Письмо Хвощинской Н. Д. (Заиончковской), <23 января 1872 г. Петербург>.

Гончаров И. А. Письмо Хвощинской Н. Д. (Заиончковской), <23 января 1872 г. Петербург> // Гончаров И. А. Собрание сочинений: В 8 т. — М.: Гос. изд-во худож. лит., 1952—1955.

Т. 8. Статьи, заметки, рецензии, автобиографии, избранные письма. — 1955. — С. 442—443.

71

Н. Д. ХВОЩИНСКОЙ (ЗАИОНЧКОВСКОЙ)

<23 января 1872 г. Петербург>

Милостивая государыня
Надежда Дмитриевна,

Прежде всего поспешаю оправдаться перед Вами в моем молчании — в ответ на присылку мне «Большой медведицы».

М. М. Стасюлевич всегда дарил мне отдельные издания из «Вестника Европы», и я думал, что, передавая мне Вашу книгу, он от себя любезно прибавил «от автора». Я даже накануне обеда, во вторник, спросил его, «так ли это и могу ли я поблагодарить Вас при свидании?»

Все это показывает, что я мало привык к личному выражению внимания к себе, как к автору, и мало знаю, как другие, особенно литераторы, относятся к моим сочинениям.

В современной разноголосице мнений, понятий и споров об искусстве и вообще о литературе, чему Вы сами отчасти были свидетельницею в среду, и трудно разобрать, кто за что и против чего, следовательно трудно и отличить единомышленников от противников.

Молодые не прощают, зачем остаешься человеком своих лет, своей эпохи, воспитания, привычек и т. д., и требуют того, чего не можешь делать, а того, что можешь и что сделал, не ставят в грош. Старые недовольны, зачем не делаешь, чего не умеешь делать, словом — каша!

Среди этого хаоса — я был бы очень рад, если б в присылке книги мне выражалось немного Вашего единомыслия со мною — если не в том, что я писал, то хоть бы в том, как я писал, то есть тем образам, формам и приемам, какие служили мне для выражения моих сюжетов.

Что касается до Вас, Надежда Дмитриевна, то я — насколько успел — высказал в среду Вам верно, без всяких «фраз» о давнишнем и постоянном моем уважении к Вашему перу. Это я высказывал и высказываю при всяком случае, когда зайдет речь о Вас. Следовательно, подарок книги сделан Вами не совсем недостойному и притом давно неравнодушному почитателю и ценителю Вашего дарования.

Примите же и Вы ласково прилагаемую при этом книгу — и если почему-нибудь не можете одобрить ее содержания или исполнения, то пусть она напоминает Вам хоть о моей благодарности и уважении.

«Большой медведицы», в чем Вы и не нуждаетесь. Скажу только, что я никогда не соглашаюсь с теми, которые называют вообще Ваши произведения «симпатичными». Это значит лишать их главного и лучшего их характера. Симпатичен талант, как всякий талант, но произведения Ваши действуют не симпатией и не на симпатию, а другой могущественной силой — правдой анализа и неотразимостью логики, без всякой лести и также без преувеличений, в самом отрицании. Правда, правда и правда!

Нельзя нетерпеливо бросаться и рваться к Вашим произведениям, как нельзя бросаться на шею к людям, неумолимо и умно говорящим правду, но нет возможности пройти мимо их, не дослушав до последнего слова и не послушавши их. — Этим, конечно, я определяю свое постоянное впечатление от Ваших сочинений, не отвечая за других.

Я слышал, что Вы скоро уезжаете, а я в эту минуту нездоров и сижу дома; опасаясь, что письмо это и книги мои опоздают, я прошу Софью Александровну взять на себя труд передать Вам и то и другое.

С благодарностию и почтением имею честь быть

Вашим покорнейшим слугой

 Гончаров.

23 января 1872.

Моховая улица, близ Сергиевской, дом Устинова.

Примечания