Гончаров И. А. Письмо Стасюлевичу М. М., 7/19 июня 1868 г. Киссинген // Стасюлевич и его современники в их переписке / Под ред. М. К. Лемке. — СПб., 1912. — Т. 4. — С. 15—18.
6.
7/19 Іюня 1868 г.
Киссингенъ Barrikaden-Strasse, 93 Haus Büdel.
Я уже писалъ Вамъ отсюда, дорогой Михайло Матвѣевичъ, но получивъ Ваши живительныя строки, немедленно пишу опять.
Прежде всего скажу, что я отыскалъ доктора Дюруфа настоящаго т. е. Вашего знакомаго (онъ же и Senior, a junior — юноша, его племянникъ, начинающій свою карьеру). Онъ очень хорошо помнитъ Васъ и радуется, что Вы, можетъ быть, заѣдете сюда. Въ сущности мнѣ бы не нужно никакого доктора, потому что употребленіе водъ, режимъ и проч. — все тоже, что и въ Маріенбадъ. Но я хотѣлъ только спросить о ваннахъ. Онъ меня осмотрѣѣ все обстоитъ благополучно и обѣщалъ, что нервы мои поправятся.
Романъ (перехожу къ тому, что насъ обоихъ едва ли неодинаково занимаетъ) дѣйствительно въ головѣ конченъ — и еслибъ я такъ же выразилъ его, какъ онъ досказался у меня въ головѣ, я бы, кажется, былъ счастливъ — хоть тѣмъ, что кончилъ свою задачу.
Но къ сожалѣнію, здѣсь я немного обманулся въ своихъ надеждахъ: во 1-хъ, тѣѣ. Во-2-хъ — я писалъ Вамъ, что, наравнѣ съ другими идеалами, ищу идеала безусловной, почти могильной тишины и нигдѣ не нахожу. Комнатки (двѣ) дорого — 20 гульд. въ нѣделю, мой уголокъ, дали мнѣ и письменный столъ, и хозяева ходятъ за мной усердно — но бѣда та, что окна выходятъ на улицу, откуда доносится трескъ колесъ, бѣготня и крикъ ребятишекъ, наконецъ фортепіано и пѣніе какой-нибудь Матильды Кашперовой1, которая въ домѣ vis-à-vis или рядомъ разливается въ звукахъ піано и пѣніи, а сама никакъ не можетъ сладить съ вальсомъ Гуно. Нервы мои раздражаются, я бросаю перо, хожу, пережидаю, не кончится ли? Кончилось — только сажусь, мальчишка играетъ въ дудку, и т. д.
А мнѣ необходима тишина, чтобъ чутко вслушиваться въ музыку, играющую внутри меня и поспѣшно класть ее на ноты. Не тутъ то было! Будь это, Вы не получили бы отъ меня такого подробнаго письма съ жалобами. Три такихъ письма съ такими же жалобами ужъ я послалъ въ Карлсбадъ, къ милому графу2 — „сыроядцу и убійцѣ“, какъ я называю его; писалъ и къ Валуеву — и въ Петербургъ. Письма, за невозможностью писать другое, есть единственный путь, которымъ я разрѣшаюсь своей литературною силою и облегчаю напоръ фантазіи. Это моя другая жизнь — міръ фантазіи, и Вы правы, говоря, что во мнѣ два человѣка и что они часто рѣзко противорѣѣшивать одного съ другимъ надо осторожно. Иначе оскорбишь напрасно того или другаго — и сделаѣшь промахъ, даже почти преступленіе, съ плеча, ничего не понявши, колотя то, что заслуживало бы только нѣжной, дружеской руки и всевозможной пощады, даже нѣкотораго баловства. Тогда только эта сила и могла быть направлена въ свое настоящее русло. Вы угадали все это, какъ угадываете законы и тайны творчества, какъ будто сами только и дѣлали что писали драмы, романы и т. д.
Напрасно я ждалъ, чтобъ кто-нибудь понялъ, успокоилъ, обласкалъ меня, напрасно обращался къ женщинамъ — они не понимали этого и наносили безпощадные удары, не подозрѣвая, что это все равно, что бить слѣпого, или ребенка. Отъ этихъ ударовъ и злобнаго, грубаго смѣха у меня останутся неизгладимые слѣды. Жду утешенія только отъ своего труда: если кончу его, этимъ и успокоюсь и больше ничѣмъ — и тогда уйду, спрячусь куда-нибудь въ уголъ и буду тамъ умирать. Къ несчастію, судьба не дала мнѣ своего угла, хоть небольшого; нѣдворянскаго3, ни птичьяго, и я самъ не знаю, куда я дѣнусь. Жить постоянно внѣ Россіи, какъ дѣлаетъ Тург., я не могу: можетъ быть прожилъ бы годъ, а на другой, пожалуй, потянуло бы домой, хотя у меня и нѣ’a.
