Иван Гончаров: Поиск по текстам произведений автора и критике. Cлово "DIVA". Классическая русская литература.

Примерный текст на первых найденных страницах

Входимость: 18. Размер: 23кб.

Часть текста: Старыгина Н. Н. Образ Casta Diva как центр лейтмотивного комплекса образа Ольги Ильинской : («Обломов» И. А. Гончарова) // Гончаров И. А.: Материалы Международной конференции, посвященной 190-летию со дня рождения И. А. Гончарова / Сост. М. Б. Жданова, А. В. Лобкарёва, И. В. Смирнова; Редкол.: М. Б. Жданова, Ю. К. Володина, А. Ю. Балакин, А. В. Лобкарёва, Е. Б. Клевогина, И. В. Смирнова. — Ульяновск: Корпорация технологий продвижения, 2003. — С. 92—99. Н. Н. СТАРЫГИНА ОБРАЗ CASTA DIVA КАК ЦЕНТР ЛЕЙТМОТИВНОГО КОМПЛЕКСА ОБРАЗА ОЛЬГИ ИЛЬИНСКОЙ («ОБЛОМОВ» И. А. ГОНЧАРОВА) Создавая образ Ольги Ильинской, Гончаров, несомненно, стремился соотнести его с представлениями героев об идеальной женщине. Несомненно и то, что в образе героини выразилось авторское видение прекрасной женщины. Образ Ольги романтизирован и поэтизирован. Главным принципом его построения стала система лейтмотивов, характерная для оперного искусства XIX века (термин «лейтмотив» ввел немецкий композитор Рихард Вагнер). С образом Ольги соотносятся мотивы, тяготеющие к символичности, образы-символы, знаковые детали, служащие раскрытию его содержания и выявлению смысла взаимоотношений героини с другими героями. В диалоге Обломова и Штольца, возникшем в контексте рассказа первого из героев о своем идеале жизни, в свернутом виде представлены основные лейтмотивы образа Ольги: «...В доме уж засветились огни; на кухне стучат в пятеро ножей; сковорода грибов, котлеты, ягоды... тут музыка... Casta Diva... Casta Diva! — запел Обломов. — Не могу равнодушно вспоминать Casta Diva, — сказал он, пропев начало каватины, — как выплакивает сердце эта женщина! какая грусть заложена в эти звуки!.. И никто не знает ничего вокруг... Она одна... Тайна тяготит ее; она вверяет ее луне... — Ты любишь эту арию? Я очень...

Входимость: 15. Размер: 56кб.

Часть текста: главным образом губернских. С. 178—179. Разве у меня жена сидела бы за вареньями да за грибами? Разве считала бы тальки ~ Разве била бы девок по щекам? — Ср. в поэме А. С. Пушкина «Граф Нулин» (1825): «Занятий мало ль есть у ней? / Грибы солить, кормить гусей...» — и в «Евгении Онегине»: «Она езжала по работам, / Солила на зиму грибы, / Вела расходы, брила лбы, / Ходила в баню по субботам, / Служанок била осердясь...» (глава вторая, строфа XXXII). Талька — «ручное мотовило для крестьянской пряжи», а также и мера пряжи — «моток ниток, известной меры, снятый с тальки» ( Даль . Т. 4. С. 389). С. 179. ... а выучил бы повара в Английском клубе или у посланника . — Членами Английского клуба (или Английского собрания), основанного в 1770 г., первоначально состояли жившие в Петербурге иностранцы, позднее — «почтенные особы», «в числе которых находились высшие государственные сановники. <...> В пятидесятых годах нынешнего столетия в Английском клубе считалось около четырехсот членов и более тысячи кандидатов, которые по старшинству и занимали открывающиеся вакансии. Первейшие люди домогались как бы чина вступить в число членов этого клуба. Князь Чернышев и граф Клейнмихель так и умерли, не попав в члены Английского клуба» ( Пыляев М. И. Старый Петербург. С. 226). В 1830—1859 гг. клуб находился в Демидовском переулке (ныне пер. Гривцова, д. 1, во дворе); здесь четыре раза в неделю бывали «общие обеденные столы <...>. Кушанье приготовляется и сервируется большей частью на английский манер» ( Пушкарев . С. 459—460; Греч . С. 17)....

