Гончаров И. А. Письмо к И. И. Льховскому, Мариенбад, 2/14 августа 1857 // Литературный архив. — Л.: Изд-во АН СССР, 1951. — Т. III. — С. 116—126.
4
Мариенбад, 2/14 Августа 1857.
Третьего дня я получил и второе Ваше письмо, любезнейший Льховский: горничная моя Луиза с радостью вбежала и подала мне, крича: ein Brief von ihrer Frau Gemahlin!1 Она думает, что я женат, что приеду на будущий год сюда с женой и возьму ее в Россию, с жалованьем по 15 гульд. в м-ц и верит так серьезно, что мне даже жалко. В первый раз я так бессовестно поступаю с женщиной. Вы пишете, что свергли с себя иго и изнываете уже целый месяц — одни. Виноват, сомневаюсь: Вам стыдно меня, даже себя, и Вы скрываете истину; да ежелиб и расстались в самом деле, так уж теперь опять не одни. Я утопал в такой же лжи, и не раз, и признаюсь, никак не ожидал, чтоб Вы, не зараженные романтизмом, вооруженные юмором и анализом, позднейший человек, заразились таким злом и погрязли в нем до потери сил, до утраты бодрости. Вы заступили место другого, делаете все то же, что он и клянете ее, зачем она делала это с другим, по страсти, что делает с Вами по привычке, или за деньги: где логика? Уныние Ваше подозрительно: еслиб Вы освободились действительно, Вы бы не унывали, а радовались, занялись бы и были бы бодры и веселы. — Кобылин этот должен быть дурак: зачем он рассылает шрифт к хозяину? Когда же выйдет путешествие в свет?1 В январе — когда пройдет благоприятное время для продажи. Мне жаль, что оно остановилось. Что касается до предисловия, то если у Вас выдастся в самом деле свободная минута, moment lucide,2 пользуйтесь и пишите скорей, не надеясь на то, что еще долго не понадобится и время будет впереди: того и гляди обманетесь. А мне самому, признаюсь, не хотелось бы возиться с этим. Отправив ко мне свое письмо, Вы должны были тотчас получить от меня письмо (третье из Мариенбада), в котором я объяснил, чтобы о Фаддееве оставили фразу в покое и чтоб Кобылин не смущался ею: до текста ему дела нет, или же распорядитесь Вы — исключите или оставьте, как вздумаете.2
Я обещал в одном из писем объяснить Вам, что я делаю здесь. Теперь может быть, Вы об этом уже знаете от Юнии Дмитриевны,3 к которой я писал на днях, но заплатил за письмо в здешней почтовой конторе и потому боюсь, дойдет ли оно. Кроме того я послал ей некоторые пустяки, и именно две маленькие фарфоровые вазочки, а Евгении Петровне4 судок для сливочного масла на память. Все это очень дурно, но напомнит им меня, а Юниньке принесет, я знаю, непритворное удовольствие. Отсюда поехала в Россию одна барыня, А. М. Яковлева, вдова купца, очень милая женщина, и взялась, с женским великодушием, отвезти эти безделушки.5
Да, сын мой Горацио: есть вещи, о которых не снилось нашим журналистам.6 Представьте себе, если можете, что я приехал сюда 21 Июня нашего стиля и мне было так скучно, что я через три дня хотел уехать, дня три-четыре писал письма к Вам, к Языкову, в Симбирск7 — не знал что делать, а числа эдак 25 или 26-го нечаянно развернул Обломова, вспыхнул — и 31 Июля у меня написано было моей рукой 47 листов! Я закончил первую часть, написал всю вторую и въехал довольно далеко в третью часть начал жаловаться, унимать, и теперь бегает везде по Русским больным и рассказывает, что я не вылечусь, потому что все сижу и занимаюсь — статистикой! Безобразов8 сказал ему, сначала о себе что он литтератор, а потом и обо мне, он смешал нас и из этого всего вышла статистика9 она бы ничего, да как-то разговорились о Луи Блане10 etc. Она прочла его историю в 8 томах и часа три говорила о ней, хоть бы самому Безобразову в пору: неправда ли, что это немножко... безобразно?
