Поиск по творчеству и критике
Cлово "ADMIRATION"
Входимость: 1. Размер: 50кб.
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Входимость: 1. Размер: 8кб.
Входимость: 1. Размер: 108кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 50кб.
Часть текста: Я не решился бы писать о новом произведении для публики, потому что, вероятно, не смог и не сумел бы стать на высоту полного значения и цели авторской задачи, чтобы сделать доступную ей оценку. Но не сказать лично, самому и одному автору, всего, что приходило мне в мысль при слушании и что кажется мне правдой, значило бы поступить неуважительно, неблагодарно и фальшиво против него. Примите же прилагаемые страницы, как выражение сильного сочувствия к новому произведению и искреннего уважения и благодарности к автору. Лучшего и большего доказательства — как быть искренним — я дать не могу. Смею просить еще об одном: не обратить, даже и мысленно, такого же упрека ко мне, какой сделал, в XXI главе романа, «главный начальник» Соболину, выслушав, его размышления и назвав их лекцией . Всякий критический этюд, статья, ученое или литературное прение — всегда непременно и неизбежно, по существу характера своего, есть лекция, также как и роман, с внутренним, осмысленным содержанием, всегда есть урок вообще, ваш роман — особенно. Чтобы устранить и тень возможности подобного упрека, я говорю об авторе в третьем лице, обращаясь к воображаемой публике. Не в моих силах и не в моем характере — поучать кого бы то ни было. Напротив, я многому учился у вас и прежде, а теперь, в новом произведении, учусь опять. Предаю в благосклонные руки ваши вместе с прилагаемыми листками и самого себя со всеми лучшими моими к вам чувствами. И. Гончаров. 6 июня 1877 г. P. S. Извиняюсь за многочисленные вставки и поправки в листах. С перепиской дело затянулось бы надолго. I «Изумительно!» так я могу выразить мое впечатление в целом, по выслушании всего, что написано: «Изумительно!» повторяю...
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Часть текста: граф Лев Николаевич. А. Ф. Кони, прогостивший у Вас несколько дней в деревне, привез мне поклон от Вас и сказал, что Вы сохранили добрую память обо мне. Вы, конечно, не подозреваете, как это тронуло меня и как мне дорога Ваша память — помимо всяких литературных причин. Как писателя Вас ценят высоко и свои, русские, в том числе, конечно, и я, и чужие, нерусские люди. Но в те еще дни, когда я был моложе, а Вы были просто молоды, и когда Вы появились в Петербурге, в литературном кругу, я видел и признавал в Вас человека , каких мало знал там, почти никого, и каким хотел быть всегда сам. Теперь я уже полуослепший и полуоглохший старик, но не только не изменил тогдашнего своего взгляда на Вашу личность, но еще более утвердился в нем. Если этот взгляд мой не превратился во мне в живое дружеское чувство, то это с моей стороны только потому, что между Вами и мною легла бездна расстояния и постоянной разлуки. Вы только однажды мельком заглянули в Петербург, о чем я узнал от графини Александры Андреевны Толстой, и я пожалел глубоко, что узнал поздно и не успел повидаться с Вами. Теперь, на присланный мне с А. Ф. Кони поклон, я не могу не отозваться этими немногими строками, которыми хочу сердечно поблагодарить Вас за добрую, дорогую память обо мне, не навязываясь ни С своей дружбой, ни с своим admiration 1 к Вашему «высокому таланту», ни с чем таким, чего Вам вовсе не нужно. Я просто хочу пожать Вашу руку — от всего сердца, от всей души и от всего помышления. Несмотря на мою старость, на многие годы, протекшие со времени наших последних свиданий, я сохранил в памяти много приятных воспоминаний о Вас и о нашем тогдашнем времяпровождении. Помню, например,...
Входимость: 1. Размер: 8кб.
Часть текста: — М.: ИМЛИ РАН; Наследие, 2000. — С. 510—511. — (Лит. наследство; Т. 102). 63 Гунгербург , Усть-Нарва. Дача Притвиц. 26 июня 1887 Давно я ждал от Вас весточки, дорогой Анатолий Федорович — и вот наконец получил 1 , но какую: печень болит, принуждает ехать в Карлсбад! Другое дело — просто ехать за границу, развлечься, отдохнуть: Вам это, по Вашей зимней работе, необходимо для запаса сил! Поезжайте, дорогой, и привезите крепости телесной и ясности душевной! Выбор мною Гунгербурга на это лето много зависел от Вашего благоприятного отзыва о нем. Сегодня ровно три недели, как я здесь, и я пока не нахвалюсь. Все в зелени кругом, берег неописанно хорош, куда лучше дуббельнского, широкий, красивый, бесконечный! Но главная прелесть — это пустынность, тишина и уединение! Отсутствие толпы и знакомых переносит меня в деревенскую глушь — и я чувствую себя на своей просторной даче, с тремя верандами в разные стороны, совершенным помещиком à la vieille façon *1 . Кругом садик — и до моего слуха не доходит никакого шума и голосов, кроме петушьих. Я даже не ропщу и на прохладное лето: днем хожу в плотном пальто, а ночью кутаюсь в плед — и любо мне — при этом чудесном, свежем и здоровом воздухе! Вот только питание, кроме как воздухом, laisse à désirer *2 . Ал<ександра> Ив<ановна> становится иногда в тупик, чем нас кормить: рынка нет, приносят все разнощики на дом, и что принесут, то и надо есть. Иногда принесут свежей лососины, сига, даже спаржу, а в другой раз сухой говядины, вялой телятины. Алекс<андра> Ив<ановна> сердится и бранит — по обыкновению, меня — и за это, как за все. Едим мы много, но плохо. Бранит меня тоже за то, что ягод нет, что огурцы здесь плохи и т. д. В акциенгауз я не заглядываю: после дуббельнского на него и смотреть не хочется. Музыка жиденькая, точно из крепостных артистов. Я слышал ее издали, а туда, внутро, не...
Входимость: 1. Размер: 108кб.
Часть текста: конечно, не раскрывает еще всех особенностей его эстетического мышления, но характеризует уже его основную направленность, связь его с реалистическими традициями русской и западноевропейской литературы. Гончаров никогда не претендовал на роль профессионального критика, хотя и осознавал свою способность к литературной критике. В «Лучше поздно, чем никогда» Гончаров писал: «Может быть, у меня найдется некоторая доля критического такта — по крайней мере мне случается почти всегда верно определять значение литературных произведений других: почему же я не могу определить верно кое-что и в самом себе?» Но значение критических работ Гончарова вовсе не сводится только к моменту осознания им принципов своего творчества. В 40-х — 60-х годах Гончаров был поглощен творческой работой и выступал в печати почти исключительно как художник. В дальнейшем он стремился свои эстетические идеи провести в общество иным путем. Своими статьями «Миллион терзаний», «Лучше поздно, чем никогда», «Заметки о личности Белинского», как равно и очерком «Литературный вечер», Гончаров активно вмешался в борьбу литературных мнений 60-х — 70-х годов. Его статьи раскрывают перед нами не только...