Но довольно объ этомъ. И такъ я еще не начиналъ ни новыхъ главъ,
ни просматривалъ и старыхъ, а вотъ пока пишу письма, да поневолѣ слушаю уличный шумъ. Еслибъ началось писаться, я бы примолкъ, или написалъ бы Вамъ всего два слова — и это былъ бы хорошій знакъ. Я, повторяю, въ головѣ кончилъ все — и къ тому, что я Вамъ разсказалъ, прибавилось многое, но такое смѣлое и оригинальное, что если напишется, то я буду бояться прочесть и Вамъ, чтобъ Вы не засмѣѣлости. Такая смѣлость можетъ оправдаться только подъ перомъ первокласснаго писателя — какъ Пушкинъ, Гоголь — и какъ никто больше: развѣ графъ Алексѣй Толстой, которому дано много пафоса. У меня мечты, желанія и Райскаго кончаются, какъ торжественнымъ аккордомъ въ музыкѣ, апоѳеозомъ женщинъ, потомъ родины, Россіи, наконецъ Божества и любви... Я боюсь, боюсь этого небывалаго у меня притока фантазіи, боюсь, что маленькое перо мое не выдержитъ, не поднимется на высоту моихъ идеаловъ — и художественно-религіозныхъ настроеній. Но Богъ дастъ — Вѣра4 спасетъ меня. Какъ бы только отъ водъ и послѣ водъ не прошло раздраженіе!
А Вы спрячьте и поберегите это мое письмо: если и не кончу, такъ по немъ вспомню, что я хотѣлъ сделать — и доскажу хоть на словахъ, если не письменно.
Думаю иногда тайкомъ удрать отсюда, бросивъ воды и сѣсть гдѣ-нибудь въ тишинѣ, рядомъ съ большимъ городомъ, Франкфуртомъ что ли, или другимъ, хоть самимъ Парижемъ, чтобы изъ тишины освѣѣ — и опять въ уголъ — писать — до тѣхъ поръ, пока нужно къ морю ѣхать купаться, что для моихъ нервъ, и отчасти ревматизмовъ — необходимо. Это освѣжаетъ и укрѣ
Здѣсь уже навѣрное извѣстно, что Царская фамилія будетъ сюда: какъ быть? Русскіе готовятся представляться, слѣдовательно необходимо и мнѣодежды не имамъ т. е. фрака, котораго никогда не беру съ собой. Еслибъ я зналъ навѣрное, что я доживу здѣсь до тѣхъ поръ, то послалъ бы сейчасъ въ Берлинъ, гдѣ ѣрка, а если я уѣду раньше, или если насъ не примутъ, тогда напрасно навяжешь себѣ еще аммуницію, которую надо таскать съ собой.
Говорятъ, Тургеневъ хотѣлъ быть въ Петербургѣ. Не тамъ ли уже онъ? Поклонитесь ему отъ меня, но по уговору — не только не передавайте ему, что говорилъ я Вамъ о содержаніи второй половины романа, но даже не говорите, прошу Васъ и о томъ, что я хочу ее писать, а просто скажите, что поправляю старыя тетради и хочу ихъ у Васъ печатать. Вотъ и все.
Благодарю за исполненіе моего порученія къ С. А.5: увѣдомьте, прошу, что она: успѣли ли Вы, только правду скажите оба. Всегда Вашъ
И. Гончаровъ.
P. S. Надѣѣ знать, когда будете уѣзжать за границу, чтобы я не посылалъ Вамъ писемъ въ Россію.
Вашъ Гончаровъ.
До свиданія же, милый, милый и добрый М. М. Извините, что я уже попросилъ у Васъ немного денегъ впередъ для С. А. Извините, еслибы случилось и опять — немного же конечно.
Не будемъ франкировать письма, а просто кидать въ ящикъ — это легче.
Сноски
1 Дочь композитора В. Н. Кашперова, названа здѣсь какъ имя нарицательное.
2 А. К. Толстой.
3 Намекъ на И. С. Тургенева.
4 Героиня „Обрыва“.
5