Гончаров И. А. Письмо к И. И. Льховскому, 2/14 апреля 1859 года // Литературный архив. — Л.: Изд-во АН СССР, 1951. — Т. III. — С. 153—157.
91
2/14 Апреля 1859 года.
Милый, милый друг Иван Иванович! Неделю тому назад, мы были обрадованы получением Ваших писем. Я понес свое к Старику и Старушке, думая удивить их, а они приготовили мне тот же сюрприз. Я думал, что я уже вовсе не способен к поэзии воспоминаний, а между тем одно имя Стелленбош2 расшевелило во мне так много приятного: я как будто вижу неизмеримую улицу, обсаженную деревьями, упирающуюся в церковь, вижу за ней живописную гору, и голландское семейство, приютившее нас, все, все. Точно также известие о смерти Каролины3 произвело кратковременное чувство тупой и бесплодной тоски. Восхождение Ваше на Столовую гору4 — подвиг, на который я никогда бы не отважился. Не знаю почему, но мне невообразимо приятно знать, что Вы увидели и, может быть, увидите и еще места, которые видел и я. Меня даже пленяет эта разница во взгляде Вашем с моим: Вы смотрите умно и самостоятельно, не увлекаясь, не ставя себе в обязанность подводить свое впечатление под готовые и воспетые красоты. Это мне очень нравится: хорошо, еслиб Вы провели этот тон в Ваших записках и осветили все1 взглядом простого, ненастроенного на известный лад ума и воображения и если б еще вдобавок уловили и постарались свести все виденное Вами в один образ и одно понятие, такой образ и понятие, которое приближалось бы более или менее к общему воззрению, так чтоб каждый, иной много, другой мало, узнавал, в Вашем наблюдении нечто знакомое. Это значит — взглянуть прямо, верно и тонко и не заразиться ни фанфаронством, ни насильственными восторгами: именно, как Вы в немногих словах отозвались о Бразилии и Мысе Доброй Надежды.
Между прочим этот тон отнюдь не исключает возможности выражать и горячие впечатления и останавливаться над избранной, не опошленной красотой. Если я не сделал ничего этого, так это отчасти потому, что я, по своему настроению вообще, был искренен, и кроме того потому, что этим настроением только и мог действовать на читателя, потому что в языке и красках я сильнее, нежели2 другим путем. А у Вас настоящий взгляд, приправленный юмором, умным и умеренным поклонением красоте и тонкая и оригинальная наблюдательность дадут новый колорит Вашим запискам. Но давайте полную свободу шутке, простор болтовне даже в серьезных предметах и ради бога избегайте определений и важничанья. Под лучами Вашего юмора Китайцы, Японцы, Гиляки, наши матросы — все заблещет ново, тепло и занимательно. Пишите, как пишете к Старику и ко мне. Даже не худо, еслибы Вы воображали нас постоянно перед собою. Abandon,3 полная свобода — вот что будут читать и поглощать. A propos,4 «а что ж, пришлет ли он что-нибудь в Отеч<ественные> Записки?» — Ничего не пишет об этом, был мой ответ. — Так попросите его пожалуйста от меня — заключил он. Передаю Вам с математическою точностию его слова и ничего к этой просьбе не прибавлю. Вы сами знаете, как полезно поместить что-нибудь в журнале, но советую также дать в то же время статью и в Современник: эти два журнала обеспечивают репутацию Ваших записок. В Библ<иотеку> для Чтения — само собою разумеется — тоже дадите, ибо редактор,5 только что примирившийся с вами, не простил бы этого. На что хуже записок Лакиера,6 а и те были замечены, чему были обязаны единственно тем, что появились в этих журналах. Прежде всего конечно Вам следует послать в Морской Сборник,7 и не одну статью, даже все морские, касающиеся плавания статьи, а сухопутными можете располагать по произволу: так тогда и Великий Князь <Константин Николаевич> разрешил. Вы можете через Морское министерство адресовать статьи