Жобер В. Продолжение традиций эпистолярного жанра в советское время на примере писем Ольги Александровны Толстой-Воейковой // Гончаров И. А.: Материалы Международной конференции, посвященной 190-летию со дня рождения И. А. Гончарова / Сост. М. Б. Жданова, А. В. Лобкарёва, И. В. Смирнова; Редкол.: М. Б. Жданова, Ю. К. Володина, А. Ю. Балакин, А. В. Лобкарёва, Е. Б. Клевогина, И. В. Смирнова. — Ульяновск: Корпорация технологий продвижения, 2003. — С. 311—319.
ВЕРОНИКА ЖОБЕР
ПРОДОЛЖЕНИЕ ТРАДИЦИЙ ЭПИСТОЛЯРНОГО
ЖАНРА В СОВЕТСКОЕ ВРЕМЯ НА ПРИМЕРЕ
ПИСЕМ ОЛЬГИ АЛЕКСАНДРОВНЫ
ТОЛСТОЙ-ВОЕЙКОВОЙ
Как известно, «эпистола», из латинского «epistola», уже является словом, заимствованным из греческого «епистоли». В настоящее время это только устарелое и шутливое обозначение письма, послания, но когда-то в XVIII, начале XIX веков это был специфический жанр литературы. Позднее эпистолярный жанр признавался как одна из разновидностей литературных жанров вплоть до того, что писались даже романы в письмах. Вспомним знаменитый роман в письмах Монтескьё «Персидские письма»*1 или «Бедные люди» Достоевского. Можно также назвать немало писателей, чье частное эпистолярное наследие обратило на себя внимание и представляет особый интерес в их творчестве. Помимо литераторов, которые в силу своего литературного таланта оставили великолепные письма, существуют просто частные лица, изначально не литераторы по профессии своей, которые заслужили славу именно благодаря своей переписке. Среди них следует упомянуть, например, во Франции мадам де Севинье*2, оставившую великолепные письма, обращенные к своей дочери. И, кстати, во Франции в настоящее время существует премия Мадам де Севинье, которой награждают наилучшие публикации в области переписки.
Ольгу Александровну Толстую смело можно отнести к достойнейшим представителям эпистолярного жанра. И не только по количеству писем, которые она писала и из которых сохранилась только малая доля, но также и по качеству ее слога, придерживавшегося, как мы увидим, всех положенных традиций этого жанра.
Ольга Александровна писала много, очень много писем. Она сама признается в этом. Итак, 13 мая 1927 года она пишет: «Моя переписка здесь пухнет»*3. Иногда она иронически подсчитывает письма: «За моё пребывание здесь (в Ульяновске) я написала около 70 писем...»*4. Писатель Юрий Олеша определил писательское призвание меткой формулировкой «Ни дня без строчки»*5. Девизом Ольги Александровны несомненно было «Ни дня без письма». «Имея свободное утро, ежедневно пишешь по одному письму, а то и два...», — пишет она 21 мая 1927 года. Поэтому, читая ее письма, не стоит удивляться тому, что она страдает, когда ей не удается по каким-то, к сожалению, с годами все учащающимся причинам, либо сесть за письменный стол, либо закончить начатое письмо. Писание одного письма иногда затягивается на несколько дней. Писать (но и получать) письма, это не только ее удовольствие, главная радость жизни*6, но и обязанность (в одном письме заходит речь об «эпистолярных долгах»), что-то вроде настоящей профессии — по-французски «métier». В письме от 20 декабря 1927 года она сетует: «Что-то я очень давно не писала, дорогая Катя, должно быть дней 12!»
По традициям дореволюционного времени непременно следовало поздравлять родственников, друзей и просто знакомых с большими религиозными праздниками. Это неизменный обычай на Пасху, на Рождество, а к именинам пишут не только имениннице или имениннику, но и поздравляют их родных. В одном письме Ольга Александровна торжественно пишет дочери ко дню ее «именитства».
Поэтому и весной, в связи с Пасхой, а также с днем рождения и дочери Кати, и внучек Гули и Таты, затем в ноябре-декабре, на Екатеринин день и ко дню рождения ее самой, да и внучки Катюши и внука Дмитрия, набирается особенно много писем. И обязательно надо отвечать на них!
