает драму и сомневается в своей правоте. А вчерашний романтик приходит к пошлому и самодовольному делячеству, карьеризму и т. п. Оба жизненных кредо потерпели поражение перед лицом действительности»*4«Обыкновенной истории» ставит вопрос о внутренних основаниях культа дела, труда, трезвого знания и ограниченности сентиментального мировосприятия.
Эту мысль писатель развивает и в романе «Обломов», в котором Гончаров в образе главного героя показал «воплощение сна, застоя, неподвижной, мертвой жизни — переползания изо дня в день...» (8, 113), уличал старое общество в дремоте. Образцом ума, силы, умения управлять собой является Андрей Штольц. Своему герою Штольцу автор передает собственные мысли о назначении и роли человека в обществе, о важности гражданского служения «пока станет сил», потому что России нужны «руки и головы для разрабатывания неистощимых источников». Устами Штольца писатель проводит чрезвычайно важную мысль о необходимости единения «практических способностей с тонкими потребностями духа». Под «практическими способностями» Гончаров понимал умение находить прямое дело, выполнять его несмотря ни на какие трудности и препятствия, стремиться к намеченной цели и достигать ее.
Важное место в этико-философской позиции Гончарова занимает категория труда, который должен доставлять человеку наслаждение, удовольствие и радость. В письме к Е. А. и С. А. Никитенко от 14 (26) июня 1860 года автор рассуждает: «...только при несовершенстве нашего общественного устройства и воспитания мы становимся в положение заниматься нелюбимым и скучным делом, что прогресс воспитания должен именно состоять, между прочим, и в том, чтоб следить и распознавать способности ребенка и готовить его к тому, к чему он склонен, а кто к чему склонен, тот в том труде найдет и счастье» (8, 290). По мысли Гончарова, у каждого человека должно быть свое необходимое, насущное дело, которое нужно неуклонно выполнять, каким бы трудным оно ни являлось. В этом же письме автор замечает, что «всякое дело, как бы оно не улыбалось, будет иметь, как труд, свою долю скуки, потому что потребует терпения, одоления и борьбы» (8, 290). К тому же, с точки зрения писателя, труд должен быть одухотворен «свыше предназначенной», а не меркантильной целью, соотноситься с «тонкими потребностями духа», под которыми автор подразумевал способность человека возвыситься над объективной реальностью, идеально отрешиться от своей эмпирической природы. Письмо романиста от 1853 года к И. И. Льховскому свидетельствует о том, что Гончаров ратовал за сохранение в человеческой личности прежде всего «первоначальной чистоты» и «аромата души и сердца» (8, 211), потому что только при сохранении человеком этих качеств возможно познать «всеобъемлющую» любовь, постичь «высшее» благо. Доброта, чувствительность, человечность есть проявления сердца, которое играет существенную роль в духовной жизни человека.
В «Обломове», рисуя Штольца, Гончаров хотел представить новый положительный тип русского прогрессивного деятеля, совмещающего в себе как самые лучшие западнические тенденции, так и русскую духовную глубину. В статье «Лучше поздно, чем никогда» писатель подчеркнул: «Я взял родившегося здесь и обрусевшего немца и немецкую систему неизнеженного, бодрого и практического воспитания» (8, 116). В образе Андрея Штольца Гончаров хотел показать человека земного, реального и вместе с тем высокоодухотворенного, чуждого любой ограниченности. В науке по-разному интерпретируется образ Штольца. По мнению П. Тиргена, Штольц приближается к идеалу «прекрасного характера», так как он «ставит идею долга над случайной склонностью и потом соединяет их в гармоническом синтезе»*5 А. Недзвецкий, который полагает, что «замысел гармонической, реально-поэтической личности в фигуре Штольца не получил в романе адекватного художественного воплощения»*6 В. Мельник также считает, что романисту не удалось воплотить идеальную творческую мечту — найти гармоничный синтез «естественного» («сердечного») человека с «общественным» (рациональным, прагматическим, деловым)*7. В 1840—1850-е годы основополагающей в мировоззрении Гончарова является мысль о необходимости прогресса, практического дела, что однако не снижает значимости сердечной жизни. Ратуя за социальный прогресс, общественное и экономическое обновление России, писатель противопоставил косности, отсталости новые прогрессивные веяния времени.