в журналы на мое имя, а я стану наблюдать за их печатанием и пожалуй, копить деньги. Назначьте и цену: не знаю, дадут ли только более 60 рублей. А впрочем напишите, что Вы хотите. Да кстати, когда будете посылать статьи в Морское министерство, напишите письмо к Н. К. Краббе:8 я встретил его в опере, мы разговорились про Вас. Я упомянул, как Вы ему благодарны, и он заметил сам: «да, правда, мне удалось кое-что для него сделать». Поблагодарите его и издалека. «Об ухаживаньи, о благодарности» и о прочем Вы наговорили много тонких пустяков. Я, кажется, доказал Вам, что и я не меньше ухаживал за Вами, а Вы, только начали, и если б было справедливо все, что Вы пишете, то мы не долго были бы в ладу. Я уже решил, что я никуда не гожусь, устарел, бегаю от людей, прячусь и все мне надоедает. Если кротчайший Старик, милая Старушка и даже друг мой Женичка под час тяготят меня, то конечно должна была отразиться эта брюзгливость и на Вас. Но что мне прискорбно было, так это то, что и Ваш характер начал как будто рано портиться, Вы стали нетерпеливы, иногда желчны и резки, следствие мелких ожесточений, развитие ума и вкуса и ограниченность средств и проистекающее из этого шипение постоянно подавляемой и оскорбляемой гордости и самолюбия. У меня сначала было тоже т: е: те же причины, а когда они прошли, явилось противуположное пресыщение всем этим и вместе притупление воображения, этого господствующего в. моей особе начала. Странствуйте же с уверенностию, что за Вами с участием следят тепло — и сильно за Вас бьющиеся сердца и ждут с величайшим нетерпением минуты возвращения. Надо Вам сказать, что Старик, Старушка и я — шалим, именно, ни больше, ни меньше, как едем заграницу. Я желал бы, чтоб Вы подслушали тот голос, каким сказаны были вырвавшиеся у меня слова: «ах, еслиб с нами был Льховский!», желал бы и для Вас, и для себя! Вас удивит это известие: Екатерина Павловна9 леченье и, ах, еслиб можно было, и писанье нового романа... Но... но... много но: сейчас скажу все, прежде кончу о путешествии. Старушку уложили в постель года на два; у ней повторялись воспаления, теперь нет, и она стала пободрее с тех пор, как явилась надежда ехать заграницу. Дело конечно без натяжек не обошлось. Вы знаете Старушку, как она умеет склонить на свою сторону всякого, даже и доктора. Спора нет, что воды могут быть ей полезны, но как она вынесет дорогу, особенно до Варшавы, я не понимаю. Желание ее ехать возросло до лихорадки и если ее не пустить, то, кажется, это повредит ей пуще дороги. Довольно того, что она реша10
Примечания
(сноски, выделенные жирным шрифтом)
1 Настоящее письмо, в отрывке и без комментариев, опубликовано Б. М. Энгельгардтом в «Литературном наследстве», кн. 22—24, 1935, стр. 425—426; однако здесь напечатана лишь та часть письма, которая «содержит советы Гончарова, как вести путевые записки»; мы воспроизводим письмо полностью по автографу.
2 «Фрегат Паллада» (т. I, гл. IV).
3 Каролина — девушка из Капштадта (Кейптаун); Гончаров рассказал о ней в описании своего путешествия («Фрегат Паллада», т. I, гл. IV).
4 Столовая гора — на мысе Доброй Надежды.
5 А. В. Дружинин.
6 Лакиер Александр Борисович (1825—1870). В 1856—1858 годах Лакиер путешествовал по Западной Европе, Палестине и Америке. В 1858 г. отрывки из его путевого дневника печатались в «Современнике», «Русском вестнике» и «Отечественных записках», а затем вышли отдельной книгой (СПб., 1859).
7 И. Льховского действительно напечатаны были в «Морском сборнике» 1861 (№№ 1, 2, 11) и 1862 гг. (№ 2).
8 Н. К. Краббе (см. примеч. 16 к письму 6).
9 Е. П. Майкова.
10 Окончание письма отсутствует.
Сноски
1 умом
2 Зачеркнуто всяким
3 Непринужденность (франц.).
4 франц.).