ГЛАВА 6
«МЕХАНИЗМ» ЖИЗНИ И «МЕХАНИЗМ» РОМАНА
(«ТЫСЯЧА ДУШ» А. Ф. ПИСЕМСКОГО И «УНИЖЕННЫЕ
» Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО)
Достоевский и Писемский в романах «Униженные и оскорбленные» и «Тысяча душ» воспроизводят широкую картину русской жизни, показывают действующие в ней силы. Сюжеты этих романов, конфликты в них и группировка действующих лиц служат не только обрисовке судьбы отдельной личности, но и выражают авторское понимание борьбы противоположных сил, управляющих жизнью общества, судьбой его отдельных представителей. Непосредственное изображение общества как целого, проникновение в его «механизм» становится предметом романов Писемского и Достоевского.
Речь идет не о том, что в этих романах есть «вставные» картины общественной жизни, общественных отношений, которые даны о авторских отступлениях или рассуждениях героев. Подобные элементы, составляющие фон, всегда присутствуют и в романах «персональных», рисующих судьбу отдельных личностей. Писемский и Достоевский, отходя от этих традиций, создают такую романическую систему, которая сама по себе отражает общий «механизм» жизни. Это значит, что романист не по ходу сюжета вводит картины общественной жизни и рассуждения о ней, а самим ходом сюжета создает определенную концепцию, художественный образ всего процесса общественной жизни. Писемский осознавал противоположность своих романов тургеневским именно с этой точки зрения. Подобно Гончарову, он говорил, что Тургенев «только эпизодики пишет, а я создаю целую жизнь в своем романе — это поважнее».*71
В центре романа у Писемского и Достоевского ставится не лицо, а событие, будничное происшествие, обыкновенная жизненная история. События вбирают в свой водоворот личные судьбы многих героев и ставят их в необходимость соответствующим образом действовать, мыслить и чувствовать (ссора князя Болконского с Ихменевым в «Униженных и оскорбленных» как исходное событие, определившее основную линию развития сюжета). Как правило, такой «событийный» роман становится сложным, многосюжетным эпическим организмом со многими главными и второстепенными лицами, поставленными в крайне изменчивые отношения. Мир деяний, поступков и ситуаций, раскрывающийся в романах Писемского и Достоевского с внутренним драматизмом, становится главным предметом их изображения.
На пути разработки подобной формы романа были свои трудности. Главная из них заключалась в том, чтобы добиться средствами сюжета и композиции воспроизведения общей картины процесса жизни и не допускать всякого рода описаний, отступлений, рассуждений, перебивающих и отягощающих сюжет, нарушающих органичность художественного целого. Писемский в романе «Тысяча душ» не вполне преодолел эти трудности. В романе есть описательность, неорганичность в воспроизведении картины общественной жизни, сказываются в нем сильный дидактический тон, нехудожественно выраженные тенденциозность, обличительство. Однако сейчас важно отметить не эти неудачи романиста, а определившуюся у него тенденцию — самой структурой романа передать весь «механизм» жизни, полный образ общества. Этой тенденции принадлежало большое будущее в истории русского романа, в истории совершенствования его метода.
человеческих поступков, чувств и отношений. Оподление человеческой личности вследствие безумной погони за наживой и карьерой — таков существеннейший процесс жизни в изображении Писемского и Достоевского в романах «Тысяча душ» и «Униженные и оскорбленные». В этих романах применен метод беспощадного срывания масок, обнажения закулисных, тайных побуждений. Откровенно циничная исповедь Волковского, его самодовольное копание в собственной грязной душе присущи и героям Писемского (князь Иван).
Между униженными и оскорбленными Достоевского и простыми, «естественными» натурами Писемского также есть определенное сходство. Прирожденные красота души и чуткость, непосредственность чувства и мысли, сердечность, неподкупность, способность к сопротивлению обстоятельствам и готовность к самопожертвованию, отвращение к эгоистическим, корыстным интересам составляют их существенные черты, которые высоко ценятся романистами.
