<Петербург> 6 марта 1885
Я прочел возвращаемую при этом рукопись "Возрожденный Манфред" и поспешаю благодарить Ваше Высочество за доставленное мне удовольствие и за доверие к моему мнению.
Вам угодно, чтобы я отнесся к новому Вашему произведению "сочувственно и строго": отнестись не сочувственно - нельзя, а строго - можно и должно бы по значительной степени развившегося Вашего дарования, но не следует, как по причине избранного Вами сюжета, так и потому, что Вам приходилось копировать Ваш этюд с колоссальных образцов - "Манфреда" Байрона и "Фауста" Гете. Не мудрено, что внушенный ими сколок вышел относительно бледен 21 .
22 . - Но если есть искренность и наивность, то нет жара, страстности, экстаза, какие обыкновенно теплятся в уме и сердце горячо верующих, оттого и кажется, что это, как я сейчас сказал, есть более плод ума, пожалуй, созерцательного, но не увлечения и чувства. По этой причине - мало силы, исключая двух-трех монологов, один Аббата и другой - Астарты (стр. 12 и др.). Если бы, кажется мне, посжать, посократить, иные диалоги свести в одно - от этого исчезли бы повторения и этюд выиграл бы в силе. Теперь он кажется - не свободно, без задней мысли начертанной широкой картиной художника, а скорее правильно, холодно исполненной задачей на тему о тщете земной науки и о могуществе веры в вечное начало и т. д.
Но тема эта хотя и не новая, но прекрасная, - благодарная - и для мыслителя и для поэта. У Вас она отлично расположена: душа, сбросившая тело, внезапно очутилась над трупом его; над ним горячо молится монах; бессмертная, "другая" жизнь уже началась: какой ужас должен охватить эту душу, вдруг познавшую тщету земной мудрости и ложь его отрицаний вечности, божества и проч.! И какое поле для фантазии художника, если он проникнет всю глубину и безотрадность отчаяния мнимого мудреца, все отрицавшего и прозревшего - поздно. Раскаяние по ту сторону гроба - по учению веры - не действительно: он, перешагнув за этот порог, должен постигнуть это - т. е. что нет возврата , что он damnatus est {осужден ( )}.
Вот это отчаяние одно, по своему ужасу и безвыходности - могло бы быть достойною задачей художника! Образцом этого отчаяния и должна бы закончиться картина! Пусть он погибает! Он так гордо и мудро шел навстречу вечности, не верил вечной силе и наказан: что же нам, православным, спасать его! Если же всепрощающее божество и спасет, простит его - то это может совершиться такими путями и способами, о каких нам, земным мудрецам и поэтам, и не грезится! Может быть, в небесном милосердии найдут место и Каин, и Иуда, и другие.
А у нас, между людьми, как-то легко укладываются понятия о спасении таких героев, как Манфред, дон-Жуан и подобные им. Один умствовал, концентрировал в себе весь сок земной мудрости, плевал в небо и знать ничего не хотел, не признавая никакой другой силы и мудрости, кроме своей, т. е., пожалуй, общечеловеческой - и думал, что он - бог. Другой беспутствовал всю жизнь, теша свою извращенную фантазию и угождая плотским похотям - потом бац! Один под конец жизни немного помолится, попостится, а другой, умерев, начнет каяться - и, смотришь, с неба явится какой-нибудь ангел, часто дама (и в Возрожденном Манфреде тоже Астарта) - и уже прощен, возносится к небу, сам Бог говорит с ним милостиво и т. д.! Дешево же достается этим господам так называемое спасение и всепрощение!
За что же другим так трудно достигать его? Где же вечное Правосудие? Бог вечно милосерд, это правда, но не слепо, иначе бы Он был пристрастен!
Притом же "Возрожденный Манфред" и в небо, в вечность (стр. 8, 12 и др.) стремится через даму и ради ее и там надеется, после земного безверия, блаженствовать с нею и через нее, все-таки презирая мир. Но ведь он, мудрец, должен знать, что в земной любви к женщине, даже так называемой возвышенной любви, глубоко скрыты и замаскированы чувственные радости. Зачем же искать продолжения этого в небе, где не "женятся, не посягают" и где, по словам Евангелия, живут как Ангелы 23 . Она хотя возражает ему (стр. 12), что надо любить не ее одну, а все живущее, однако же уверяет потом, что она будет с ним вдвоем неразлучна. Эгоисты оба!
туч , молнии и проч. - Это старая дань поэмам такого рода. Их разговор между собою, так же как и судеб не совсем понятен - показалось мне - значительно растягивает эту мистерию.
е. у мистерии, есть будущность (как и у самого ее автора).
Со временем, когда рукопись пролежит года два в Вашем портфеле - Вам будет ясно, что нужно в ней прибавить, и что убавить. Это шаг вперед и значительный по пути труда над своим талантом, который я не устану приветствовать! - Есть прекрасные монологи, счастливые стихи, а есть, между последними и неловкие: я взял смелость отметить в рукописи против карандашом NB.
Простите за все здесь мною - искренне написанное (и, может быть, неверно) от всепокорнейшего Вашего Императорского Высочества.
Иван Гончаров
Примечания
21 Р. "Возрожденный Манфред" внушена романтической драмой Д. Г. Байрона "Манфред" (1817) и является ее поэтическим продолжением. Поэма Байрона заканчивается смертью героя, а К. Р. описывает его загробную жизнь, его душевные переживания, устремление к вере, к Богу, раскрывая заветную мысль о бессмертии души.
22 Перуджино Пьетро (между 1445 и 1452-1523) - итальянский живописец раннего Возрождения.
23