Не знаю, вылечился ли я, я только знаю, что мне еще недели три пристальной работы осталось до окончания Обломова. Локти было годов, не написалось бы в м-ц ничего. В том и дело, что роман выносился весь до мельчайших сцен и подробностей и оставалось только записывать его. Я писал как будто по диктовке. И право многое явилось бессознательно; подле меня кто-то невидимо сидел и говорил мне что писать. Например, в программе у меня женщина намечена была страстная, а карандаш сделал первую черту совсем другую и пошел дорисовывать остальное уже3 согласно этой черте и вышла иная фигура. При этой фигуре мне не приходили в голову ни Е. В. ни А. А.11 — решительно никто, да и ни в одном из действующих лиц тоже. Меня иногда пугает, что у меня нет ни одного типа, а все идеалы: годится ли это? Между тем для выражения моей идеи мне типов не нужно, они бы вели меня в сторону от цели. Или наконец надобен огромный, гоголевский талант, чтоб овладеть и тем, и другим. — Меня перестала пугать мысль, что я слишком прост в речи, что не умею говорить по тургеневски, когда вся картина обломовской жизни начала заканчиваться: я видел, что дело не в стиле у меня, а в полноте и оконченности целого здания. Мне явился как будто целый большой город и житель поставлен так, что обозревает его весь и смотрит, где начало, средина, отвечают ли предметы целому, как расположены башни и сады, а не вникает, камень или кирпич служили материалом, гладки ли кровли, фигурны ли окна etc. etc. Вся эта большая сказка должна, кажется, сделать впечатление, но какое и насколько, не умею еще решить. Герой может быть неполон: не достает той или другой стороны, не досказано, не выражено многое: но я и с этой стороны успокоился: А читатель на что? разве он олух какой-нибудь, что воображением не сумеет по данной автором идее дополнить остальное? Разве Печорины, Онегины, Бельтовы etc. etc. досказаны до мелочей? Задача автора — господствующий элемент характера, а остальное дело читателя. Может быть из всех — великих и малых талантов — один Сервантес успел досказать во всей подробности своего героя, за то местами и скучновато. Зотов12 тоже досказывает чрезвычайно подробно свои лица, Достоевский уже до пес plus ultra4 подробно, но я не лезу ни в Сервантесы, ни в Зотовы и Достоевские — тоже. — Я однакоже не хлопаю крыльями, как петух, не кричу о своей победе, потому что не знаю, куда я вскочил: может быть на навозную кучу. Поэтому скажите Юниньке, которой я писал о своей работе,13 14 Чего доброго? пожалуй придется спрятать ее со стыдом под спуд. Например женщина, любовь героя, Ольга Сергеевна Ильинская — может быть такое уродливое порождение вялой и обессиленной фантазии, что ее надо бросить или изменить совсем: я не знаю сам, что это такое. Выходил из нее сначала будто образ простоты и естественности, а потом, кажется, он нарушился и разложился. Да, может быть, это все очень глупо. Я в недоумении: между тем мне скорей хочется уехать отсюда в Лозанну, в Берн, в Веве, куда-нибудь и запереться еще на месяц и приехать назад и сказать: я кончил, кончил. Мне уже слышится Ваша сдержанная речь, как Вы по чайной ложечке лакомите меня ласковой похвалой, мне снятся широкие объятия Тургенева или молчаливая, затаенная досада тех, которые не любят чужого успеха. Но на всю эту смеющуюся перспективу я смотрю, как на сон, едва сбыточный. Времена не те, и свежесть во мне не та — и все не то. — А сколько еще выработки предстоит — ужасно подумать: Одно только отрадно, что выработка — не труд, а наслаждение. — Как же это случилось, что я, человек мертвый, утомленный, равнодушный ко всему, даже к собственному успеху, вдруг принялся за труд, в котором было отчаялся? И как принялся, еслиб Вы видели! Я