И общие ситуации, изображаемые Писемским и Достоевским, имеют точки соприкосновения. В них, с одной стороны, дан мир наживы и карьеры, выгодных брачных сделок и спекуляций, грязных интриг и бесчеловечных поступков, а с другой — униженные и оскорбленные, жертвы подлости, простые и маленькие люди с большими сердцами, с искрой человечности. В такой расстановке действующих лиц проглядывал весь «механизм» буржуазно-помещичьего общества. Но если смысл романа Достоевского состоит в утверждении непреклонности, бескомпромиссности нравственных убеждений униженных и оскорбленных, то Писемского захватил процесс нравственного падения человека униженного мира и распада человечных отношений во всем обществе под воздействием внедряющихся в жизнь буржуазных отношений. В письме к А. Н. Майкову от 1 октября 1854 года Писемский так характеризовал замысел своего романа «Тысяча душ»: «Не знаю, писал ли я тебе об основной мысли романа, но во всяком случае вот она: что бы про наш век ни говорили, какие бы в нем ни были частные проявления, главное и отличительное его направление практическое: составить себе карьеру, устроить себя покомфортабельнее, обеспечить будущность свою и потомства своего — вот божки, которым поклоняются герои нашего времени, — все это даже очень недурно... но дело в том, что человеку идущему, не оглядываясь и не обертываясь никуда, по этому пути, приходится убивать в себе самые благородные, самые справедливые требования сердца, а потом, когда цель достигается, то всегда почти он видит, что стремится к пустякам, видит, что по своей прошедшей жизни подлец черт знает для чего».*72
«механизм» жизни обратил внимание Н. В. Гоголь, который в «Театральном разъезде после представления новой комедии» писал: «Всё изменилось давно в свете. Теперь сильней завязывает драму стремление достать выгодное место, блеснуть и затмить, во что бы то ни стало, другого, отмстить за пренебреженье, за насмешку. Не более ли теперь имеют электричества чин, денежный капитал, выгодная женитьба, чем любовь?».*73 Как бы по канве этого гоголевского высказывания Писемский пишет свой роман «Тысяча душ», глубоко связанный с поэмой «Мертвые души».
В истории Калиновича романист показал общий строй жизни современного ему русского общества. Писемский считает, что нравственные падения Калиновича, весь его крайне изменчивый в мучительный жизненный путь являются характерными для русского общественного быта и русского человека того времени. Автор романа «Тысяча душ» не выступает в качестве обвинителя своего героя. Он берет Калиновича под защиту, понимая, что падения и ошибки его объясняются всем характером современной русской и западноевропейской жизни, в которой «рыцари переродились» в торгашей, арены заменились биржами».*74 И нужно много испытать и много страдать, чтобы научиться находить в человеке ту «искру божью», «искру любви», «малейшую каплю добра», которые нашла Настенька, а затем и Калинович. Силой, управляющей человеком и жизнью всего общества, у Писемского выступают имущественные отношения, которые пробуждают корыстные, эгоистические интересы и расчеты, оподляют человека, уничтожают поэзию жизни и любви, высокие идеалы и человечность. Все это и выражено ходом развития сюжета в романе «Тысяча душ».
Открывается он счастьем любви в семейном кругу Годневых. Только капитан Флегонт Михайлович, этот носитель «естественной» мудрости, подозрительно относится к семейной идиллии и предчувствует возможность зла в отношениях Настеньки и Калиновича. Предчувствия простого и чуткого капитана сбылись. Калиновича и в минуты любви, счастья тайно гложет червь честолюбия. Он чувствует, что ему одной любви в тесном кругу семьи мало. Романист верно улавливает это стремление своего героя выйти на широкую арену общественной деятельности. Вместе с этим расширяются и рамки романа. Из круга семьи, губернского общества действие переносится в Петербург, в литературно-аристократический, а затем деловой, бюрократический мир. Характерно, что Писемский, в отличие от Герцена и Тургенева, не изображает или почти не изображает историю сближения Калиновича и Настеньки. Любовный сюжет и интимные отношения не являются главной пружиной в романе Писемского, они отходят на его периферию, уступая место прозаическим, но более сильно действующим побуждениям. В таком построении всего произведения Писемский следует Гоголю, у которого поэма «Мертвые души», эта эпопея современной жизни, лишена любовного сюжета. В основе ее лежит характерная для того времени история, совершающаяся не в рамках семейных отношений, а в масштабах всего русского общества, характеризующая это общество в ее социально-экономической и нравственной сущности. Основой структуры, сердцевиной эпопеи и романа у Гоголя и Писемского (а в драматургии — у Островского) являлся не любовный сюжет, не интимные отношения в рамках семьи, в среде близких и знакомых, в кругу родного гнезда, а такое событие, которое захватывает многих, вокруг которого разгораются страсти, происходит борьба, обнажающая материальные основы жизни в целом и связанные с ними чувства, побуждения и отношения.
жизни. Такой подход был очень важен, когда речь шла о крепостном строе и его последствиях, но он не мог открыть путь к объяснению всего механизма современного писателю русского общества. Тургенев иногда обращал внимание на среду, в которой сложился его герой (история жизни Лаврецкого до развернувшихся в романе событий). Как правило же, он говорил не о среде и укладе жизни, из недр которых вышел его герой, а об особом, неповторимом (и часто роковом!) стечении разнообразных обстоятельств его жизни, которые и определяют поведение, судьбы Рудина и Нежданова, Лаврецкого и Инсарова.
