Гончаров И. А. Письмо Майкову А. Н., 30 ноября 1857 г. С.-Петербург («Я не понимаю, любезнейший Аполлон Николаевич...») // И. А. Гончаров. Новые материалы и исследования. — М.: ИМЛИ РАН; Наследие, 2000. — С. 356—357. — (Лит. наследство; Т. 102).
9
<Петербург>. 30 ноября <1857 г.>
Я не понимаю, любезнейший Аполлон Николаевич, отчего поступок Ваш с Т<итовы>м Вам кажется неловким и еще неделикатным? Пожалуй, можно допустить, что Вам неловко вообще отказываться от предложенной Вам чести, но что же тут неделикатного, что Вы указали им на другого, не обещав его согласия (как я и просил), и этот другой не принял предложения? Вы пишете, что я заставляю Вас ехать “с глупою физиономией”... напротив! И письмо-то написано с той целью, чтобы Вам как можно легче было уклониться и за себя и за меня1. Мне некогда, я стар, тяжел1 и т. п. — вот настоящие причины, да таких причин тут приводить нельзя; надо было что-нибудь мягче, деликатнее: чего же естественнее, как не причина, что я преподавал словесность как дилетант3; а тут нужно настоящего профессора? ведь вот мотив письма. Вдался я в некоторые подробности, чтоб Ваша рекомендация обо мне оправдалась хоть немного в их глазах.
Наконец, так как вся эта забота легла на Вас, то Вы имели полное право распорядиться всеми обстоятельствами по своему усмотрению, т. е. письмо разорвать, а сказать Т<ито>ву и П<летне>ву, что Г<ончаров> не решается принять предложение по таким и таким причинам, и сказали бы, что хотели. А мне ехать с Вами сегодня к Т<ито>ву ни в каком случае было нельзя, если б я даже и решился принять предложение: что это за смотр и к чему он повел бы его? В полчаса он узнал бы, что ли, что я могу преподавать словесность? Ведь нет: он увидал бы только, что я прилично одет и прилично веду себя в комнате, да это он уже знает, потому что видел меня в двух весьма порядочных домах, куда неприличных людей не пускают. Во всяком случае ему нужно бы было еще справляться обо мне везде.
Отвечаю на Ваш вопрос: отчего я убежал? Оттого, что в виду предстоит много труда, движения, хлопот, надо много времени и много бодрости. Вчера утром, когда Вы мне только что предложили задачу, мне представилась одна сторона ее: именно та польза, которую можно бы принести4, и на этом Вы меня оставили, а потом последовала обстоятельная справка с своими силами, и обдумав, я выяснил, что мне это будет тягостно, что в запасе нет энергии и сильного позыва, а без этого нет и пользы. Вы не вдруг же сказали Плетневу да или нет, да и никто этого сразу и не скажет5.
Вы, кажется, сердитесь на меня за то, что Вам неловко отказываться; ей богу, я не виноват, что Вы поставлены в это положение.
<ественные> Записки, Северн<ая> Пчела etc. etc, а ведь мы, ценсора, всегда живем под таким Демоклесовым мечом6. Как при такой службе обяжешь себя другою обязанностию, где шутить тоже нельзя7.
Надеюсь, друг мой, что когда Ваша неловкость минуется, то мы посмеемся друг над другом и забудем все это.
До свидания.
Ваш Гончаров
Год устанавливается по связи с предыдущим письмом.
1 Речь идет о письме Гончарова, приложенном к предыдущему письму (см. п. 8, примеч. 1).
2 Напомним, что Гончарову было к этому времени всего лишь 45 лет.
3 Майков рекомендовал Гончарова “как своего бывшего преподавателя <...> энтузиаста своего дела, внушившего ему большую любовь к литературе” ( P. 339).
4 Гончаров имеет в виду воспитание юноши, от которого впоследствии будет зависеть судьба России. Позднее он сформулировал свою точку зрения на задачи, стоящие перед преподавателем российской словесности (см. наст. том: Гончаров — неустановленному лицу, п. 1).
5 “Аполлон Майков очень осторожен и очень дорожит мнением своих современников. Помню, это было 6 декабря, и мы приехали к Майковым поздравлять деда и внука с ангелом, и нашли все семейство в смущении. Аполлон Николаевич решил отказаться от предложения Плетнева и указал ему на Гончарова. Анна Ивановна плакала, и сам Аполлон Николаевич был очень расстроен” (Штакеншнейдер. С. 210—211).
6 Подразумевается Дамокл — приближенный сиракузского тирана Дионисия, завидовавший его счастью. Дабы показать ему непрочность этого счастья, Дионисий посадил Дамокла во время пира на свое место, повесив над ним на конском волосе острый меч. Отсюда выражение “Дамоклов меч”, означающее постоянную грозную опасность. Эпизод этот рассказан в “Тускуланских беседах” Цицерона — вероятно, отсюда идет латинизированное написание имени Дамокла у Гончарова.
7 Гончаров не преувеличивает, ссылаясь на свою занятость по службе: с 10 февраля 1856 по 31 декабря 1858 г. им было процензуровано 38 248 рукописных и 3 369 печатных листов различных изданий ( г. рукопись романа “Обломов”.