едва сдерживал волнение, мне ударяло в голову, Луиза заставала меня в слезах, я шагал по комнате, как сумасшедший, и бегал по горам и лесам, не чувствуя под собой ног. Этого ничего не бывало и в молодости. Увы, все объясняется очень просто. Мариенбадская вода производит страшное волнение, так что полнокровным дают ее пить очень осторожно и немного. Иные пьют по шести кружек, а мне доктор велел пить по три. Недавно в книге Франкля я прочел, что здешняя вода, между прочими последствиями, производит «расположение к умственной и духовной деятельности». Вот и секрет. К этому прибавьте чудный воздух, движение по пяти часов в день, известную диэту и отсутствие всякого признака вина и водки — и тогда станет понятно, как могла в месяц написаться вещь, не написавшаяся в восемь лет. Теперь чемодан мой возымел для меня больше значения: я равнодушно смотрел, как кидали его из вагона в вагон, а теперь буду беспокойно смотреть на эту операцию. Я известил Юниньку первую о том, что время мое не пропадает здесь даром, потому что она больше всех, даже больше меня, желала этого и так от души простилась со мной и даже перекрестила. Еслиб я знал, что кончу все остальное, то не поехал бы в Париж, а остался бы где-нибудь в уголке Швейцарии, да боюсь, не кончу, ведь Мариенбадской воды не будет более, и после буду жалеть. Действие уже происходит на Выборгской стороне: надо изобразить эту Выборгскую Обломовку, последнюю любовь героя и тщетные усилия друга разбудить его. Может быть все это уляжется в нескольких сценах — и тогда хвала хвала тебе герой! Меня тут радует не столько надежда на новый успех, сколько мысль, что я сбуду с души бремя и с плеч обязанность и долг, который считал за собой. Дай бог! Тогда года через два, если будет возможность можно приехать вторично сюда, с художником15 под мышкой и исполнить надежды Луизы хоть вполовину.
Я еду после завтра отсюда во Франкфурт, там хотелось бы в Майнц и по Рейну проехать до Кобленца и опять во Франкфурт, чтобы ехать по железной дороге через Карлсруэ до Фрейбурга к Шафгаузену и к Рейнскому водопаду, и потом в Берн, в Веве, Лозанну, Женеву, Базель, а от Базеля три часа до Страсбурга, от Страсбурга 10 часов до Парижа. Впрочем во Франкфурте поговорю с лакеями в гостинице: они лучше всего знают, как и куда ехать. Я здесь с ними обедаю в отели: т: е: они за большим столом, а я рядом один за маленьким. Едим одно и то же. Кто-нибудь из них вскочит, подаст мне блюдо, потом сядет на свое место и продолжает обедать. Это происходит от того, что я один обедаю в 4 часа, весь Мариенбад — в час. Я все навыворот делаю, к великому соблазну доктора. Однако припадков не чувствую, печень покойна, только когда встаю, после четырех-пяти-часовой работы из за пера, бываю бледен и как бы избит, а после разбегаюсь по лесам — и пройдет. Мариенбад понемногу пустеет: здесь жила и недавно уехала Гессен-Кол. Курфирстерша, с дочерью и ее женихом: в первый раз видел немца-джентльмена, с изящными манерами, и то владетельного герцога. Есть еще Англичанка, девушка лет 20: это такое изящество, такое благородство, что я в первый раз в жизни бесконечно издали наслаждаюсь созерцанием женщины. Когда она утром приходит к овчей купели пить воду в своей утренней большой круглой шляпке с синим пером — она может быть поставлена выше Елиз<аветы> Вас<ильевны>,16 в обыкновенной шляпке — ниже ее, а без шляпки — наравне. Есть еще две неаполитанки красавицы, и муж одной из них герцог ди Рока — такой фат, что даже Кошкаров17 <овским> помещиком Волжиным т: е: он узнал обо мне через Франкля и познакомился на променаде: у него жена красавица и сигары от Тенкате: regalia dos amigos:5 он меня потчует... только сигарами. И зато какое спасибо!