Писемского не столь интересует среда, из которой вышел его герой. Она не целиком определяет поведение, образ мыслей, всю философию жизни Калиновича, попавшего в сферу действия совершенно иных сил. Стечение обстоятельств его личной жизни тоже необыкновенно, и в нем тоже есть что-то роковое, неподвластное, враждебное герою. Но за всем этим стояла не скептическая философия жизни, согласно которой судьба выдающейся личности должна быть трагической в условиях русской жизни (как в некоторых романах Тургенева), а реальные отношения самой жизни, в которой действуют те силы-божки, о которых писали Гоголь и сам Писемский. В такой системе индивидуальная судьба героя отражает общественные отношения, индивидуальная психология становится психологией сословий, классов, групп.
У Гоголя ареной действий «подлеца» Чичикова, героя коммерческой аферы, стала вся Россия помещиков и чиновников. На арене столичной и губернской России, в кругу делового, бюрократического мира развернулся и Калинович. Хищник Чичиков действует побуждаемый жаждой наживы, в погоне за «мертвыми душами», источником обогащения. Его «деятельность» и «мораль» находят благодатную почву в жизни помещичьего и чиновничьего общества, а следовательно, позволяют проникнуть в тайное-тайных этого общества. Честолюбивый Калинович попадает в рабство к тем же темным силам, которые определяют поступки Чичикова. Потерпев поражение на благородном поприще литературы, он отдает себя во власть циничного дельца князя Ивана, женится на его любовнице, кривобокой Полине, а в сущности — на ее богатстве в «тысячу душ», затем делает сперва в столице, а потом в губернском городе блестящую чиновничью карьеру. Так совершилось полное нравственное падение Калиновича: измена чистой любви и благородному служению литературе во имя корыстной расчетливости и служебных успехов. Движущей силой в этом падении выступают «имущественные отношения», они пробуждают и развивают в Калиновиче эгоистические инстинкты. Но Писемский этим не ограничивается. В сюжете его романа совершается крутой поворот. Во второй части «Мертвых душ» Гоголь предполагал развернуть картину смирения и раскаяния Чичикова, его ухода с публичной арены в лоно тихого семейного счастья. Нечто подобное совершается и в романе «Тысяча душ». Калинович осознает свое падение, очищается и становится порядочным человеком. Драматические обстоятельства служебной деятельности и личной жизни приводят героя к полной катастрофе. Но они же способствуют его возрождению, приходу к той «тихой пристани», от которой он когда-то бежал. Романист хочет сказать, что честолюбивые мечтания, эгоистическая расчетливость приводят к позору и несчастьям. В этом итоге романа заключена дидактическая тенденция романиста. Грязному и злому миру, основанному на узких материальных интересах, низменных интригах, уродливой морали, цинизме и всеобщей продажности, Писемский пытается противопоставить людей, сохранивших нравственную чистоту и скромность, человечность и самобытность — все то, что разрушает буржуазная действительность. Писемский, подобно Достоевскому, воодушевлен стремлением разрешить противоречия жизни средствами нравственного очищения людей, их морального перерождения. Романист верит, что простой русский человек способен освободиться от растлевающих эгоистических соблазнов, стать строгим судьей собственных бесчестных поступков и темных увлечений.
Где же искать основания для такого перерождения? В ответе на этот вопрос Писемский обнаруживает глубокую ограниченность своего воззрения на жизнь. Источником возрождения у романиста является сам человек. В силу своей человеческой природы и под влиянием сложившихся обстоятельств он способен вдруг задуматься над собственной жизнью, и тогда она в его глазах предстанет в новом свете — обнаружится ее безнравственность, зло и пошлость. Осознание ложности своих прежних желаний дает человеку счастливое успокоение. Следовательно, «механизм» жизни (и романа!) управляется у Писемского не только имущественными отношениями и всеми теми страстями, которые порождаются ими. Действует у автора и другой могучий фактор, заключенный в нравственной природе русского человека.
