<Петербург> 8 октября 1890
Я думал, что Ваше Императорское Высочество и Ее Высочество Великая Княгиня, среди забот и удовольствий нынешнего лета, забыли обо мне. И вдруг письмо от Вас - большая мне радость!
Я переехал в город с дачи (т. е. меня перевезли) 5 го сентября. Меня не пускают одного, я точно как будто в плену, и могу на каждом шагу упасть - так ноги слабы!
Как только по газетам увижу, что Ваши Высочества переехали в Мраморный дворец, я соберусь с силами и приеду взглянуть на Вас, на Великую Княгиню и милых Ваших детей!
Теперь же у меня все по-прежнему, все на заперти, не исключая драгоценного дара Его Величества, изящной чернильницы и портретов Вашего и Вел. Княгини с детьми. Недостает Княжны Татьяны!
К сожалению, я простудил левое легкое, которое и без того не в порядке у меня. Но доктор скоро захватил и мне получше после того, как я пролежал в постели и просидел дома.
Камердинера, как Вашему Высочеству известно, у меня нет, а нянька моя сбилась с ног и в свою очередь - заболела. Словом, я бедствую! - В добавок дети ее, девочки, в том числе и бывшая педагогичка, уехали на какой-то вечер в Коломенскую Гимназию.
Но все это в сторону. Обращаюсь к другим мотивам Вашего письма, которые очень дороги и важны для меня, как для старого литератора.
Вы трудитесь над большой поэмой, и она, по словам Вашим, стоит Вам неимоверных усилий , то радостных мгновений , то минут отчаяния доброе и прекрасное , тогда хоть перо клади!
Пушкин и Лермонтов, которых Вы пристально изучаете, осветят Ваш путь лучше всех, особенно если к этому присоединится собственное Ваше сердце!
добром и прекрасном мы, надеюсь, будем говорить подробно при свидании, а теперь позвольте именоваться
Ваших Императорских Высочеств всепокорнейшим слугою
Гончаров