Познакомился я с адмиралом Панфиловым:18 он знает меня .по морскому сборнику,19 и мы ходим с ним по горам. Вот русский характер во всей простоте и доброте! — Я раза три ходил на горы с А. М. Яковлевой и потом перестал, нельзя: Юния Дм<итриевна> конечно очень боится лягушек, мать Огаревой — еще больше, а эта, при виде ящериц, которых здесь множество, пришла в такой ужас, что я перепугался. Ее начало трясти и подергивать: я не знал, что мне делать. А я было одну ящерицу придержал тростью и хотел еще взять да поближе показать ей, какая — дескать она красивая.
Денег у меня осталось около пяти тысяч франков. Если от Швейцарии останутся три тысячи, так поеду в Париж, а то так и нет. Рублей триста надо привезти в Варшаву, чтоб было там прожить чем в ожидании места в почтовом экипаже. Не увидите ли Маркелова:20 спросите, можно ли, тогда я извещу из Парижа, о времени прибытия в Варшаву, написать туда, чтобы мне оставили место? Теперь пока не пишите мне: я не знаю, где остановлюсь и куда адресовать письма; не знаю также, когда я буду в Париже!
Поклонитесь Николаю Ап<оллоновичу> и Евгении Петровне, скажите, что я извиняюсь перед ней, что подарок мой дрянен, но это и не подарок, а знак памяти. Николаю Апол<лоновичу> скажите, что если бы кончил для меня головку, которую начал, то и я надеюсь заплатить ему чтением тоже нарисованной мной, конечно плохо, головки. Он любил слушать меня. Тургеневу скажите, когда приедет, что я умер, да не совсем и что, когда я писал, мне слышались его понуждения, слова и что я мечтаю о его широких объятиях.21 Кланяйтесь Дудышк<ину>, Кошкар<ову>, Барышову, Федору Ив<ановичу>22 и Бурьке,23 24 и проч. и проч. Весь Ваш
Гончаров.
<На конверте>
Russland. St. Pétersbourg
В СПБурге. Его Высокоблагородию
Ивану Ивановичу
Льховскому
В Правит. Сенате, в 1-м Департ., или в Моховой
Устинова.
в квартире Гончарова
Примечания
1 Речь идет о первом отдельном издании «Фрегата Паллады», выходившем под наблюдением И. И. Льховского. Кобылин — работник типографии Глазунова.
2 См. примеч. 3 к письму 3.
3 Ю. Д. Ефремова (см. примеч. 10 к письму 1).
4 Е. П. Майкова (см. примеч. 2 к письму 2).
5 Д. Ефремовой в письмах от 25 до 29 июля 1857 г.; «...она умна — без претензий, образована — без педантизма и любезна — без всякого кокетства, словом, милая женщина... Без всяких целей, т. е. без желаний, без надежд, без волокитства, словом, без всего того, что тянет мужчин в общество женщин, я проводил досужие часы в ее обществе и не скучал. Согласитесь, что это очень много» («Невский альманах», вып. II, Пгр., 1917, стр. 22, 27).
6 Вольная переделка известного стиха из «Гамлета» Шекспира (акт I, сц. 5) по распространенному в это время (неточному) переводу: «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам».
7 Гончаров имеет в виду М. А. Языкова (см. выше, примеч. 10 к письму 2); в Симбирске в это время жили родные Гончарова — его брат Николай Александрович и сестра Александра Александровна (см. П. Бейсов. Гончаров и родной край..., Ульяновск, 1951, стр. 102—106, 108).
