Савада К. И. А. Гончаров и его знакомые японцы в Петербурге // И. А. Гончаров: Материалы Международной конференции, посвященной 185-летию со дня рождения И. А. Гончарова / Сост. М. Б. Жданова и др. Ульяновск: ГУП «Обл. тип. "Печатный двор"», 1998. — С. 80—90.
Кадзухико Савада
И. А. ГОНЧАРОВ
И ЕГО ЗНАКОМЫЕ ЯПОНЦЫ В ПЕТЕРБУРГЕ
Как известно, в 1853 году И. А. Гончаров прибыл в Нагасаки в качестве секретаря при адмирале Е. В. Путятине, который был послан для открытия Японии. А роман И. А. Гончарова “Обрыв” оказал сильное влияние на роман японского русиста и писателя Фтабатэя Симэя1 “Плывущее облако” (1887—1889) — первое реалистическое произведение в японской литературе. Поэтому темы “Гончаров в Японии” или “Творчество Гончарова и японская литература” постоянно находится в поле зрения исследователей. Однако о знакомстве Гончарова с японцами в Петербурге известно мало. В предлагаемой статье я хочу рассказать о двух японцах, с которыми писатель был знаком и поддерживал дружбу в Петербурге.
I
Первый из них — Итикава Бункити родился 3-го августа 1847 года2 в Эдо3 и был старшим сыном в семье Итикава Канэнори, будущего профессора-германиста в Кайсэйдзё4. В 1860 году Бункити начал изучать там французский язык.
В 1865 году правительство сёгуната, приняв предложение российского консула в г. Хакодатэ на Хоккайдо О. А. Гошкевича, решило отправить студентов на учебу в Россию. Были отобраны шесть человек. Из них пять — сыновья вассалов сегуна в возрасте от 12 до 21 года. Эти юноши обучались в Кайсэйдзё и были непосредственно подчинены сегуну, а один — чиновник из г. Хакодатэ. В числе первых пяти и был Итикава Бункити. В то время в Кайсэйдзё существовало отделение русистики, но преподавателей еще не было. По всей вероятности, Канэнори хотел определить своего сына на должность преподавателя. На проводах, устроенных в честь Бункити, собралось 31 человек преподавателей Кайсэйдзё и 100 человек гейш. Каждый из преподавателей написал напутствие. Это были послания на голландском, английском, немецком или французском языках5.
Студенты отплыли из порта Хакодатэ на российском судне “Богатырь” 10-го сентября 1865 года, который через Гонконг, Сингапур, Батавию6, Кейптаун, остров святой Елены и английский порт Плимут прибыл во французский город Шербур. Далее путешествие продолжалось по суше через Париж и Берлин и 1-го апреля 1866 года будущие студенты добрались до Петербурга. Со дня отъезда из Хакодатэ прошло 214 дней.
II
Студенты пришли в Азиатский департамент министерства иностранных дел России и застали там японца по имени Татибана Косай. Как известно, в 1854 году корабль “Диана”, на котором адмирал Путятин прибыл в Симода на полуострове Идзу, был разбит во время цунами и затонул. Русские моряки в сотрудничестве с японцами в деревне Хэда на Идзу построили шхуну “Хэда”, на который Путятин вернулся на родину. А Татибана вместе с Гошкевичем на прусском торговом судне “Грета” тайно выехал из Японии и приехал в Россию. В 1857 году Гошкевич с помощью Татибаны опубликовал первый в мире японско-русский словарь “Варо цугэн хико”. Русское имя Татибаны — Владимир Иосифович Яматов7. По рекомендации Гошкевича он поступил на службу в Азиатский департамент министерства иностранных дел России как переводчик. А в 1870 году Татибана в первый раз начал преподавать японский язык на факультете восточных языков С.-Петербургского университета. Не исключено, что он познакомился с Гончаровым, но материалы, подтверждающие это мое предположение, пока не найдены.
