Гончаров И. А. Письмо Толстой А. А., 30 июня 1878 г. С.-Петербург // И. А. Гончаров. Новые материалы и исследования. — М.: ИМЛИ РАН; Наследие, 2000. — С. 423—425. — (Лит. наследство; Т. 102).
10
<С.-Петербург>. 30 июня <1878 г.>
Не знаю, когда мне посчастливится воспользоваться Вашим разрешением, Графиня Александра Андреевна, быть у Вас, особенно в утренние часы! Вчера, например, в Петров и Павлов день, я непременно решил-было ехать в Царское Село, поздравить В<еликого> К<нязя> Именинника1, или — если бы это не удалось, расписаться там и потом явиться к Вам.
Но вот уже две недели я чувствую острые боли: точно меня опоясали железным обручем: доктор говорит, что это не болезнь, а только боли: утешил, нечего сказать! Я предпочел бы лучше какую-нибудь болезнь — без боли. Он прописал мне горчичники, или мазь, ad libitum*1, потом, велел пить воды Ессентуки и — по обыкновению, запретил есть кислое, соленое, копченое, моченое и т. д.
И вот я по утрам пью эту воду, ходя по своему палисаднику и раздумывая о многом, между прочим особенно о Вашем письме, о том, что Вы хотите сделать casus belli*2 из моего сопоставления 50 тысяч рядом с самоотвержением2.
Вы всегда побеждали меня в изустных битвах, Графиня, где вся сила на Вашей стороне: и я только пером, этим естественным моим оружием, успевал укрывать голову от Ваших ударов. Надеюсь им же защититься и теперь от нового, направленного Вами на меня удара, нужды нет, что Вы вооружаетесь даже силою многою Евангелия, указывая мне на лепту вдовицы3
Разве я опровергал святость и силу самоотвержения? Я только утверждаю, что если к самоотвержению прибавить тысяч пятьдесят, то это составило бы двойную силу, способную удовлетворить всем практическим целям добра! Кажется — с этим трудно спорить. При чем же тут лепта вдовицы?
А Вам угодно было взять да и смешать вопрос о приобретении, “самоотвержением и лептою”, Царства Небесного с вопросом о приобретении платья, обуви и провизии для неимущих, именно с моим насущным вопросом!
Посудите: ведь если б лепта Евангельской вдовицы составляла тысяч пятьдесят и если б она отдала их все, ничего себе не оставив (как Спаситель предложил сделать это богатому юноше), подвиг ее был бы еще, пожалуй, во 1-х выше — потому что копейку, хотя и последнюю, легче отдавать, нежели 50 тысяч — (это психологически верно) — оттого богатому и “труднее бывает войти в Царствие Небесное, чем бедному”4, а во 2-х — и действительнее для достижения практических целей добра и помощи.
Вы, как член Общества Красного Креста5, конечно ежедневно убеждаетесь в этой истине, т. е. что подвиги самоотвержения Вашего и всех сочленов, труды и проч. достигают целей своих только с помощью пятидесяти — и более — тысячных приношений!
Чем же возмутила Вас моя “выходка” о 50 тысячах, смею спросить? Тем разве, что я высказал сожаление о неимении их и о том, что своей грошовой лептой не могу сделать всего, что нужно, для вдовы и трех детей, упавших с неба мне на руки? Но и это сожаление мое не дурной признак, я думаю. Самоотвержение мое заключается не столько в трате моих грошей на это дело, сколько в необычайном терпении и ежедневном труде обучения их грамоте русской, арифметике, письму и закону Божию, да, и закону Божию, который я тоже немного понимаю, и полагаю, что меня не собьет с пути и не опровергнет не только моя воспитанница Саня, как Вы думаете, но даже... и Вы, Графиня!
Это потому, что я — прежде всего препираюсь с Вами на своей естественной почве, на почве пера. А этот terrain*3 мне привычен. Я отнюдь не хочу сказать, что у меня такое сильное и хорошее перо, что против него спорить трудно, нет, я стою за то, что с пером в руках я тверд на почве логики, ибо пишу только тогда, когда я прав, а когда я бываю не прав — я молчу. При том, сидя за пером, я покоряю себе нервы, а споря на словах, например, с Вами, я покоряюсь нервам и теряю самообладание.
Упомянув о своей воспитаннице, я должен, по правде, исключить ее из самоотвержения, ибо чувствую к ней особенную слабость, любовь: а где личная, пристрастная любовь — там нет самоотвержения!
Теперь, поссорившись с Вами (с Вашего позволения), я перехожу к глубокой благодарности за исполнение моего желания относительно осведомления о прочтении моей книги В<еликою> К<нягин>ею Цесаревною6.
Вас представить мой экземпляр.