8 Безобразов, Владимир Павлович (1828—1889), профессор политической экономии и финансового права (с 1864 г. адъюнкт Академии Наук, впоследствии сенатор и академик), находился в приятельских отношениях со многими русскими писателями, И. С. Тургеневым, М. Е. Салтыковым и др.
9 В. П. Безобразов был женат на Елизавете Дмитриевне (урожд. Масловой), которую Гончаров и имеет в виду. В 70—80-х годах Е. Д. Безобразова деятельно сотрудничала в различных заграничных журналах, французских и английских («La Nouvelle Revue», «Journal des économistes», «Contemporary Review» и др.) под псевдонимом Tatiana Swetow»; ей, в частности, принадлежит несколько критических статей о Тургеневе, написанных на итальянском языке (ср. «Русь», 1904, № 293, 4 октября, корреспонденция «Из Дмитровского уезда»). Отметим также, что с Безобразовыми Гончаров встречался также в августе 1857 г. в Париже и читал им «Обломова» («Новое время», 1901, № 9140; М. Суперанский. И. А. Гончаров заграницей. «Исторический вестник», 1912, № 6, стр. 850).
10 «История французской революции» («Histoire de la Révolution francaise») Луи Блана, выходившая в течение многих лет (1847—1862), считалась книгой «зажигательной» и «якобинской». Луи Блан накануне 1848 г. стоял на левом фланге революционного движения, но уже во время революции 1848 г. был разоблачен «Новой Рейнской газетой» К. Маркса как типичный оппортунист; в эмиграции Л. Блан стал приверженцем еще более умеренных взглядов. В. И. Ленин писал, что Луи Блан, мнивший себя «вождем „трудовой демократии“», был на деле «хвостом буржуазии, игрушкой в ее руках» (В. И. Ленин, Соч., т. 25, стр. 44—45).
11 Под инициалами Е. В. Гончаров подразумевает Елизавету Васильевну Толстую (1827 или 1829—1877), в январе 1857 г. вышедшую замуж за А. И. Мусина-Пушкина, близкую знакомую семьи Майковых, с которой он встречался здесь еще с конца 40-х годов. В середине 50-х годов Гончаров пережил сильное увлечение ею (письма Гончарова к Е. В. Толстой напечатаны П. Н. Сакулиным в статье «Новая глава из биографии Гончарова». «Голос минувшего», 1913, №№ 11 и 12). Под инициалами А. А. скорее всего имеется в виду упомянутая выше Августа Андреевна Колзакова (см. примеч. 6 к письму 1). Все, что Гончаров говорит в данном письме о подозревавшихся прототипах «Обломова», имеет существенное значение для творческой истории романа и, в частности, опровергает долго державшееся в литературе утверждение П. Н. Сакулина (в указанной статье в «Голосе минувшего», 1913, № 11, стр. 57 и 61), будто бы прототипом Ольги Ильинской явилась Е. В. Толстая, а также свидетельство Е. А. Штакеншнейдер, со слов Гончарова, что оригиналом для Ольги Ильинской служила ему Е. П. Майкова (см. примечание 9 к письму 1).
12 Зотов Рафаил Михайлович (1795—1871) — плодовитый романист; см. ниже, примеч. 4 к письму 6.
13 Гончаров имеет в виду свое письмо к Ю. Д. Ефремовой из Мариенбада от 29 июля (9 августа) 1857 г., в котором он сообщил подробные данные об успешном ходе своей работы над «Обломовым» («Невский альманах», вып. II, Пгр., 1917, стр. 24—29); многие из этих подробностей интересно сравнить с теми, которые сообщаются в данном письме к Льховскому, так как во многом они совпадают, а частично и дополняют друг друга. Ю. Д. Ефремовой Гончаров, например, писал: «... я приехал сюда <в Мариенбад> 21-го Июня нашего стиля, а сегодня, 29 Июля, у меня закончена 1-ая часть Обломова, и довольно много третьей, так что лес уже редеет, и я вижу вдали... конец. Странно покажется, что в месяц мог быть написан почти весь роман: не только странно, даже невозможно, но надо вспомнить, что он созрел у меня в голове в течении многих лет и что мне оставалось почти только записать его»... и т. д. (стр. 25).
