Гончаров И. А. Письмо Стасюлевичу М. М., 5 января 1887 г. // Стасюлевич и его современники в их переписке / Под ред. М. К. Лемке. — СПб., 1912. — Т. 4. — С. 180—181.
146.
5 Января 1887.
Добрый, благодѣтельный alter Herr — Михайло Матвѣевичъ. Я въ страшныхъ попыхахъ съ этой несчастной Пушкинской коммиссіей.
Послѣ того, какъ Вы меня посѣтили, я опять глотнулъ сырого воздуха — провалялся цѣлый день; злой кашель, какъ разбойникъ, билъ меня точно палкой. Я еле еле хожу, почти не ѣ
До коммиссіи ли мнѣ тутъ? Сегодня я написалъ къ А. А. Краевскому письмо „въ которомъ отказываюсь отъ всякаго — и личнаго, и номинальнаго участія въ засѣданіяхъ и предположенныхъ чествованіяхъ памяти Пушкина. Я прошу его заявить о моемъ уклоненіи отъ Пушкинскаго вопроса вообще — завтра, въ засѣданіи 6-го Января — и о моихъ мотивахъ т. е. о сильномъ нездоровьѣ.
Не знаю, сдѣлаетъ ли онъ это, или оставитъ безъ вниманія — это его дѣло. Онъ сказалъ мнѣ, что онъ (а не Стояновскій) предсѣѣдоват. это его забота. (Вы мнѣ потомъ скажете при свиданіи, какъ онъ поступитъ? да?).
Я все равно не пойду никуда, ни въ засѣданія — ни на какія чествованія, развѣ только на панихиду въ Конюшен. церковь, если только окрѣпну на столько къ тому времени.
Мои же слезныя и кровныя просьбы къ Вамъ состоятъ въ слѣдующемъ:
1. Засвидѣтельствовать передъ коммиссіею ѣ и слабости (такъ какъ Вы меня видѣли и знаете, какъ я упалъ нервами и духомъ), — особенно если Краевскій этого не сдѣлаетъ.
2. Никоимъ образомъ не передавать моихъ отзывовъ о Пушкинѣ, его значеніи (особенно сравненія съ монументомъ Крылова), помните все то что мы говорили при свиданіи и что Вы такъ охотно вызвались было заявить въ завтрешнемъ засѣданіи отъ моего лица! Боже сохрани! Теперь это оказывается совсѣмъ ненужно, даже вредно. Во 1-х, я не хочу „раздразнить гусей“, а во 2-х это заявленіе съ Вашей стороны отъ моего лица значило бы, что я хоть стороной да участвую въ коммиссіи: а я въ нынѣшнемъ моемъ письмѣ къ Краевскому совершенно устраняюсь отъ всякаго участія въ ней! Если благоугодно Вамъ — заявите пожалуй это отъ себя!
Въ письмѣ къ Краевскому я прошу также — тѣхъ, кто тянутъ меня въ разныя Собранія, Засѣданія и проч. — приниматъ милостиво во вниманіе мои преклонныя лѣта, слабость зрѣнія и слуха — и дать мнѣ какой-нибудь отдыхъ и покой, не трепать старика!
Я могъ замѣтить, что цѣль многихъ изъ этихъ господъ — вовсе не Пушкинъ и его слава, а свои собственныя самолюбія. Что же мнѣ тутъ дѣлать, больному, немощному старику, какъ не уйти поскорѣе и спрятаться въ свой уголокъ! Я это и дѣлаю — иначе, одни эти волненія, кромѣ болѣзни, могутъ уложить меня въ гробъ.
Заступитесь, по дружески хоть Вы — и подтвердите, какъ я боленъ — и какъ ничѣѣмъ, худо сплю.
Надѣюсь, что Вы честно, аккуратно и дружески исполните мои покорнѣйшія желанія.
Если достанетъ у Васъ досуга, черкните два слова, для моего успокоенія, о полученіи этого письма и о томъ, что Вы сдѣлаете, какъ я желаю.
ѣ. Я долго, долго никуда не могу пойти, къ моему сожалѣнію — чтобы не слечь и не занемочь опасно. Такъ я простуженъ, слабъ — и прошу на меня не сѣтовать!
Когда Вы заѣдете ко мнѣ, то конечно увидите. Другихъ же я никого принимать не могу: мнѣ нельзя говорить. Съ двухъ часовъ я уже сижу дома, только по утрамъ докторъ позволилъ мнѣ
Кланяюсь Вамъ отъ всего сердца.
Вашъ Гончаровъ.