В своем изображении жизни Писемский почти не обращается к психологическому анализу, к воспроизведению внутреннего мира человека. Его интересуют прежде всего действия, поступки, отношения, связи. Но совершенно очевидно, что полное раскрытие «внутреннего человека» средствами романа требовало исследования психологических основ внутренней жизни как вполне самостоятельной сферы действительности. Достоевский в истории русского романа впервые добился эпического воссоздания психического мира человека. Уже в романе «Бедные люди» он пытается осознать своеобразие своего художественного метода сравнительно с методом Гоголя. Белинский справедливо заметил, что влияние Гоголя в романе «Бедные люди» не распространяется дальше частностей, в целом же талант его автора отличается яркой самостоятельностью. Сам Достоевский в одном из писем к брату за 1846 год признался, что в нем находят «новую оригинальную струю» (Белинский и прочие). И далее он пишет: «...я действую Анализом, а не Синтезом, т. е. иду в глубину... разбирая по атомам, отыскиваю целое, Гоголь же берет прямо целое и оттого не так глубок, как я».*75
«по атомам» и одновременно владел синтезом. Сатирический метод Гоголя не исключал и анализа внутренней жизни. Однако предмет его поэмы, а также задачи, которые писатель ставил перед собою, ограничивали возможности психологического анализа. С этой точки зрения произведения Гоголя могли показаться Достоевскому не вполне глубокими. Автор романа «Бедные люди» дает художественно-психологическое исследование самосознания бедных, униженных и оскорбленных людей. Мир объективной действительности выступает у Достоевского отраженным в психике его героев, преломленным через сферу их представлений. От себя автор не характеризует внешний мир — его характеристика сливается с восприятием жизни у Девушкина.
При выполнении этих задач Достоевский избирает свой путь, неизвестный его учителям, и создает новые формы художественного психологического анализа, которые основываются не только на знании, опыте и наблюдении, но и на творческом воображении и вдохновении, на способности перевоплощения. Достоевский сумел перевоплотиться в открытый им внутренний мир забитых людей и тем добиться объективного воспроизведения их внутренней жизни. Указанная способность свидетельствовала о глубоко творческом характере дарования Достоевского, что предохраняло его от тенденциозных рассуждений и моральных сентенций, от поверхностного описательства и т. п. Автор «Бедных людей» устами Девушкина поставил вопрос, свидетельствующий о стремлении романиста по-новому подойти к освещению жизни «забитых существований». С его точки зрения, необходимо преодолеть будто бы бессердечно-комический, беспощадно-откровенный и безучастный тон повести Гоголя и интимно слиться с изображаемым миром, взглянуть на этот мир глазами его представителей, озарить жизнь их чувствами и страстями, найти высший нравственный смысл их существования. Здесь и была заложена возможность перехода от романа «Бедные люди» к роману «Униженные и оскорбленные».
Внутренний мир бедных людей в первом романе Достоевского непосредственно связан с их социальным бытием и материальным положением. Внешний мир дан через их восприятие, но в этом мире они видят прежде всего социальные контрасты и на этой почве осознают и свое положение в обществе. Но уже в некоторых произведениях 40-х годов Достоевский обратился к изображению внутреннего мира человека вне непосредственной его связи с общественной действительностью. В записках Неточки Незвановой и маленького героя Достоевский впервые приступил к изображению психологических глубин души человека. Эта определившаяся тенденция была продолжена Достоевским в конце 50-х годов, в романе «Униженные и оскорбленные».
Характерный для Достоевского конфликт бедных и богатых сохранился и в структуре нового романа, но теперь этот конфликт перенесен в плоскость душевных качеств и отношений. В новом романе Достоевского на первом плане стоят не социальные картины бедности и богатства, общественных контрастов, играющих существенную роль в структуре «Бедных людей», а моральные контрасты мерзости и благородства.
Достоевский, как и Писемский, создал роман с сильно развитой фабулой, почти отсутствующей у Гончарова (до «Обрыва»). Цепь занимательно и увлекательно развивающихся событий составляет основу его сюжета. В центре этих событий — ссора, а затем драматически острое столкновение бедного дворянина Ихменева с князем Волковским. Все это у Достоевского является лишь событийной стороной романа, которая необходима ему не только для возбуждения интереса у читателей, но и для решения его главной задачи художника-психолога, постигающего глубины человеческой души. Ссора и ее перипетии направляют развитие сюжета, определяют группировку персонажей, их поступки и чувства. Но во всем этом есть и другая, более важная и глубинная психологическая подоснова, которую исследует романист. В его художественной системе события ставят героев в определенные отношения и пробуждают у них такие внутренние нравственные силы, которые и выступают в качестве решающих в «механизме» жизни и романа. События возбуждают у героев возможность поступать и чувствовать так или иначе. Сила, превращающая эту возможность в действительность, таится не во внешних обстоятельствах, столь фатально действующих у Писемского, а в нравственном мире, в психике, не подвластных обстоятельствам. Именно такой силой и обладают униженные и оскорбленные Достоевского. Романист переходит к обобщенно-моральному и обобщенно-психологическому изображению жизни, что и будет положено в основу его метода в последующих романах. Социально-сатирическая тема в «Униженных и оскорбленных» развертывается как тема нравственной непримиримости бессердечного эгоизма и расчета, с одной стороны, и возвышенного благородства, душевной чистоты и неподкупности — с другой.
