Гончаров И. А. Письмо Стасюлевичу М. М., 7 июля/25 июня 1868 г. Kissingen // Стасюлевич и его современники в их переписке / Под ред. М. К. Лемке. — СПб., 1912. — Т. 4. — С. 28—30.
12.
7 іюля
———— 1868 Вторникъ.
25 іюня
Kissingen Barrikaden-Strasse, 93, Haus Büdel.
Я вчера послалъ къ Вамъ, въ Швальбахъ, poste restante, почтеннѣйшій Михайло Матвѣевичъ, письмо, а сегодня получилъ Ваше, съ повѣсткой о фракѣ и о прочемъ, и немедленно отвѣ
Ахъ, этотъ фракъ! Знаете что я хочу сдѣлать: не пойду за нимъ вовсе на почту. А почта — какъ себѣ хочетъ! Можетъ быть, пришлетъ назадъ въ Берлинъ, а проѣздомъ черезъ Берлинъ — я справлюсь — и опять таки не возьму фрака, а брошу, потому что онъ старый!
Я удивляюсь — зачѣмъ онъ ѣдетъ ко мнѣ — и удивляюсь себѣ, потомъ Вамъ съ Варварой Лукинишной, и наконецъ даже удивляюсь самой Императрицѣ. Императрицѣ удивляюсь потому: какъ достаетъ у ней доброты и вниманія принимать еще толпу Русскихъ, когда она сама ѣдетъ отдохнуть и
полечиться? Развѣ только что для развлеченія: посмотрѣть какія смѣшныя лица сдѣлаютъ непривыкшіе ей представляться.
Въ себѣ удивляюсь тому, что я вообразилъ, будто и я, больной, расстроенный нервами, думающій о своихъ тетрадяхъ, гожусь тоже для представленія и рѣшусь на него. Я ужъ, по обыкновенію, началъ раздумывать объ этомъ, прежде нежели фракъ дошелъ до меня — и рѣшилъ въ воскресенье или понедѣльникъ дать тягу отсюда, такъ какъ во вторникъ мнѣ ѣли, какъ я здесь. А Дворъ пріезжаетъ или во вторникъ или въ слѣдующіе дни.
Здѣсь погода испортилась, холодно и я, по погодѣ, дѣлаюсь мраченъ и ничего не пишу. Сегодня меня, утромъ послѣ водъ, сморилъ сонъ, а потомъ сдѣлалась рвота желчью. Послѣднее, кажется, отъ того, что я съ чаемъ другой день пью жирныя сливки и ѣмъ какіе-то хлѣбцы, тоже жирные или сдобные. Да и чай, говорятъ, не совсѣѣ, но тамъ чай мнѣ не вредилъ, слѣдоват. и здѣсь все это произошло не отъ чаю, а отъ другого чего-нибудь. Кофе же я не могу пить: онъ душитъ меня и наводить тоску.
Я промѣнялъ, кажется, Маріенбадъ на Киссингенъ, какъ мѣняютъ кукушку на ястреба, Маріенбадъ былъ мнѣ полезенъ, а Киссингенъ нѣтъ — по крайней мѣрѣ до сихъ поръ. Но въ Маріенбадѣ мнѣ наскучило — я тамъ былъ семь — и изъ этихъ семи разъ только одно лѣто было сносное т. е. безъ дождей и безъ октябрскихъ холодовъ. А вотъ теперь и здѣсь холодъ.
Я Вамъ писалъ три-четыре письма, которыя Вы игнорируете — не получили, что ли, ихъ, но не упоминаете о нихъ. Напримѣръ, я изъявлялъ сомнѣніе, не имѣетъ ли эта дача на Рейнѣ, чего нибудь общаго съ „домомъ на Волге“1 и т. п.
ѣкоторымъ лицамъ, между прочимъ гр. Апраксину2 и Ѳеоктистову3 съ женой. Послѣдняя — дама литературнаго свойства — и они всѣ (такъ же какъ и Тур. въ Баденѣ) сильно приступали ко мнѣ — „прочти да прочти“, причемъ зорко слѣдили за мной, слушали мой разговоръ, немного даже разиня ротъ, чего то отъ меня добиваясь — навязывая мнѣ еще какую-то слушательницу, знакомую Тургенева, которая даже хотѣла пріехать въ Булонь купаться (и тоже слушать меня). М-me Ѳѣздила подъ сурдиной въ Карлсруэ — словомъ, чортъ ихъ знаетъ что они дѣлали и чортъ бы побралъ всю эту компанію — зачѣмъ то за мной пристально слѣдившую! А теперь, кажется, и самъ нѣмещай мастеръ Ауэрбахъ являлся въ Britisch hôtel въ Берлинѣ, гдѣ кельнеръ не назвалъ его по имени, за столомъ, а шеппулъ мнѣ, что онъ „чтецъ королевы“, а здѣсь я уже узналъ, что чтецъ у королевы — Ауербахъ.
Вотъ видите, Мих. Матв.: не совсѣмъ одна только мнительность бродитъ во мнѣ (я и еще одинъ только человѣкъ знаютъ, что у меня есть основанія), что я все боюсь: и не кражи какого нибудь сокровища я боюсь: Вы видите, что я даже не вполнѣ увѣренъ, имѣетъ ли мой романъ то значеніе и достоинство, какое Вы ему приписываете, — и въ эту самую минуту все еще мнѣ кажется, что Вы — или успокоиваете меня или такъ, шутите, вмѣстѣ съ Толстыми, а также и другими т. е. и Ѳеоктистовыми, и Тург., и Ауербахомъ, которые — для какой то шутки предупредятъ меня, прежде нежели я напечатаю свое. Такъ что въ Сентябрѣ4, у Васъ же въ Вѣстникѣ Европы — можетъ появиться то самое (конечно содержаніе, а не редакція) что явится послѣ въ моемъ романѣ: да еще и явится ли, когда уже другой предупредитъ меня.
Вотъ въ этомъ — кто успокоить и увѣритъ меня: Вы вѣдь романа Ауербаха не читали, а только знаете, что тамъ русскій писатель выведенъ т. е. ничего не знаете, потому что Вы въ таинство шутки не посвящены. И вотъ это сомнѣніе нерѣдко выдергиваетъ у меня перо изъ рукъ. А Ив. Серг. еще и предисловіе пишетъ: мнѣ кажется все это какой-то варварскою шуткою.
Фракъ, конечно, я долженъ буду взять съ почты, но въ понедѣльникъ отсюда уѣѣюсь съ Вами видѣться.
Можетъ быть, если Вы напишите мнѣ слова два — немедленно, они еще застанутъ меня здѣсь, такъ какъ тутъ всего — день ѣзды. — Во Франкфуртѣ я останавливаюсь въ отель Roemische Kaiser.
Вашъ И. Гончаровъ.
1 Т. е. съ частью „Обрыва“.
2 Пріятель Гончарова.
3 Евгеній Михайловичъ, впослѣѣламъ печати, прославившійся своимъ остервенѣлымъ отношеніемъ ко всему, что не походило на Каткова и tutti quanti.
4 ѣ „Дачи на Рейнѣ“, сопровождавшемся предисловіемъ Тургенева.