письма «длиной с птичий нос». Послания внучек, за исключением, может быть, Мусиных, не более, как «грамотки, весточки, цидулки»*7. Ее невестка Надя и внук Алек вообще уподобляются безграмотным людям за то, что никогда не пишут. Пожалуй, единственный, который заслуживает снисхождения с ее стороны, это ее сын Дима, у которого она живет, и который безумно занят, работая инженером-спецом на заводе «Красный Выборжец». Жалея своего второго сына Павла, непрактичного и рассеянного, она передает ему, когда нужно, точные распоряжения: «Напоминаю, что ее рождение (внучки Катюши. — Ж.) 29 (16) ноября. Пришли ей открыточку или переводные картинки в конверте. Книжку я ей выберу сама, когда буду в Москве»*8.
Главная особенность корреспонденции заключается в том, что речь идет о разговоре в письменной форме между двумя лицами. С одной стороны, отправителем письма, корреспондентом, с другой стороны, получателем, адресатом письма. Оба всегда присутствуют в этом диалоге.
*9 двух переписывающихся лиц является возможностью как можно полнее восстановить диалог между ними, вникнуть в их отношения и переживания и понять суть описываемого ими. К сожалению, не всегда удается сохранить переписку в оба конца. Тем не менее комплекты писем только в один конец, если их достаточно много, также способны представить большой интерес. Вспомним письма Мадам де Севинье к своей дочери мадам де Гриньян, чьи ответные письма не сохранились, или письма Дидро Софии Воллан. В том, что касается писем Ольги Александровны, собрание 155 писем, написанных ею за 1927, 1928 и 1929 годы, составляет, как нам кажется, внушительную коллекцию, представляющую несомненный интерес.
В любом случае надо всегда помнить о ценности каждого сохранившегося письма. Ведь письма не так легко сохранить, это хрупкие документы, и можно с уверенностью сказать, что любая уцелевшая корреспонденция — это чудо, которое надо беречь и хранить*10. В случае с письмами Ольги Александровны это особенно верно. Стоит напомнить о некоторых фактах. Ольга Александровна Толстая-Воейкова, симбирская дворянка, родилась в 1858 году в Репьевке*11 в Сызранском уезде, умерла в октябре 1936 года в Ленинграде, на квартире своего сына Дмитрия. С 1923 года она регулярно писала из России своей старшей дочери Екатерине Дмитриевне Ильиной, эмигрировавшей в Харбин. Набралось несколько сотен писем. Екатерина Дмитриевна Ильина, понимая ценность этих писем, их все сохранила, несмотря на кочевую жизнь в эмиграции, частые переезды из одного жилья в другое, а затем в Шанхай и в Пекин и вопреки жалким и тесным жилищным условиям. Более того, она сумела их привезти обратно в СССР, вернувшись окончательно из эмиграции в 1954 году к своей старшей дочери, писательнице Наталии Иосифовне Ильиной. Мне кажется, что об этом надо обязательно помнить, чтобы до конца оценить ценность этой сохранившейся переписки, учитывая особенности советской истории.
факторами. В этом отношении письма могут восприниматься как исторические документы, как осколки истории, ее крохи*12. Конечно, следует сверять, по возможности, получаемую информацию с другими источниками. Во-первых, потому что даже в письмах, хотя они всегда достовернее любых воспоминаний, а тем паче мемуаров, полагаться на полную объективность их автора нельзя. Во-вторых, потому, что любое письмо столько же скрывает, сколько раскрывает. Это дань и приличиям, и воспитанию, и личному характеру, а иногда просто потребность эпохи, как в СССР, когда цензура «не дремлет».
Ольга Александровна прекрасно это понимала и неоднократно делала намеки на бдительное око цензуры. Вот несколько примеров:
«...боюсь, что почта обратит внимание на такую безмерно обильную корреспонденцию»*13.
«Посылаю тебе, дорогая Катя, отрывок твоего конверта, каждый раз твои грамотки приходят с этой поучительной заметкой. Относится она к тебе, а не ко мне, очевидно! We needn’t give more trouble, than we can help, and our letters fully bear inspection*14»*15.
«Письма идут не очень аккуратно. Одно письмо анонсировано и не дошло. Just as my first letter never reached you»*16.
«Mes lettres sont-elles assez vides pour contenter tout le monde?*17 Пустая жизнь, даже новых книг нет. Журналов не видно».
Следует отметить, что с годами в этом отношении, как, впрочем, увы, во всех сферах жизни в Советском Союзе, положение резко ухудшается. Об этом свидетельствуют замечания, сделанные в письмах 1929 года (попутно отметим, что если Ольга Александровна написала в 1927 году в Харбин 58 писем, то в 1929 — всего лишь 47).