14 Гончаров вспоминает следующие слова из письма своего к Ю. Д. Ефремовой от 29 июля 1857 года: «...вспоминаю вас часто, потому что помните — как Вы на весь мир трещали, что я поеду, напишу роман, ворочусь здоровый, веселый — etc. etc. Как мне было досадно тогда на Вас: какими пустяками казалось Ваше пророчество... Помню еще, как на прощанье Вы робко и торопливо перекрестили меня, но видно от чистого сердца и, конечно, очень искренно, от всей полноты дружбы пожелали мне покоя, веселья и опять-таки — писанья. Представьте же, мой друг, что все это вполовину, нет, больше нежели вполовину, — уже исполнилось, и я ставлю себе в долг прежде всего сказать об этом Вам»... («Невский альманах», вып. II, Пгр., 1917, стр. 25).
15 «Художник» — одно из первоначальных заглавий будущего романа «Обрыв».
16 Елизавета Васильевна Мусина-Пушкина (урожд. Толстая), см. выше, примеч. 11.
17 П. Майковой, Юлии Петровны.
18 Панфилов, Александр Иванович (1808—1874), адмирал, в молодости служил под командой адмирала П. С. Нахимова, участник Синопского боя, во время которого командовал кораблем «Двенадцать апостолов»; в 1855 г. при обороне Севастополя занял пост погибшего адмирала П. С. Нахимова.
19 Речь идет об отдельных очерках «Фрегата Паллады», печатавшихся первоначально в «Морском сборнике» и других периодических изданиях. В «Морском сборнике» напечатаны следующие очерки: «Заметки на пути от Маниллы до берегов Сибири» (1855, кн. 5), «Из Якутска» (1855, кн. 6), «Русские в Японии в конце 1853 и в начале 1854 гг.» (1855, кн. 9—11), «На мысе Доброй Надежды» (1856, кн. 8 и 9).
20 Маркелов Дмитрий Дмитриевич (ум. в 1864 году) — вице-директор почтового департамента.
21 Об отношениях Гончарова и Тургенева в 1857 г. см. И. А. Гончаров и И. С. Тургенев. По неизданным материалам Пушкинского Дома, с предисл. и примеч. Б. М. Энгельгардта, Пгр., 1923.
22 Н. Майкова, бывший с ним в приятельских отношениях; в 1858 г. участвовал в издании его журнала «Подснежник» и в делах типографии («Невский альманах», вып. II, Пгр., 1917, стр. 23). В это время Ф. И. Твердомед жил на квартире у В. Н. Майкова (там же, стр. 36).
23 Бурька — семейное прозвище Леонида Николаевича Майкова (1839—1900), впоследствии известного исследователя русской литературы, академика, вице-президента Академии Наук. «Милого Бурьку» Гончаров постоянно с нежностью вспоминал в письмах к Майковым и их друзьям из кругосветного плавания («Литературное наследство», кн. 22—24, 1935, стр. 400, 408, 412, 422). В 1857 г. Леонид Майков был еще студентом Петербургского университета, но с этого года он уже выступал в печати, а в следующем не только писал статьи в журнале старшего брата Владимира Николаевича «Подснежник», но одно время даже заведывал этим журналом (сб. «Памяти Л. Н. Майкова», СПб., 1902, стр. X, XLIV; Е. А. Штакеншнейдер. Дневник и записки. М. — Л., 1934, стр. 217).
24 Аполлон Николаевич Майков и его жена Анна Ивановна.
Сноски
1 Письмо от вашей супруги! ().
2 Светлое мгновение (франц.).
3 Зачеркнуто по этой
4 лат.).
5 Подарок друзей (исп.).