«бессмысленной и ненормальной жизни», похожей на «кромешный ад». Романист начинает подмечать разложение жизни, господство в ней «взбалмошного кипения», «тупого» эгоизма, «угрюмого разврата» и «сокровенных преступлений».*76 Мерзостный в своем нравственном облике князь Волконский в исповеди перед Иваном Петровичем*77 «Есть особое сладострастие, — признается Волковский, — в этом внезапном срыве маски, в этом цинизме, с которым человек вдруг высказывается перед другим в таком виде, что даже не удостаивает и постыдиться перед ним».*78 Князь провозглашает идеи, которые станут знаменем многих героев последующих романов Достоевского: «все для меня, и весь мир для меня создан»; «в основании всех человеческих добродетелей лежит глубочайший эгоизм»; «люби самого себя»; «жизнь — коммерческая сделка»; «платите за угождение, и вы исполните все свои обязанности к ближнему»; «в свете можно так весело, так мило прожить и без идеалов».*79
Из концепции всего романа становится ясным, что князь Волковский в трактовке романиста — обобщенное следствие, синтез всего самого гадкого, что могло возникнуть в «кромешном аде бессмысленной и ненормальной жизни». Но в ней есть и другой полюс. Достоевский ищет спасение в идеализации тех, кто сумел сохранить в распадающейся жизни чистоту, непосредственность сердца и неприкосновенное, прирожденное благородство. В этом плане его интересуют не только обездоленные, бедные люди, обреченные на нравственные и физические страдания, на лишения, возвышающие человека, но и все те, кто не принимает изуродованной жизни, удивлен и возмущен ею (Иван Петрович, Ихменевы, Алеша, Катя). В этой связи понятен особый интерес Достоевского к детскому восприятию (образ Нелли), понятно его внимание к нравственно искалеченным натурам, к «идиотам», психологическая проницательность и чуткость души которых ставят их над жизнью, делают их ее жертвами и ее судьями. Вопрос об униженных и оскорбленных превращается в проблему о всех тех, кто нравственно унижен и оскорблен страшной современной жизнью. Все это тоже должно было привести и привело к утопиям и иллюзиям. В 40-е годы за ними ощущались теории утопического социализма. Позже этот утопизм наполняется отвлеченным морализмом, за которым стоят разнообразные реакционные учения моралистов, и религиозных проповедников.
проницательности сердца, высоких моральных законов, принципов человечности и братства, непримиримости к мерзости. Ихменев провозглашает: «Со мной моя совесть». Его дочь Наташа говорит о том, что в жизни много страданий и боли, что счастье надо выстрадать, «купить его какими-нибудь новыми муками». Алеша высказывал «необыкновенную тонкость, догадливость сердца». Он был похож на ребенка, но обладал непосредственной, глубокой проницательностью, «впечатлительным сердцем». Маслобоев был искалечен жизнью, но и в нем еще «откликался» человек.*80
и озлоблением высказывает Нелли. В основе этой философии — «эгоизм страдания», наслаждение в растравлении собственных душевных ран. Такая философия возникла на почве отчаяния. Она-то и управляет поступками униженных и оскорбленных, всем их внутренним миром.
объяснение. Герои Достоевского испытывают необходимость исповедовать высокие моральные принципы и выполнять свой долг перед людьми, перед собственной совестью. Особенно сильно эти нравственные мотивы развиты у Наташи, и они у нее органически и непроизвольно вытекают из способности бедного человека к самопожертвованию до самозабвения, из понимания им необходимости выстрадать свое счастье и купить его муками, облагораживающими человека. Для такого человека психологически возможна и любовь из сострадания и жалости. Сердечной, психологической основе его жизни не противоречат и страдания. В них он видит свое возвышение и утешение. Достоевский уловил, что исстрадавшееся сердце может насладиться собственной болью, когда человек осознает незаслуженность и несправедливость своего страдания. Моральные тенденции у героев Достоевского вырастают из их психологической природы, ею они объясняются и аргументируются. Для выражения всего этого необходимы были иные жанровые формы, чем те, которые господствовали в прозе 40—50-х годов. Достоевский создает психологическую новеллу и психологическую монографию, психологический очерк и этюд, своеобразный общественно-психологический и морально-психологический роман, главным предметом которого становится нравственно-психологический мир униженных и оскорбленных.