«Интересно, где все эти конвертики бедствуют? Какие глаза их читают? Кому они что-нибудь сказали о далекой стране, где солнце не сияет и серые тучи ползут уныло, почти касаясь крыш»*18.
«Many letters, where the lengthening list of our defects is touched, don’t arrive to their destination. People are imposed to be blind, and deaf, — dumb certainly»*19.
«Tant de sujets sont taboo, qu’on ne sait plus qu’écrire»*20.
Кроме все ужесточающейся цензуры, от которой, конечно, очень страдает Ольга Александровна, надо также упомянуть просто материальные трудности, связанные с подорожанием жизни, жалкими доходами населения (и, в частности, друзей Ольги Александровны, среди которых немало лишенцев), повальным дефицитом товаров первой необходимости, включая бумагу, конверты, чернила.
«Бедная Мика очень бедствует и мне жаловалась в открытке, что марка составляет значительный расход в бюджете. Она не позволяет послать ей марку, как я это делала с Анной Серг[еевной], а это было бы так проще»*21.
«К этому было несколько причин, одна из коих, скудость кармана! Я несколько дней сидела без марок, пока не пришли пятнадцать рублей Ивашки, и я, чуть ушла почтальонша, снарядила тотчас Алину и Катюшу на почту и в лавки. Они мне принесли чернил, конвертов, бумаги и на два рубля марок! Душа моя успокоилась, а то я сидела дома с насморком и было очень тоскливо и пусто без моих обычных бесед со всеми вами!»*22
Поэтому самые ценные для нее подарки — это именно бумага и конверты. Она не раз обращает внимание дочери на отвратительное качество бумаги и радуется, как дитя, когда ей удается найти где-нибудь залежавшуюся старую бумагу, конверт или открытку. «Какой старый конверт, довоенного времени!» — пишет она в письме сыну Павлу*23.
«С тех пор как Катюша выучилась писать, ей удержу нет, она не расстается с бумагой — и контролировать ее scribbling*24 невозможно! Она все сама устраивает, переводит картинку, разрывает лист и пишет самостоятельно. Как я ей ни толкую, что вежливо писать на целом листе, что надо оставлять белую страницу, она никак не может с этим согласиться. Экономия бумаги внушена обстоятельствами»*25. В этом замечании Ольги Александровны следует подчеркнуть то противоречие, с которым сталкивается бедная бабушка, пытающаяся внушить внучке правила эпистолярной вежливости. На самом-то деле ей самой приходится экономить вовсю бумагу, ее письма целиком исписаны мелким почерком. То и дело заняты все поля с четырех сторон, когда оказывается, что хочется еще что-то добавить. Естественно, маленькая Катюша наблюдала за всем этим и никак не могла взять в толк, почему бабушка следует совершенно иным правилам!
«разговором с отсутствующим лицом», как отметил E. M. Cioran*26. В этом отношении оно является выражением и воплощением одиночества, которое пишущий пытается перебороть.
Поэтому адресат писем, их читатель, должен быть умным, он должен уметь читать между строк, понимать намеки. Идеальный адресат, конечно, — «альтер эго» автора, так как письмо только подобие диалога, пишущий должен быть уверен в тонкости понимания адресата, в его внимательном слушании. Старшая дочь Ольги Александровны вполне соответствует этому идеалу. Во-первых, она великолепно владеет иностранными языками, а многие крамольные места в письмах написаны либо на английском, либо на французском языке. Она знает, о ком и о чем пишет мать, она может себе воочию представить те места, которые описывает Ольга Александровна. Это, конечно, родной, любимый Петербург, с которым связано столько воспоминаний. Это также Симбирск-Ульяновск, к которому Ольга Александровна, симбирская дворянка, питает самые нежные чувства, так как в Симбирской губернии прошли ее детство и юность.