Представления Гончарова об «идеальности» в 1860-е годы значительно изменились, и связано это было с духом времени. 60-е годы XIX столетия явились переходным периодом в жизни России, который ознаменовался преобразованиями не только в общественно-политической и социально-экономической сферах жизни, но и в науке, искусстве, литературе. Гончаров всегда отстаивал необходимость научного и умственного прогресса. Прямое доказательство этому мы находим в письме к Е. П. Майковой от 16 мая 1866 года: «Ужели мы в последнее десятилетие не думали и не страдали от того, что общественная наша жизнь и мысль дремлют и коснеют, что на стихах и любви мы далеко не уедем, разве не сознавались мы, что мы невежды, что мы рабы лени и праздности и что мы нищие и духом и карманом?»*8
в научных знаниях с духовно-нравственным развитием и считали, что если в науке происходит постоянное расширение круга познания, открываются новые научные истины, то и в духовно-нравственной сфере неизбежно отрицание нравственных идеалов прошлого. В «Предисловии к роману «Обрыв» Гончаров прямо высказал свое несогласие с позитивистами: «Мыслители говорят, что ни заповеди, ни Евангелие ничего нового не сказали и не говорят, тогда как наука прибавляет ежечасно новые истины. Но в нравственном развитии дело состоит не в открытии нового, а в приближении каждого человека и всего человечества к тому идеалу совершенства, которого требует Евангелие, а это едва ли не труднее достижения знания» (6, 440—441). Нравственный прогресс, по Гончарову, состоит не в открытии новых идеалов человеческого совершенства, а в приближении всех и каждого к тем богооткровенным истинам, которые даны человеку свыше и которые должны быть незыблемыми и неизменными во все времена. В учении позитивистов Гончаров не принял также отрицание свободы воли. В «Необыкновенной истории» романист с возмущением писал: «Разум и его функции — оказываются чистой механикой, в которой даже отсутствует свободная воля! Человек не повинен, стало быть, ни в добре, ни в зле: он есть продукт и жертва законов необходимости, никем не начертанных, а прямо поставленных слепою природой и устраняющих Бога и все понятия о миродержавной силе» (7, 400—401). Согласно христианскому учению, Богом в человеке изначально заложено сознание того, что хорошо, а что плохо, что является добром, а что злом. Соответственно, по мнению Гончарова, человек свободен в своем выборе, и, по какому пути он пойдет, зависит от него, от его внутренней силы и воли. Каждый человек ответственен за свои поступки. Не приемля взглядов позитивистов на человеческую природу, отрицания ими нравственных и духовных ценностей, в «Необыкновенной истории» Гончаров отстаивал идеал человека, который «проснется бодрее, после тяжких опытов, умнее и здоровее — и воротится все к той же неугаданной, таинственной, трудной и страдальческой жизни — и поднимет опять из праха все доброе, что свергли неистовые новаторы, и поставит на свое место и станет веровать еще более, сознательно и разумно» (7, 401—402).
В письме к С. А. Никитенко от 23 июня (4 июля) 1860 года Гончаров высказал мысль о том, что «...любовь ведь первый долг... тут и любовь матери, сына, мужа, жены и просто вообще любовь к ближнему» (8, 293). Чувство любви, с точки зрения писателя, неотделимо от долга. «Вы хотите “поддерживать несчастных, отирать слезы, помогать, быть полезной” и прочее, — писал романист С. А. Никитенко, — да ведь это все надо делать любя, а не с высоты какой-то евангельской гордости (там нужно смирение), а чуть захотите смириться, сейчас же упадете с облаков и делаетесь человеком или человечицей, то есть будете любить и любя наслаждаться, любя творить доброе и, творя доброе, все-таки будете наслаждаться» (8, 292). Гончаров, отрицая аскетическое самопожертвование, самоотречение, полагал, что каждый человек должен неуклонно выполнять свой долг, приносить людям добро, быть полезным, но делать это нужно любя, в соответствии со своими внутренними потребностями. Романист считал неестественным нести только тягость долга и уклоняться от его приятной стороны: «Суровость долга должна быть смягчена, разбавлена наслаждениями», — писал Гончаров С. А. Никитенко (8, 292). Писатель утверждал, что для исполнения долга нужен не только ум, знания и мужественность, но и теплота души и сердца. В вышеупомянутом письме к С. А. Никитенко Гончаров подчеркивал, что из жизни нельзя исключать наслаждений: «...понадобятся также и чувство, сердце, радости, Ваше счастье, чтоб дать счастье другим...» (8, 292). Основополагающим понятием в этических взглядах Гончарова является гармония. Человек должен жить в гармонии с самим собой и окружающим миром, должен избрать такой долг, который бы вытекал прежде всего из потребностей его души и сердца, приносил бы ему моральное удовлетворение.