Входимость: 13. Размер: 138кб.

Часть текста: по сути дела, этой «поэмой» исчерпывается. «Сцена разрыва между Ольгой и Обломовым, — писал в своей рецензии Н. Д. Ахшарумов, — это последняя сцена романа; все остальное, вся четвертая часть есть не более как эпилог». *207 « ... В нежнейшей и одновременно бессильной и пассивной любви к Ольге — весь Обломов, альфа и омега его личности», — пишет Т. М. Гохштейн. *208 «Художественная действительность „Обломова”, — читаем далее в этой работе, — к событию стремившаяся (событие — история взаимоотношений Обломова и Ольги. — М. О. ), событием исчерпывается и завершается». *209 Думается, художественная действительность романа Гончарова находится в более сложных отношениях с «событием». Не только с этим, самым значительным в развитии сюжета романа событием, историей любви Обломова и Ольги, но всяким «событием», т. е. любым отклонением от привычного хода вещей, которое «стремится» превратить рассказ о привычном, повторяющемся в «историю», собственно в «сюжет». Роман «Обломов» — сочетание (и в художественном плане очень значимое) разнородных сюжетных структур, в которых проявлены принципиально несовпадающие концепции мира. Говоря о приемах композиции, использованных в «Обрыве», и о задачах, стоявших перед писателем и требовавших определенных решений, Т. И. Райнов писал, что картина жизни в гончаровских романах включает в себя изображение двух принципиально отличных друг от друга жизненных состояний, противопоставлявшихся еще и в античной философии: «бытия» и «бывания», «пребывания» и «изменения». *210 Для достижения полноты...

Входимость: 3. Размер: 29кб.

Часть текста: Какая же тебе нравится? — спросил Штольц. — Не такая, как здесь. — Что ж здесь именно так не понравилось? — Всё, вечная беготня взапуски, вечная игра дрянных страстишек, особенно жадности, перебиванья друг у друга дороги, сплетни, пересуды, щелчки друг другу, это оглядыванье с ног до головы; послушаешь, о чем говорят, так голова закружится, одуреешь. Кажется, люди на взгляд такие умные, с таким достоинством на лице, только и слышишь: «Этому дали то, тот получил аренду». — «Помилуйте, за что?» — кричит кто-нибудь. «Этот проигрался вчера в клубе; тот берет триста тысяч!» Скука, скука, скука!.. Где же тут человек? Где его целость? Куда он скрылся, как разменялся на всякую мелочь? — Что-нибудь да должно же занимать свет и общество, — сказал Штольц, — у всякого свои интересы. На то жизнь... — Свет, общество! Ты, верно, нарочно, Андрей, посылаешь меня в этот свет и общество, чтоб отбить больше охоту быть там. Жизнь: хороша жизнь! Чего там искать? интересов ума, сердца? Ты посмотри, где центр, около которого вращается всё это: нет его, нет ничего глубокого, задевающего за живое. Всё это мертвецы, спящие люди, хуже меня, эти члены света и общества! Что водит их в жизни? Вот они не лежат, а снуют каждый день, как мухи, взад и вперед, а что толку? Войдешь в залу и не налюбуешься, как симметрически рассажены гости, как смирно и глубокомысленно сидят — за картами. Нечего сказать, славная задача жизни! Отличный пример для ищущего движения ума! Разве это не мертвецы? Разве не спят они всю жизнь сидя? Чем я виноватее их, лежа у себя дома и не заражая головы тройками и валетами? — Это всё старое, об этом тысячу раз говорили, — заметил Штольц. — Нет ли чего ...

Входимость: 3. Размер: 64кб.