У Гошкевича и Татибаны японские студенты обучались русскому языку. Они жили вместе в арендованном доме, куда приходил Гошкевич для преподавания русского языка. Однако эти визиты были не регулярны и занятия не систематические. Видимо, опека Гошкевича оставляла желать лучшего. Через месяц после приезда в Петербург был сделан их групповой фотопортрет, который хранится в Японии. Самый старший из группы чиновник Яманоути Сакудзаэмон (29 лет) делает надпись на русском языке:
“Где недостает простых сил, там пробегают (sic) к искуству (sic), когда немогут (sic) осуществовать (sic) чего (sic) в ближайшее время, то неупускают (sic) из виду в будущей дали, вот в чем заключается превосходство запада, вот что должны страться (sic) усвоить иностранцы.
Россия и соседнее и дружественное наше (sic) государство, можно ли нечувствовать (sic) ее влияния! Но Япония, хотя с сотворения мира и прошло более десяти тысяч (sic) лет, в первый раз посылает седа (sic) своих учеников. При таких милостях, имеющих вес горы, что можем мы сделать с нашим телом легким, как лист — остается толко (sic) в стыде о своей неспособноси, выразить это набумаге (sic).
1866 года, Японского Государа (sic) Кеиоо 2-й годе (sic) правления в 3-й луне в Русской столице Петербурге Японец Ямауци с почтеньем сделать (sic) эту падпись (sic)”8.
Хотя эти строки и не без грамматических ошибок, но сложность и искренность мысли, а также несомненное изящество слога вызывают восхищение. Кроме того, анализ стилистики текста указывает нам на те художественные образцы, по которым проходило обучение — голос позднего классицизма и просвещения звучит достаточно отчетливо. И еще — поразительно, как всего в нескольких строках Яманоути удивительно тонко, может быть даже незаметно для автора, проявилась специфика японского ассоциативно-природного мышления.
...Однако я уклонился от основного содержания статьи. Автор вышеприведенных строк Яманоути до отъезда из Хакодатэ немного занимался русским языком и в России его успехи были более значительными, чем у остальных его товарищей.
В 1868 году, т. е. на третьем году их пребывания в столице России в 3-м номере журнала “Современная летопись” появилась заметка “Японцы, обучающиеся в русском пансионе”, где сообщалось:
“Петербургский корреспондент Русских Ведомостей пишет, что в Петербурге, в мужском пансионе Целовского, обращают на себя внимание пять японцев, весьма знатных фамилий, которые уже 3 года воспитываются в этом заведении. Старшему из них 22 года, он женат, но жена его осталась в Японии. Все они помещены на полном пансионе и платят за свое содержание и за слушание лекций по 1500 руб. каждый. В течение трех лет они, по словам корреспондента, сделали огромные успехи и уже весьма свободно объясняются по-русски, показывая большие способности к наукам; особенное пристрастие имеют они к предметам, относящимся до всех отраслей естественной истории. Они готовятся для поступления в наши русские специальные заведения, один из них поступает в Медико-хирургическую академию, другой в Горный институт, третий в Институт инженеров путей сообщения”9.
В заметке число японцев — “пять”, поскольку в это время Яманоути уже вернулся на родину. А тот, кто поступает в Горный институт, — это как раз Итикава.
Однако их мечта о поступлении в русские специальные заведения не осуществилась, поскольку двое из них были слишком молоды и кроме того, все студенты не достаточно владели русским языком, чтобы понимать лекции по-русски. В 1867 году болезненный Яманоути вернулся домой, а в следующем году одновременно с падением правительства сёгуната за ним последовали еще четыре человека. Таким образом командировка японских студентов в Россию не принесла почти никаких плодов.