В статье «Заметки о личности Белинского» романист писал о важности «нравственной вулканической внутренней работы» (8, 83), под которой понимал стремление к развитию, движению, совершенствованию, ибо человек, находящийся в движении, несет на себе отпечаток идеала. В письме к С. А. Никитенко от 8 (20) июня 1860 года Гончаров писал: «...человек идет дальше и, следовательно, живет; а можете ли вы представить себе человека, вполне удовлетворившегося, остановившегося?» (8, 287).
силой и, с другой стороны, должно преодолевать противодействие других, противонравственных сил человеческого духа. В письме к С. А. Никитенко от 21 августа (2 сентября) 1866 года мы находим суждения Гончарова о необходимости духовного и нравственного совершенствования человека: «...самоулучшение, и без любви, есть наш долг — и кто мыслит, чувствует по-человечески, тот не может не страдать от своего и чужого несовершенства...» (8, 318). Гончаров ратует за развитие высоких моральных качеств в человеке и в отношениях между людьми, за внутреннее обновление человеческой личности. В этом же письме к С. А. Никитенко романист утверждал, что идеалом нравственного совершенства является Бог: «Мы и любим совершенство нравственное — на этом основана наша любовь к Богу, как к идеалу этого совершенства» (8, 317). Соответственно подлинная нравственность есть присутствие Бога в человеке, нравственность не как закон, не как исполнение только трансцендентной воли Бога, а как конкретная жизнь, как живое субстанциальное начало, имманентно присущее нашему бытию. Вне богочеловеческой основы человеческого существа нет вообще нравственной жизни, нет начала, которое формирует, объединяет и совершенствует человеческую жизнь. Гончаров был убежден, что «в нас есть что-то, что нас привязывает к чему-то невидимому», что мы «не потеряем никогда этого таинственного влечения, связующего нас с мировой силой» (8, 317). С точки зрения писателя, человек есть некая духовная субстанция, имеющая неизмеримые глубины, изнутри соприкасающаяся с абсолютной, сверхчеловеческой реальностью и несущая ее в себе. В статье «Христос в пустыне» Гончаров утверждал божественную сущность человека: «В образе Христа можно и должно представлять себе все совершенства — но выражавшиеся в чистейших и тончайших человеческих чертах!» (8, 68). Совершенным, по мысли писателя, является человек, которому присущи «черты высшей мудрости, высшей благости и кротости, чистоты душевной и высоких помыслов...» (8, 68). Человек есть существо самопреодолевающее, преобразующее себя самого. Духовная жизнь человека, будучи в своей основе жизнью в Боге, есть всеобъемлющая полнота жизни. Именно «нескончаемая» деятельность «духа», «бескорыстное влечение» человека «искать и создавать красоту в себе самом» открывает ему, по мысли Гончарова, «светлую таинственную даль» к «идеалу чистой человеческой красоты» (6, 203).
личности, приближение каждого человека к идеалам, начертанным в Евангелии.
В период создания романов «Обыкновенная история» и «Обломов» Гончаров ратовал за просвещение, реформы, за внесение в русскую жизнь активного, деятельного начала. Эволюция идеальности писателя прослеживается при создании им женских образов. В период написания «Обрыва» автор от идеи западнического прогресса приходит к утверждению христианских истин. Отстаивая сохранение исконно русских идеалов нравственности и духовности, христианскую концепцию человека, писатель возвращает Веру к вечным ценностям, ведущим к Богу.
*1Гончаров И. А. т. М., 1980. Т. 8. С. 318. Далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием тома и страницы.
*2 А. Гончаров. Новые материалы и исследования // Литературное наследство. Т. 102. М.: ИМЛИ РАН, «Наследие», 2000. С. 477.
*3И. А. Гончаров. Новые материалы и исследования // Литературное наследство. Т. 102. М.: ИМЛИ РАН, «Наследие», 2000. С. 477.
*4 В. М. С. Тургенев и русский реалистический роман XIX в. Л., 1982. С. 84.
*5Тирген П. Обломов как человек-обломок // Русская литература. 1990. № 3. С. 23.
*6 В. А. А. Гончарова. М., 2000. С. 34.
*7Мельник Т. В. А. Гончаров и французские просветители (Вольтер и Руссо) // Гончаровские чтения. 1994. Ульяновск, 1995. С. 68.
*8И. А. Гончаров. Новые материалы и исследования // Литературное наследство. Т. 102. М.: ИМЛИ РАН, «Наследие», 2000. С. 394.