Гончаров И. А. Письмо Кони А. Ф., 11 января 1887 г. С.-Петербург // И. А. Гончаров. Новые материалы и исследования. — М.: ИМЛИ РАН; Наследие, 2000. — С. 502—503. — (Лит. наследство; Т. 102).
56
<С.-Петербург>. 11 января 1887
Добрый, дорогой Анатолий Федорович.
Я около Нового Года получил Ваше милое, с теплым приветом, послание1, — рвался душой ответить, но куда? Оно помечено Москвой — но без адреса — где Вы там свили гнездо.
Я и теперь не знаю, где Вы, воротились ли, здоровы ли?
Я заболел своим жестоким кашлем, хроническое ослабление левого легкого при всякой небольшой даже простуде вызывает этот кашель. В теплое время я бы поправился, как было в сентябре, а теперь, в глухую зимнюю пору, среди этой сплошной безрассветной ночи, в сезон морозов, не могу отделаться от кашля. Говорить много нельзя, оттого я сижу затворником, и никого, кроме двух-трех близких лиц, не принимаю, чтобы разговором не раздражать кашля и не утомлять упавшие нервы. Выходить можно только в утренние часы, когда не более 5 град<усов> мороза.
Между тем сиденье взаперти вместе с невозможностью обтираться холодной водой ведут за собой застои кровообращения, головокружения и проч. Я очень ослабел, мало ем, и упал духом.
Таково мое положение! А между тем меня зовут туда-сюда, то в Пушкинскую комиссию2, то в Кружок любителей сценич<еского> искусства, то пристают (точно сговорились) с просьбой разрешения переводов моих сочинений. Надо отписываться, отговариваться: а у меня силенки мало, да и глаз не позволяет утруждать себя! Им дела нет, да и знать не хотят, что мне 75 лет, что я принадлежу к прошлому, что с настоящим новым и новейшим у меня уже ничего общего нет — я умер для всего этого! — Вчера еще Вейнберг (ох, этот юркий Вейнберг) требовал письменно, чтоб я дал свое имя подписать какую-то телеграмму к Боборыкину в Москву, где ему дают обед. Приходится отказывать — и конечно возбуждать неудовольствие. Они в мое положение не входят, а таскают меня, как старый парик, потому что им так нужно.
Мне всего больше жаль, что я не могу попасть в Галерную, к нашей общей доброй приятельнице Любови Исак<овне>. Едва я попробую выйти вечером и погулять около дома, я возвращаюсь озябший и ночью кашляю. Пуститься в дальние окраины теперь мне и думать нельзя, особенно вечером. Я не был на юбилее и своего приятеля — Посьета, а писал ему3.
Мих<аил> Матв<еевич>, да Софья Ал<ександровна> Никит<енко> проникают иногда ко мне — потому что с ними я могу говорить немного. — Если, конечно, Вы заглянете, то с радостью будете приняты — но Вы так заняты и — не знаю — здоровы ли сами.
<орьевна> Гогель4: с каким удовольствием я ответил бы ей — но она адреса своего не обозначила, а я забыл № ее дома, и даже не помню хорошенько — на Знаменской или на Надеждинской улице она живет.
Когда увидите ее, поцелуйте ее руку и передайте ей мою живейшую благодарность за ее память обо мне.
Еще маленькая просьба: завтра, в Татьянин день, Вы вероятно будете (если только здоровы) на Московск<ом> университетском обеде: по Вашей дружеской инициативе там упоминалось и мое имя и мне посылалась телеграмма5. На этот раз, когда я так ослабел — я просил бы Вас (если б Вы вспомнили, и другие тоже) не напоминать обо мне старым и молодым моим сотоварищам по университету — потому что и приятное волнение тревожит мои нервы, притом и выражение моей благодарности через газету затруднило бы меня6.
Гончаров
P. S. Гуляя — если добреду до Вас, занесу это письмо сам и отдам швейцару, а на высоту не посягну взобраться — ноги стали слабы.
Моховая 3.
1
2 Пушкинская комиссия (и при ней “Кружок распорядителей по устройству чествования памяти Пушкина”) была создана Литературным фондом с целью “составления программы торжественного поминовения памяти Пушкина” в связи с 50-летием со дня смерти поэта (Стасюлевич. Т. IV. С. 176). 12 декабря 1886 г. П. И. Вейнберг пригласил Гончарова принять участие в работе комиссии (Летопись. 278). 16 декабря Гончаров писал М. М. Стасюлевичу: “...я ни в каком разе участвовать ни в каких комиссиях и приготовлениях <...> не буду <...> празднование это будет собственно не Пушкинское, а Григоровича и Вейнберга: они уже забегали, как мыши!” (Стасюлевич. Т. IV. С. 178). 5 января он повторил свой отказ в письмах к нему же (Там же. С. 180—181) и к А. А. Краевскому ( С. 280). 29 января Гончаров присутствовал на панихиде в Церкви Придворного конюшенного ведомства, где в 1837 г. происходило отпевание поэта (Там же. С. 280); этим ограничилось его участие в Пушкинском юбилее.
3 С адмиралом К. Н. Посьетом Гончаров сблизился во время плавания на фрегате “Паллада” (будущий адмирал был в то время капитан-лейтенантом). В 1887 г. отмечался юбилей Посьета в связи с 50-летием его службы, была выпущена брошюра “Празднование 50-летия службы в офицерских чинах адмирала К. Н. П.” (СПб., 1887). Упоминаемое письмо Гончарова к Посьету неизвестно.
4 Это письмо неизвестно.
5 Гончаров вспоминает эпизод, имевший место 12 января (по церковному календарю — день св. Татьяны) 1883 г.: в этот день отмечалась очередная годовщина основания Московского университета и на торжественном обеде бывших его студентов был провозглашен тост в честь Гончарова и послана ему приветственная телеграмма, на которую Гончаров отвечал в печати благодарственным письмом (Голос. 1883. № 15. 15 января; С. 257).
6