Гончаров И. А. Письмо к И. И. Льховскому, 17 сентября 1858 // Литературный архив. — Л.: Изд-во АН СССР, 1951. — Т. III. — С. 142—146.
7
17 Сентября, 1858.
Много наговорили мы друг другу «жалких слов», и того и гляди тонкая и скрытая обида или чувство обиды превратится в неуклюжую ссору Ивана Иваныча — с Иваном Никифоровичем.1 Вы написали по поводу меня и к Майковым и ко мне. Сегодня я прочел и то, и другое. Вы думали, что я оскорблюсь — нет, я не оскорбился. Вы требуете, чтоб я согласился с Вами — в чем? В том, что основой нашей симпатии было наше взаимное положение т: е: положение публики к художнику? Пожалуй, между прочим и это: что же может Вас обрадовать в этом согласии? Это ведь только один из путей, которые вели к симпатии, а путей этих много и они бывают различны, как в дружбе, так и в любви. Как возникла дружба, с чего началось — это можно и забыть, лишь бы была жива развившаяся из того симпатия. Посадили ли семя, или случайно упало, лишь бы дало цвет и плод. Вы сами же после говорите, что мы наслаждались друг другом, и между прочим — в такие минуты, когда обыкновенно бывает не до друзей: конечно не за тем, чтоб Вы за мной ухаживали. Но ни в том, ни в другом из ваших писем я не нашел прямого ответа на то, зачем Вы извлекли из меня согласие, «что вы ничем мне не обязаны, что это мог бы сделать и Панаев» и т. д. Зачем твердили об этом? Какой повод подал я? Вы избегли этого ответа и начали вместо того1 по вашему обыкновению — тонко «определять» свойство и историю наших отношений, что было вовсе не нужно. Только вскользь упомянули, что вам легче бы было быть обязанным Панаеву, нежели мне, потому что там нет дружбы и следовательно Вы бы дескать не тяготились ответственностию за неуспех. Вот логика! И Вы еще называете мою речь запутанною! Это было бы и логично и деликатно, в таком только случае, еслиб Вам пришлось выбирать между двумя рекомендациями: моей и Панаева и вы бы предпочли его и уклонились от моей, тогда, чтоб не оскорбить меня, Вы могли бы, привести эту причину. Но теперь, когда это случилось уже наоборот — к чему послужила эта причина? Приведение ее не имеет2 цели: разве легче от того, что и Панаев сделал бы тоже, когда Вы не успеете в ваших намерениях? Т: е: разве я меньше буду компромметтирован Вашим неуспехом, предположив, что Вы и без меня бы поехали? Нет, говоря3 мне о рекомендации, Вы не могли иметь этой цели, — это не логично. Нет, у вас, как мне казалось, была другая цель: Вам было тяжело и стыдно — так я думаю — быть обязанным не непосредственно — могло возмутить меня. Вот почему, в каком смысле я назвал это черствостью: я не считал Вас способным, ради толков, слухов, сплетней и ложного самолюбия, пожертвовать дружбой. Что касается до одолжений, до благодарности etc. etc. — я не признаю этого и не считаю Вас себе обязанным: если Вы будете думать и утверждать противное, мне дела нет, я буду знать это про себя. — Не думайте также, чтоб я боялся Вашего неуспеха по причине своей рекомендации: нет, если я буду бояться ваших авторских неудач, то совсем по другой причине. А за себя я не боюсь: ведь вы что-нибудь да напишете непременно — вон уже я и оправдан. А если вы выдвинетесь из толпы, сделаетесь заметны, громки — это уже роскошь, которой можно желать, но не требовать.
Но оставим все это: останемся при своем мнении: я буду думать, что Вы, склоняя меня согласиться, что я только «желал» быть часто Вам полезным и что рекомендация могла бы сделаться и без меня хотели загладить в глазах других следы quasi-одолжений и вместе с тем надо было загладить и следы симпатии, а Вы думаете, что моя симпатия кончилась от того, что Вы перестали за мной ухаживать — от этого ни вам, ни мне хуже не будет, тем более, что мы долго, а может быть и никогда не увидимся. Да притом4 ко всему и с недоумением каждый день спрашиваю, что из этого всего будет. Напрасно только Вы называете5 меня наружно — равнодушным к самому себе: нет, и к себе равнодушен, уверяю Вас. Это впрочем закон природы, обычные явления старости. Уж теперь ни Л. В. ни А. А.2 е: я ищу побольше покоя, удобства, отсутствия муки — да в ком же этого нет? И роман мой (писанный), о котором Вы упомянули, как блеск потухающей лампады, на минуту оживил меня, и только тогда, когда Вы слушали и рукоплескали ему. Дня три сряду на днях слушали его Краевский, Дудышкин, Никитенко, и как рукоплескали, но я уже был холоден.3 Они тоже т: е: двое из них знают дело, но все это не — Вы: следоват<ельно> не один только Ваш тонкий суд и не одно ухаживанье трогало меня, но и что-нибудь такое, что принадлежало самим Вам. Скажу Вам последнее слово об этом всем, или вовсе не об этом, а обо мне и о Вас, о нас обоих. Если я, по Вашем возвращении, буду в таком же или, не дай бог, в худшем положении т: е: если апатия моя есть мое нормальное, безвыходное положение, тогда конечно я буду равнодушен и к Вам, насколько буду равнодушен ко всему, но если бы (чего впрочем не ожидаю) почему-нибудь я проснулся и воскрес, то, нет сомнения, забуду, не только то, о чем писал, но и щекотливый предмет, породивший эти письма, и разговор, и Ваши слова, и буду радоваться только Вашему возвращению и успеху т: е: встречу Вас попрежнему — не сомневайтесь. Я это сужу между прочим (кроме того, что я знаю, как недолговечна вражда в моем сердце) потому, что я неумеренно обрадовался, узнавши, что Вы и в Лондоне и в Париже, как будто сам там был. — «Как он еще молод! сказала про вас Старушка, прочтя письмо ко мне, а на него и сердиться нельзя!» Какова! вот Вам полный повод обидеться! Напишите, если не ко мне, то хоть к ней о получении этого письма.
Еще раз благодарю вас за замечания в романе: многие из них неоцененны, и я буквально последовал им, кроме капитальных: сил нет. Кроме того я переделал главу Штольц с Ольгой в Париже: она показалась слушателям неестественной, как и Вам.
И. Гончаров.
Помогла ли вам моя программа Парижа?
Примечания
(сноски, выделенные жирным шрифтом)
1
2 Ел. В. Мусина-Пушкина (см. примеч. 11 к письму 4); А. А. Колзакова (см. примеч. 6 к письму 1).
3 А. В. Никитенко записал в своем дневнике (10 сентября 1858 г.): «Вечером у Гончарова слушал новый роман его „Обломов“... Со мною вместе были слушателями его: Краевский, который и купил его для „Отечественных Записок“, Дудышкин и В. Н. Майков, издатель детского журнала... Положено читать продолжение в субботу» (Записки и дневник, т. I, изд. 2-е, СПб., 1904, стр. 526).
Сноски
1 Зачеркнуто
2 Зачеркнуто или
3 Зачеркнуто это
4 Зачеркнуто Вы
5 себя