Часть текста: только вылежавшиеся, но порой даже перележавшиеся. Крайне простые по своему строению, его романы богаты психологическим развитием содержания, характерными деталями; типы сложны и поразительно отделаны. "Что другому бы стало на десять повестей, - сказал Белинский еще по поводу его "Обыкновенной истории", - у него укладывается в одну рамку" {2}. В других словах сказал то же самое Добролюбов про "Обломова" {3}. Во "Фрегате Паллада" есть устаревшие очерки Японии и южной Африки, но, кроме них, вы не найдете страницы, которую бы можно было вычеркнуть. "Обрыв" задумывался, писался и вылеживался 20 лет. Этого мало: Гончаров был писатель чисто русский, глубоко и безраздельно национальный. Из-под его пера не выходило ни "Песен торжествующей любви" {4}, ни переводов с испанского или гиндустани. Его задачи, мотивы, типы всем нам так близки. На общественной и литературной репутации Гончарова нет не только пятен, с ней даже не связано ни одного вопросительного знака. Имя Гончарова цитируется на каждом шагу, как одно из четырех-пяти классических имен, вместе с массой отрывков оно перешло в хрестоматии и учебники; указания на литературный такт и вкус Гончарова, на целомудрие его музы, на его стиль и язык сделались общими местами. Гончаров дал нам бессмертный образ Обломова. Гончаров имел двух высокоталантливых комментаторов {5}, которые с двух различных сторон выяснили читателям его значение; наконец, от появления последней крупной вещи Гончарова прошло 22 года и... все-таки на бледно-зеленой обложке гончаровских сочинений над глазуновским девизом напечатаны обидные для русского самосознания и памяти покойного русского писателя слова: Второе издание . Эти мысли пришли мне в голову, когда я недавно перечитал все девять...

Входимость: 3. Размер: 70кб.

Часть текста: русского типа» (Достоевский), подобно «лишнему человеку», тоже проходит проверку требовательной женской любовью. А роман «Обломов» во второй-третьей частях развивается в русле «русского романа испытания человека на социальную пригодность и полноценность (тема „лишнего человека“)» 93 . Правда, у Гончарова акцент делается не на социальной пригодности, а на полноценности (моральной состоятельности и человеческой зрелости), поскольку проблематика воспитания, развернутая ранее, остается влиятельной по-прежнему (совершается своего рода испытание воспитания). Соединение двух разновидностей романа на одной «территории» не представляет ничего необычного, поскольку «ни одна конкретная историческая разновидность не выдерживает принципа в чистом виде, но характеризуется преобладанием того или иного принципа оформления героя». Идея становления характера и идея испытания его могут вступать в органическое соединение, что убедительно подтверждает опыт европейского романа XIX века. Если в «Обыкновенной истории» принцип оформления героя соответствовал довольно последовательно роману воспитания, то в «Обломове», начатом тоже во многом как роман воспитания, этот принцип во второй—третьей частях соответствует уже роману испытания. В таком романе все черты героя «даны с самого начала и на протяжении романа лишь проверяются и испытываются» 94 , так как сама «идея испытания лишена подхода к становлению человека, в некоторых формах она знает кризис, перерождение, но не знает развития, становления, постепенного формирования человека... Она исходит из готового человека и подвергает его испытанию с точки зрения также готового уже идеала» 95 . Сюжет романа испытания всегда строится...

Входимость: 2. Размер: 62кб.

Часть текста: к поздней ночи. — Целый день [на ногах! — ворчал Обломов, — ноги зудят] не снимал сапог: ноги зудят! 1619 Не нравится мне эта ваша петербургская жизнь <л. 66>, вечная беготня, 1620 [хлопоты, завис<ть>], вечная игра дрянных страстишек, [зависти] жадности, 1621 перебиванья друг у друга дороги, [толчки] сплетни, пересуды, клевета, толчки, радость при падении ближнего в грязь, гримаса, когда он опередил нас, стремление к чинам, добывание мест с бессовестным или невежественным отправлением своей обязанности, кичливость с грязью на лице, гордость и смирение тоже перед этой грязью. 1622 — Ба, да ты [уж] просыпаешься! 1623 — сказал Штольц, садясь на диван с сигарой. — Ну, продолжай: Измен волненье, Предрассуждений приговор, Толпы безумное веленье Или блистательный позор. 1624 — А что ж, это неправда? не так? Разве мы сегодня не видали, как 1625 перед этим Хохоревым жеманились и ежились 1626 все эти франты с стеклышком в глазу, которые глядели на меня 1627 через плечо [и едва сквозь зубы], когда ты меня рекомендовал, 1628 и едва сквозь зубы проговаривали: «Очень рад... приятно...» А что такое Хохорев? Денег много: да они и денег его не увидят, а разве даст он им пообедать да натрут они у него полы ногами... Не правда это? — Правда, да всё это старо. Ты, сидя в своем углу и не показывая носа никуда, не заметил, что уж этот вопрос решен, к нему привыкли......

