Гончаров И. А. Из письма к Д. М. Цертелеву, 16 сентября 1885 г. — // Гончаров И. А. Литературно-критические статьи и письма. — Л.: Гослитиздат, 1938. — С. 331—334.
ИЗ ПИСЬМА
к Д. М. ЦЕРТЕЛЕВУ
Петербург, Моховая, 3.
16 сентября 1885 г.
...Обращаюсь к вашему намерению читать публично лекции обо мне. Очень лестное и приятное для меня дело, но едва ли теперь, по ветхости моих сочинений, соберутся слушатели.
Все это, как я сам, так и книги мои — прошлое. Но так как вы напишете непременно умно, верно и изящно, то скорее бы нашлись читатели в печати, а на слушателей рассчитывать трудно. Впрочем, не знаю, не хочу быть oiseau de mauvaise augure1 Но мне приятно знать, что вы занимаетесь мною.
Перехожу теперь прямо к вашим сомнениям насчет Райского.
Вас смущает его «неопределенность»: но это — главная черта в характеристике такого типа, как мой Райский. Неудачники до бесконечности разнообразны: во-первых, все бездарности, посягающие на творческую работу по всем отраслям человеческой деятельности, — суть неудачники. Их — масса, целая армия. В искусствах — они только заметнее, потому что искусство доступно всей публике. Ученые и другие бездарности ей неизвестны, они кроются в своих ученых или каких-нибудь специальных приютах и известны только в тесном кругу, тогда как картина, статуя, архитектурное произведение etc. смотрится всеми.
Во-вторых, дилетанты, недаровитые и , и даже гении, не совершившие своего пути. Первые относятся к первой категории, т. е. к бездарностям, и погибают в их пучине, если только не лезут напролом, как Феофил Толстой: он и композитор, и романист, задорный самолюбец, а в сущности ничтожество, умеющий протекцией своей добиться только печальной известности образцового неудачника.
Но и у него был некоторый критический такт и разумение (особенно в музыке) и если б он был скромен, то мог бы не без успеха занимать свой маленький уголок в отделе критики. Кажется, он его и занимает: мне случалось видеть в печати ссылки на его оценку музыкальных произведений.
Талантливых неудачников — тоже немало. Причины их неудач — бесконечны. У кого барство и лень, у кого крайняя нищета, или пьянство, у кого образования или случая не было: но общая причина одна — недостаток школы, эстетической подготовки, выдержки, как вы правильно выразились.
В статье «Лучше поздно, чем никогда» я назвал некоторых, а именно: князя Одоевского, Мих[аила]. Юр[ьевича] Виельгорского, Ф. И. Тютчева (это почти гений по лирическому пафосу), Васил[ия] Боткина и множество, множество. Что они таланты и большие, в том нет спору, а что они сделали? Тютчев вместо того, чтобы быть русским Байроном, Томас Муром или Вордсвортом, — написал тощую книжечку стихотворений с гениальными искрами в трех, четырех стихотворениях. Тогда как сравнительно слабые с ним дарования Полонского, Фета и иных довели свое дело до конца, и они не неудачники, а истинные деятели творцы и руководители и т. д.
сказок и повестей — и не совсем, стало быть, неудачник. И Боткин писал критические статьи, очень умные, тонкие, но так мало, что так, и лезет, за свою, лень, в неудачники. Ему мешало богатство и сибаритизм.
Моему Райскому помешал тоже сибаритизм, или обломовщина, как я объявил в своей статье, и вы с этим согласились, потому что это верно.
Он бесспорно талант, и, может быть, большой. У него feu sacre2 есть — он в картине своей видит свет и огонь, жизнь, т. е. художественную правду, что и Волохов даже заметил в портрете, да к этой правде надо достигнуть путем упорного труда, техники, знания, почти муки, а его на это нехватает, да он и рисовать не умеет, не выучился. Пишет роман, а для романа или повести нужен не только упорный, усидчивый труд, но и масса подготовительной, своего рода черновой, технической работы, как делают и живописцы, т. е. набрасывание отдельных сцен, характеров, черт, деталей, прежде нежели все это войдет в общий план и т. п. Словом, не-дилетантская работа требует всего человека, как думает у меня (в начале «Обрыва», кажется, Кириллов), художник, который технически определил картину Райского. Он не ремесленник, а строгий техник-художник. Для романиста, повествователя нужно и более обширное образование, нежели какое было у Райского: надо было читать, читать всю жизнь и все литературы, а главное работать неустанно и так или иначе доводить свое дело до конца. А Райский только о романе, а не пишет. Неудачник, хотя и даровитый: чорт ли в нем?
Еще два слова: «Служенье муз не терпит суеты», говорит Пушкин, а дилетанты большей частью рабы суеты, оттого они и неудачники. слишком строго понимает служение музам, до степени аскетизма, это опять излишек. Но истинные художники — творцы, большею частью, в период творчества удаляются от шума и суеты куда-нибудь в глушь, в уединение. Примеров — множество: между прочим наш Пушкин удалялся в Псковскую деревню и творил там, в уединении, на своем озере.
Кроме того, Райский слишком усердно поклонялся женской красоте, поклонялся чувственно, нетрезво, и много фантазии тратил на эти свои поклонения идолам.
Я ставил нередко в кожу Райского своих приятелей из кружков 40-х, 50-х и 60-х годов, — и как многие подходили к этому типу, нередко и сам влезал в него и чувствовал себя в нем как впору сшитом халате.
Заключаю тем, что Райский бесспорно — артистическая натура с сильными задатками, затерявшаяся в бездельной русской жизни своего времени.
«Это Француз все гадит!» — говорит кто-то у Гоголя: — и мне нагадил Француз по поводу «Обрыва». С июля месяца в „Indépendance Belge”3 тянется не перевод, а так называемое adaptation4 романа под заглавием «La faute de la Grand’mère»5, т. е. перетасовка сцен, сокращения, урезки, словом — наглая, бездарная и глупая переделка, искажающая мой труд. Я давно бросил всякую и свою, и чужую литературу, и ничего не читаю, кроме ежедневной хроники в газетах.
До свидания, любезный князь, напишите, когда возвратитесь сюда, и дайте также знать о получении сего огромного сфинкса, т. е. моего письма.
И. Гончаров.
Сноски
1 птицей, предрекающей несчастье (франц.).
2
3 «Независимая Бельгия» (франц.).
4 приспособление (франц.).
5 «Вина бабушки» (франц.).