Потом — мне конечно дорого было узнать, какое впечатление могло произвести на Августейшую читательницу сочинение русского автора на ее родном языке? Но я убедился, что это было бы невозможно, даже при Вашем содействии. Вы сообщили мне благоволительный отзыв Ее Высоч<ест>ва в общих выражениях: я полагаю, что, по доброте и великодушию, она и не произнесла бы неблаговолительного мнения, если б последнее было и не в пользу автора. А желать более определительного и сколько-нибудь характеристического или критического отзыва — значило бы желать невозможного: надо бы было для этого уловить или, так сказать, подслушать Ее впечатление во время самого чтения или тотчас после него, случайно, незаметно, кем-нибудь из самых приближенных лиц — и потом передать мне. Кто же бы мог это сделать? Сам я не имею счастья быть известен Ее В<ысочест>ву, а из окружающих тоже никто меня не знает. Притом я очень хорошо понимаю, как Вел<икой> К<няги>не Цесаревне, в Ее положении, невозможно сосредоточивать даже и не надолго внимание на какой-нибудь одной книге. Следовательно — я вполне доволен и благодарю за то, что Вы так благосклонно сообщили мне.
Что касается до передачи мне приветливого слова Вел<икой> Княг<ини> Марии Александровны (по поводу представленных сказок7), то меня несколько печалит, что Вы так поздно порадовали меня этим известием: зачем было медлить? А на Екатерину Ник<олаевну> я просто сердит за то, что она даже не упомянула мне об этом, когда я был у нее в четверг, 15 июня. Спросить ее — по моей скромности или совестливости (надеюсь, Вы признали за мной эту добродетель) я не решился. Как можно напрашиваться на изъявление благодарности! А она ничего-ничего не сказала! По моему мнению, все что исходит от высоких лиц, должно быть немедленно передаваемо по адресу: а она не передала! Это просто — политическое преступление!
У меня еще много было прибавить к этому, Графиня, но — я не решаюсь: письмо до невозможности длинно — и я доскажу в другой раз и то в таком только случае, когда Вы сами пожелаете.
А теперь склоняю перед Вами голову и перо.
И. Гончаров
Год устанавливается по связи с п. 8 и 9, а также с письмами Толстой Гончарову от 12 и 28 июня 1878 г., цитируемыми ниже (примеч. 2 и 6).
1 29 июня, в день св. Петра и Павла (Петров день) — именины вел. кн. Павла Александровича.
2 “самоотверженность и любовь к ближнему” — единственное, ради чего “стоит жить”) Гончаров заметил: “...если б <...> 50 тысяч в кармане в добавок к самоотвержению!” (п. 9). “Ух, как нехороша ваша выходка насчет 50-ти тысяч! — отвечала ему Толстая 28 июня. — Ваша же воспитанница, которую вы обучаете Закону Божию, может опрокинуть вас одним пальчиком. Как вы приклеите к этим тысячам лепту вдовицы и многое другое?”
3 Здесь и далее подразумеваются слова Иисуса о нищей вдовице, пожертвовавшей храму две мелкие монеты (“лепты”): “...эта бедная вдова положила больше всех <...> ибо все клали от избытка своего, а она от скудости своей положила все, что имела” (Матф. XII. 41—44).
4 Имеется в виду совет Иисуса богатому юноше: “...если хочешь быть совершенным, продай имение твое и будь нищим”; и далее: “Трудно богатому войти в Царствие Небесное” (Матф. XX. 21—24).
5 “Российское общество Красного Креста” (создано в 1867 г.) ставило целью уход за ранеными во время войны, а в мирное время — оказание помощи увечным солдатам и лицам, пострадавшим от стихийных бедствий.
6 28 июня 1878 г. А. А. Толстая писала Гончарову по поводу датского перевода “Обыкновенной истории”, поднесенного цесаревне Марии Федоровне (см. п. 8 и 9): “В<еликая> Княгиня Цесаревна прочла перевод вашего романа только очень недавно и осталась им очень довольна. — “C’est charmant intérresant et me parait très bien traduit”*4 *5 в особенности”. Гончаров сразу же сообщил об этом отзыве П. Ганзену (Лит. архив. Вып. VI. М.; Л., 1961. С. 79). 8 января 1879 г. Ганзен написал Гончарову, что получил от Марии Федоровны бриллиантовый перстень (“В знак признательности за прекрасный перевод романа Гончарова”. — Там же. С. 92).
7 См. п. 9, примеч. 5.
Сноски
*1 по желанию (лат.).
*2 лат.).
*3 фр.).
*4 “Это очаровательно, занимательно и, как мне кажется, очень хорошо переведено” (фр.).
*5 великосветских дам (фр.).