Вот, например, ее впечатления из Ульяновска весной 1927 года, которые, я уверена, тронут здешних симбирян: «Со времени моего последнего письма тебе 21-го, у нас установилась наконец летняя погода. Я стала попадать в сад и наслаждаюсь цветущими яблонями, грушами и вишнями. Сказочно красивый этот склон в весеннем наряде, небо и Волга в пастельных лёгких тонах — серо-голубого-лиловатого и синяя полоса горизонта. Вчера мы сидели с Марой у старухи Шатте, там ближе Волга, но пристани дают иногда струйку мазутного дыма, который до нас не доносится. Очаровательно хорошо под душистой яблоней на зелёной травке посидеть с книгой, а внизу шумит пароход, плавно заворачивая к Пристани. На мосту долго грохочет поезд, медленно переползая на пути к Уфе, и кажется, что этот шум совсем рядом, а в кустах соловей перекликается и кукушка близко кукует. Звонят колокола, приветствуют при встрече Жадовской Иконы Божьей Матери. Воздух полон звуков. Столько птиц поёт, цикады заверещали. У нас ничего нового. Были на кладбище Покр[овского монастыря]. Мы нашли могилу дяди Бориса и отслужила панихиду. Возвращаясь оттуда, зашли к старой Киятской прислуге, вспомнили всех отошедших и отсутствующих. Оттуда прошли к Калиновским, тоже как будто есть общее с Жедринскими, туго живётся бедняжкам. Шли пешком до дому, было довольно жарко и у Г[остиного] Д[вора] остановились отдохнуть и съели по порции мороженого по 15 копеек. Это большое освежение далёкого пути. Юрий ездил вчера с Яхт Клубом до бывш[его] Солов[ецкого] Монаст[ыря], 17 верст вверх по Волге»*27.
А с таким идеальным виртуальным собеседником, как ее дочь, Ольге Александровне приятно предаваться воспоминаниям о дореволюционном прошлом, которыми она вряд ли так уж часто обменивалась в Советском Союзе в силу царствующей идеологии.
«Как-то эти дни особенно переносят в прошлое, дорогая Катя, последний год на хуторе, когда неожиданно тоже снег пропал перед 24-м, дорога была не санная и не колесная, как у нас теперь. Помню, как Мамзя пришла пешком из Коптевки, с провизией, которую она везла из города к этому дню, замерзшие колеи были почти непроездны»*28.
Любая корреспонденция является перекрестком индивидуальных и коллективных судеб. В случае с СССР это особенно важно помнить. Читая письма, написанные Ольгой Александровной за 1927, 1928 и 1929 годы, в эпоху «великого перелома», читателю удается восстановить повседневную жизнь целой семьи, причем многочисленной семьи, так как у Ольги Александровны — шестеро детей, четверо живущих в СССР. Это очень точная и подробная семейная хроника*29, заменяющая невозможные в те времена свидания с эмигрировавшими родственниками. Частная переписка, тем более семейная, направлена на то, чтобы, несмотря на разлуку, как можно точнее описать праздники и будни, дать как можно больше подробностей. Добавим еще, что письма Ольги Александровны своей дочери Кате предназначались и для чтения в кругу родных, друзей и знакомых, эмигрантов, жаждущих известий из России.
Эпистолярное общение занимало очень важное место в позапрошлом и прошлом веках. Если в настоящее время чувство одиночества и лишения прямого общения с отсутствующим лицом можно легко в принципе преодолеть благодаря фантастическим возможностям сетевой связи и, в частности, электронной почты, не так давно (а это касается как раз двадцатых годов, о которых идет речь в моей статье) общение посредством писем было единственным доступным способом. Попутно отметим, что оправдывается известный экономический закон: ценно то, что редко. Разве мы не ощущаем это именно сейчас, когда не составляет никакой трудности связаться с человеком на том конце света либо по телефону, либо благодаря компьютеру? В связи с этим мы все, а подрастающее поколение в особенности, потеряли страсть к переписке и, конечно, очень многое утратили при этом. Разве можно еще найти кого-нибудь, кто бы сказал, как Марина Цветаева: «Так писем не ждут, так ждут письма»*30. Читая через 70 лет с лишним после их написания письма Ольги Александровны, я очень часто вспоминала эти стихи Цветаевой, понимая, что для моей прабабушки это было именно так.
тяжелым бременем на корреспонденции. Корреспондент пишет в настоящем об уже свершившемся, то есть о прошлом, заглядывая при этом в будущее, так как он мысленно переносится в то время, когда адресат получит послание, так что в итоге можно сказать, что существует некоторая динамика письма. Корреспондент и адресат в общем разминулись и во времени, и в пространстве. Опять у Цветаевой:
Расстояние: версты, мили...
Нас расставили, рассадили,
Чтобы тихо себя вели,
По двум разным концам земли*31.
годов советская почта работала довольно прилично, о чем, кстати, свидетельствует и французский писатель Жорж Дюамель, задержки никогда не исключены.
«Мы с Марой тебя вспоминали с утра, когда она входит ко мне в комнату, в 7 часов утра, то у вас уже половина третьего и вы, вероятно, обедаете...»*32
или:
«Я надеюсь, мои поздравления благополучно до тебя доплывут к 20-му»*33.