III
Однако Итикава остался в Петербурге и, по рассказам Судзуки Ёдзабуро, будущего своего ученика в Токийской школе иностранных языков, Путятин взял его к себе на попечение. Путятин был знаком с отцом Итикавы Канэнори. В 1853 году, когда русский посол прибыл в Нагасаки, Канэнори работал переводчиком в Эдо в астрономической обсерватории и перевел с голландского языка на японский письмо Путятина10. Также в 1858 году, когда Путятин прибыл на корабле “Аскольд” в порт Канагава для заключения русско-японского торгового договора, Канэнори сопровождал японскую делегацию и посетил русское судно. Будучи знакомым с Канэнори, Путятин, по всей вероятности, ока зал покровительство и его сыну.
Итикава, по словам уже упомянутого Судзуки, обучался русскому языку, истории и математике у Гончарова и трех других русских11. С писателем Итикаву познакомил, по всей вероятности Путятин или Гошкевич. Кстати, изучать русский язык Итикаве посоветовал бывший директор Кайсэй-дзё Кога Кинъитиро через отца Канэнори. Во время пребывания Путятина в Нагасаки самый выдающийся в то время японский конфуцианец Кога в качестве одного из четырех японских полномочных принимал участие в переговорах с русским послом. Кога упоминается во “Фрегате “Паллада”:
“Четвертый (Кога — К. С.) — средних лет; у него было очень обыкновенное лицо, каких много, не выражающее ничего, как лопата. На таких лицах можно сразу прочесть, что, кроме ежедневных будничных забот, они о другом думают мало”12.
Чувствуется незримая нить в истории.
В противоположность Яманоути Итикава питал к России симпатию. Он бывал в светском кругу, и ему, вероятно, помогало знание французского языка. Итикава вступил в гражданский брак с русской женщиной по фамилии Шевырева (или Швилева)13. В 1870 году у них родился ребенок: Александр Васильевич Шевырев (или Швилев), который впоследствии стал дипломатом и служил генеральным консулом в Афганистане и в Персии. В 1869 году японское новое правительство Мэйдзи, сменившее правительство сёгуната, утвердило Итикаву студентом, отправленным Министерством иностранных дел в Россию.
IV
В 1873 году Итикава вернулся в Японию. Он прожил в России около восьми лет. По приезде он начал преподавать на отделении русского языка в Токийской школе иностранных языков, основанной как раз в 1873 году. Т. е. цель его поездки в Россию, по крайней мере цель его отца, была достигнута. В 1873 же году Итикава женился на японке. А в следующем году он был назначен на должность второго секретаря Министерства иностранных дел Японии и сопровождал чрезвычайного и полномочного посла Японии Эномото Такэаки в Петербург. Там Итикава как переводчик принимал участие в переговорах по поводу русско-японского договора об обмене Сахалина на Курильские острова, который был заключен в 1875 году. Во время пребывания в Петербурге, по всей вероятности, Итикава встречался с матерью и сыном Шевыревыми (или Швилевыми). Возвращались посол и сопровождавшие его лица через всю Россию, и с июля по сентябрь 1878 года на двух тарантасах с восемью лошадьми они проехали от Петербурга до Владивостока 10500 километров за 66 дней.
е. 1879 году Итикава снова вернулся к преподаванию в Токийской школе иностранных языков. Он был учителем студента Фтабатэя Симэя, который впоследствии познакомил японских читателей с произведениями Гончарова. Какая счастливая игра случая! Поскольку любимой книгой Фтабатэя был “Обрыв”14, то он, должно быть, слышал от Итикавы о русском писателе. Но, по воспоминаниям Судзуки, Итикава из-за долгого пребывания в России забыл японский язык, а что касается русского, то зная язык, он был плохо знаком с литературой. Например, общаясь с Гончаровым, он никогда не читал “Обломова”15.
Однако в оправдание Итикавы надо сказать, что в то время в Японии образование означало изучение китайской науки. А Итикава в своей жизни ею мало занимался, может быть, потому, что его отца интересовали больше европейские науки. В 1885 году Токийская школа иностранных языков была закрыта, и в следующем году Итикава в качестве переводчика сопровождал начальника управления освоением Хоккайдо Курода Киётака, который поехал через Сибирь в Европу и Америку.