«Очень жду следующего письма с известием о твоем здоровье, дорогая моя. Гулин зеленый конверт что-то долго гулял по нашим дорогам. Если верить письму Муси, что ее папа ожидался 7 ч[исла] и если это письмо было в этот день отправлено, так как она сообщает о его приезде, то в Москве оно было 23-го, а у меня 26-го. Не разберу Харбинских штампов»*34.
Когда я стала заниматься письмами моей прабабушки, разбирать, перепечатывать и комментировать их, меня в первую очередь они интересовали как исторический документ, дающий много информации о, в общем-то, малоисследованной с этой точки зрения эпохе. Вскоре я убедилась, что ее письма являются к тому же замечательным образцом эпистолярного жанра. Об эпистолярном мастерстве Ольги Александровны я сегодня попыталась дать вам некоторое представление. Очень надеюсь получить еще возможность опубликовать эти письма на родине их автора, чтобы с ними познакомилась более широкая публика, которая, я уверена, не останется безразличной к живым страницам истории России в трудное советское время.
*1Произведение вышло в 1721 г. Использование писем в качестве путевых заметок, зарисовок, конечно, очень распространено. У Ольги Александровны такие письма тоже есть. Ведь кроме хроники оседлой жизни в Петербурге, она описывает дорожные впечатления своих поездок в Ульяновск в 1927 г., в Москву в 1928 г. Кроме изученных нами пока что годов, у нас еще хранятся ее письма, написанные в 1924—1925 гг. в поезде по дороге из Питера в Харбин, а также на обратном пути.
*2Маркиза Мария де Севинье (1626—1696). Первый сборник ее писем вышел в 1726 г.
*3Все цитируемые в этой статье письма 0. А. Толстой-Воейковой находятся в личном семейном архиве Вероники Жобер. Вероника Жобер, правнучка Ольги Александровны, унаследовала эти письма от своей тети Натальи Иосифовны Ильиной, умершей в январе 1994 г.
*4Письмо от 23 мая 1927 г. Из этих писем сохранилось меньше половины, а именно 30 писем, отправленных в Маньчжурию.
*5
*6В этом отношении она непременно согласилась бы с Андре Жидом, который писал Полю Валери: «Твои письма одна из жизненных радостей».
*7Маленькое письмо, записка (польск).
*811 ноября 1927 г.
*9 Epistolarium (лат.)
*10«Toute correspondence est une sorte de miraculée», (франц.: любую корреспонденцию нужно считать чудом спасшейся). Geneviève Haroche-Bouzinac «L’épistolaire», Hachette, Paris, 1995. Р. 12.
*11Имение родителей Ольги Александровны, Анны Павловны Тихменевой-Бестужевой и Александра Васильевича Толстого. См. нашу публикацию: «Бабушкин дом казался странным» // Мономах (Ульяновск). 1997. № 2. С. 23—25.
*12 «Traces d’histoires en miettes»
*13 21 мая 1927 г.
*14«Мы не должны доставлять лишних хлопот, а наоборот приходить на помощь, ведь наши письма подлежат полной инспекции» (англ.).
*15 г.
*16«Точно так же мое первое письмо не дошло до тебя» (англ.). 30.11.1927.
*17«Являются ли мои письма достаточно пустыми по содержанию для того, чтобы всех удовлетворить?» (франц.).
*18 г.
*19«Многие письма, в которых упоминается все удлиняющийся список недостающих товаров, не доходят до адресата. Людей заставляют быть слепыми или глухими, а в любом случае, — немыми» (англ.). 23 марта 1929 г.
*20«Столько тем стало табу, что непонятно, о чем еще писать» (франц.). 27 февраля 1929 г.
*2121 мая 1927 г.
*2220 декабря 1927 г.
*2311 ноября 1927 г.
*24«Каракули» (англ.)
*25 г.
*26 Cioran E. M. Manie épistolaire.
*2730 мая 1927 г.
*2830 ноября 1927 г.
*29См.: Т. Семейная хроника 1927 года // Мономах (Ульяновск). 2001. № 1. С. 30—31.
*30Цветаева М. Письмо // Цветаева М. 139.
«Так писем не ждут,
Так ждут — письма.
Тряпичный лоскут, Вокруг тесьма
Из клея. Внутри — словцо.
».
*31Цветаева М. Б. Пастернаку. Там же. С. 154.
*3220 мая 1927 г.
*3315 апреля 1927 г.
*34 г.