По возвращении на родину Итикава оставил надежды на официальную карьеру и прожил последние 40 лет своей жизни в уединении на полуострове Идзу. Полагаю, что как вассал сегуна, он питал невыразимую ненависть и презрение к высшим чиновникам нового правительства Мэйдзи. Итикава знал петербургское блестящее светское общество второй половины XIX века и для него карьера в японском обществе эпохи Мэйдзи не имела значения.
Итикава материально поддерживал своего русского сына. Тот впоследствии два раза приезжал в Японию и виделся с отцом16. В 1887 году, когда старшая дочь Путятина Ольга прибыла в Японию для лечения, Итикава отнесся к ней с заботой и дал ей приют. Он близко общался с Татибана Косай, который вернулся в Японию в 1874 году, и щедро оказывал ему всевозможную помощь. После революции 1917 года в России Итикава помогал русским эмигрантам, собиравшимся на улице Гиндза, главной улице в центре Токио. Он умер 30 июля 1927 года в возрасте 81 года. Его библиотека в настоящее время хранится в Токийском институте иностранных языков.
V
В 1984 году профессор В. И. Мельник опубликовал статью “Незабываемая “Паллада”17. Во второй половине статьи, переведенной на японский язык18, автор касается отношений Гончарова с японским полномочным Кавадзи Тосиакира, вечного интереса писателя к стране восходящего солнца и японцев, которые могли бы быть знакомы с ним. Там профессор В. И. Мельник знакомит читателей с неопубликованным письмом Гончарова к А. Ф. Кони от 14-го августа 1887 года19, и устанавливает тот факт, что японец по имени “Андо” общался с писателем. Можно сказать, что это открытие.
В. Романова любезно послала мне копию этого письма, которое далее цитирую. Письмо было отправлено из Гунгербурга (Усть-Нарва), где Гончаров отдыхал летом 1887 года.
“Японских посланников я знал всех, какие у нас были, и даже познакомился с женою одного из них — все это у Посьета. Один из посольства, Андо-сан (г-н Андо — по-нашему), говорящий отлично, изящно, со всеми утонченностями языка, по-русски, уезжая на год в Японию, взял с собой “Фрегат “Паллада”, для перевода на японский язык. Конечно — я с радостью приду к Вам познакомиться с японцем.”
Посьет на “Палладе” плавал в чине капитан-лейтенанта и состоял для особых поручений при Путятине. По возвращении домой он служил министром путей сообщения. В воспоминаниях о Гончарове Кони записывает:
“И этот же, как он сам себя называл, “угрюмый нелюдим” бывал жив, остроумен и даже весел, когда оставался вдвоем или в самом небольшом кружке. Таким я помню его во время долгих прогулок по берегу моря на Рижском штранде и в Усть-Нарве, когда прелесть его ярких воспоминаний и рассказов заставляла его спутника забывать свою усталость. Между этими воспоминаниями было много таких, которые не вошли во “Фрегат “Палладу”20.
Процитированное письмо, вероятно, является продолжением воспоминаний Гончарова во время таких прогулок.
И. Мельник задает вопрос:
“Кто же был этот Андо-сан, взявшийся за перевод, но по каким-то причинам его не выполнивший? Этот вопрос остается пока без ответа”21.
Ниже я попытаюсь ответить на этот вопрос.
VI
“Андо-сан”, т. е. Андо Кэнсукэ родился 1-го января 1854 года в семье самурая княжества Тоса22. Сначала он изучал китайские науки в школе княжества. В 1872 году Андо приехал в Токио и начал изучать русский язык в Православной духовной семинарии23
В 1876 году Андо поступил на работу в министерство иностранных дел Японии и был командирован на Сахалин в японское консульство в Корсакове в качестве стажера. В 1878 году началась его служба в японском посольстве в Петербурге. Одновременно с работой в посольстве Андо в качестве вольнослушателя посещал лекции по политике и правоведению в Петербургском университете. Русским языком он владел великолепно. Слова Гончарова подтверждает и написанное об Андо в первом томе “Биографического словаря профессоров и преподавателей Императорского С.-Петербургского университета”:
“Русский язык изучил он настолько хорошо, что говорил и писал на нем совершенно свободно и даже изящно”24.
Почему Гончаров в своем письме к Кони, знаменитому юристу, упомянул об Андо? По всей вероятности, одна из причин состоит в том, что писатель знал предмет специального изучения японца. С 1881 года до конца 1884 Андо в качестве вольнонаемного преподавателя безвозмездно читал японский язык и упражнял студентов в китайской каллиграфии на факультете восточных языков Петербургского университета, за что и был награжден орденом Станислава 2-й степени. Приведем список его работ, написанных по-русски:
1. Очерки Кореи по японским источникам (“Морской сборник”, 1882 г., кн. июньская, № 6).
3. 1-й лист японской хрестоматии писанный (азбукой) катаканой и тексты. (В 1-м томе китайской хрестоматии проф. В. П. Васильева)25.
В 1885 году Андо возвратился в Японию и в следующем году поступил на службу в министерство иностранных дел. А в 1887 году он стал прокурором, принадлежащим министерству юстиции, и служил в судах в городах Нагоя и Гифу. С 1891 года Андо служил старшим прокурором в окружных судах городов Маэбаси, Кумамото и Екогама. В 1896 году он был губернатором префектур Тояма, Тиба, Эхимэ, Нагасаки и Ниигата, а затем — мэром городов Ёкогама и Киото. В 1903 году Андо был избран в палату представителей — нижнюю палату японского парламента.
В 1902 году в Токио было создано “Японско-русское общество”. Цель общества состояла в том, чтобы стремиться к лучшему взаимопониманию между Японией и Россией и процветанию японо-русской торговли в критический момент перед началом Русско-японской войны. Президентом общества был Эномото Такэаки, а Андо — одним из консультантов.
Андо умер 30-го июля 1924 года в Токио в возрасте 71 года. Интересно, что и первый персонаж нашей статьи скончался в этот же день, но тремя годами позже.
VII
“Фрегат “Паллада” на японский язык. Он отлично владел русским языком, но его интересовал закон и политика, а не литература. Отрывок из двух глав “Русские в Японии” в очерках путешествия в первый раз был переведен на японский язык в 1898 году26, а полный перевод двух глав и главы “Через двадцать лет” был опубликован в 1930 году27. “Фрегат “Паллада” полностью еще не переведен на японский язык.
Еще одна деталь: в 1882 году японский принц Арисугава-но-мия Тарухито для присутствия на церемонии коронации Александра III посетил Петербург, и, узнав о занятиях русских студентов японским языком в Петербургском университете, преподнес университету примерно 3500 экземпляров японских книг из своей библиотеки. О занятиях японским языком принцу рассказал Андо28. На основе этой библиотеки Арисугавы факультет восточных языков Петербургского университета выпустил таких японоведов всемирного значения, как Конрад, Невский и Елисеев.
72408 человек. Самый большой лагерь был в городе Мацуяма (префектура Эхимэ) — в нем содержалось 6019 военнопленных. В 1899 году в Гааге в Нидерландах был заключен международный договор, который подписали и Россия, и Япония. Договор требовал гуманного обращения с военнопленными во время войны. Япония соблюдала договор добросовестно. С этой целью и Андо, знаток России, был назначен на должность губернатора префектуры Эхимэ.
Японцы часто навещали русских военнопленных. Военнопленные пользовались значительной свободой: они отправлялись в экскурсии, занимались обувным и замочным производством, преподавали друг другу русский и польский языки в школе, открытой в лагере. Даже зарождалась любовь между военнопленными и японскими девушками29.
В заключение отвечу на еще один вопрос профессора В. И. Мельника, прозвучавший в упоминаемой выше статье: “И кто тот японец, познакомиться с которым собирался писатель в 1887 году в доме Кони?”30. Это, по всей вероятности, Ниси Токудзиро (1847—1912), который в 1886 году прибыл в Петербург в качестве японского посла. Однако состоялась ли его встреча с Гончаровым или нет, к сожалению, пока неизвестно.
Примечания
1 е. на первом месте — фамилия, на втором — имя.
2 Все даты, кроме специально оговоренных, приводятся по новому стилю.
3 Эдо — старое название Токио.
4 Кайсэйдзё — учебное заведение европейского типа, созданное сёгунатом Токугава в 1857 году.
5 Ямагиси Мицунобу
6 Батавия — современная Джакарта.
7 Ямато — древнее название Японии.
8 Спальвин. По поводу собственноручной записи Яманоути Сакудзаэмона // Журнал “Мэйдзи бунка кэнюо (Изучение культуры эпохи Мэйдзи)”. Токио, 1930, февраль, т. 6, № 2. С. 55—56.
9 Г. Д. Русские в Японии XIX — начала XX в. — М.: Восточная литература, 1993. С. 33—34.
10 Это письмо от 14-го января 1854 года по русскому календарю, адресовано начальнику гарнизона в заливе Анива на Сахалине.
11 Хара Хэйдзо. По поводу первых японских студентов, отправленных на учебу в Россию // Журнал “Рэкисигаку кэнкю (Изучение истории)”. Токио, 1940, июнь, т. 10, № 6. С. 85—86.
12 И. А. Фрегат “Паллада”. — Л.: Наука, 1986. С. 353.
13 К сожалению, пока в моем распоряжении только японские источники, поэтому я не могу установить точное написание фамилии.
14 Фтабатэй Симэй. Беседа о русской литературе (Романы Гончарова): Поли. собр. соч., т. IV. — Токио: Тикума сёбо, 1985. С. 189—193.
15 Ход дела об отправлении студентов в Россию // Ямагиси Мицунобу (сост.). Бакумацу ёгакуся обунсю кайсэцу (Комментарий к сборнику текстов, написанных на европейских языках японскими учеными, занимающимися европейскими науками, в последний период сёгуната Токугава). Токио: Кобунсо, 1940. С. 18.
16 Газета “Токио нитинити симбун (Токийская ежедневная газета)”. Токио, 12-е июня 1927 года. С. 2
17 Мельник В. Незабываемая “Паллада” // “Дальний Восток”, 1984, № 8. С. 131—137.
18 “Сорэн сюппан бунка цусин (Сведения о советской печати и культуре)”. Токио, 1985, май, т. 33, № 5. С. 8—11.
19 Письмо хранится в рукописном отделе Института русской литературы (Пушкинский дом) РАН.
20 Кони А. Ф. Иван Александрович Гончаров // И. А. Гончаров в воспоминаниях современников. Л.: Художественная литература, 1969. С. 256—257.
21 Мельник В. 137.
22 Тоса — старое название префектуры Коти.
23 Православная духовная семинария в Токио была основана в 1874 года архимандритом Николаем (в миру Иоан Дмитриевич Касаткин).
24 Биографический словарь профессоров и преподавателей Императорского Петербургского университета за истекшую третью четверть века его существования. Т. I. — СПб.: Типография и литография Б. М. Вольфа, 1896 С. 15.
25 Там же. С. 16.
26 “Тэйкоку бунгаку (Литература империи)”. Токио, 1898, т. 4, № 10—46. С. 70—82; № 11—47. С. 89—95; № 12—48. С. 94—99.
27 Нихон рёкоки (Записки о путешествии в Японию): Пер. Хираока Масахидэ. — Токио: Росиамондай кэнкюсе, 1930. — 344 с.
28 Иванова Г. Д. Указ. соч. С. 13.
29 См. Рейнгард Ф. Ф.
30 Мельник В. Указ. статья. С. 137.
Приносим благодарность преподавателю университета Сайтама Алле Викторовне Хамано.