Входимость: 2. Размер: 38кб.

Часть текста: удивляясь, что он на ногах. В этом тупом взгляде удивления написано было: «Обломовщина!» «Одно слово, — думал Илья Ильич, — а какое... ядовитое!..» Захар, по обыкновению, взял гребенку, щетку, полотенце и подошел было причесывать Илью Ильича. — Поди ты к черту! — сердито сказал Обломов и вышиб из рук Захара щетку, а Захар сам уже уронил и гребенку на пол. — Не ляжете, что ли, опять? — спросил Захар. — Так я бы поправил постель. — Принеси мне чернил и бумаги, — отвечал Обломов. Обломов задумался над словами: «Теперь или никогда!» Вслушиваясь в это отчаянное воззвание разума и силы, он сознавал и взвешивал, что у него осталось еще в остатке воли и куда он понесет, во что положит этот скудный остаток. После мучительной думы он схватил перо, вытащил из угла книгу и в один час хотел прочесть, написать и передумать всё, чего не прочел, не написал и не передумал в десять лет. Что ему делать теперь? Идти вперед или остаться? Этот обломовский вопрос был для него глубже гамлетовского. Идти вперед — это значит вдруг сбросить широкий халат не только с плеч, но и с души, с ума; вместе с пылью и паутиной со стен смести паутину с глаз и прозреть! Какой первый шаг сделать к тому? С чего начать? Не знаю, не могу... нет... лукавлю, знаю и... Да и Штольц тут, под боком; он сейчас скажет. А что он...

Входимость: 2. Размер: 33кб.

Часть текста: Как писал П. В. Анненков еще в 1849 году, «никогда настоящий юмор не увечит окружающую действительность, чтобы похохотать над ней: он только видит обе стороны ее» 1 . Юмор отличается особым сложным отношением к объекту: внешняя комическая трактовка сочетается в нем с внутренней серьезностью. Юмор — неоднозначное, противоречивое отношение и к изображаемой жизни, и к субъекту повествования. «Юмор мыслится как рефлекция субъекта, способного поставить себя на место комического объекта и приложить к себе мерку идеального масштаба» 2 . Но тем не менее, юмор не отказывается судить мир. В этом плане ему чужд тот субъективизм, подчеркнутая незакрепленность отношения, которая является основным признаком романтической иронии. Юмор обнаруживает что-то положительное, какие-то элементы идеала в самом объекте, в комически изображаемой действительности. Высокое и даже идеальное в героях и в жизненных явлениях обнаруживается не вопреки юмору, а благодаря ему. Критики XIX века не раз, хотя и вскользь, писали об особой роли комического в художественной системе Гончарова. Так,...

Входимость: 2. Размер: 19кб.

Часть текста: ли? Откуда? — Угадай, что я и откуда? — спросил Штольц, — до тебя ведь здесь не доходят вести из живого мира? Обломов с любопытством смотрел на него и дожидался, что он скажет. — Что Ольга? — спросил он. — А, не забыл! Я думал, что ты забудешь, — сказал Штольц. — Нет, Андрей, разве ее можно забыть? Это значит забыть, что я когда-то жил, был в раю... А теперь вот!.. — Он вздохнул. — Но где же она? — В своей деревне, хозяйничает. — С теткой? — спросил Обломов. — И с мужем. — Она замужем? — вдруг, вытаращив глаза, произнес Обломов. — Чего ж ты испугался? Не воспоминания ли?.. — тихо, почти нежно прибавил Штольц. — Ах нет, Бог с тобой! — оправдывался Обломов, приходя в себя. — Я не испугался, но удивился; не знаю, почему это поразило меня. Давно ли? Счастлива ли? скажи, ради Бога. Я чувствую, что ты снял с меня большую тяжесть! Хотя ты уверял меня, что она простила, но, знаешь... я не был покоен! Всё грызло меня что-то... Милый Андрей, как я благодарен тебе! Он радовался так от души, так подпрыгивал на своем диване, так шевелился, что Штольц любовался им и был даже тронут. — Какой ты добрый, Илья! — сказал он. — Сердце твое стоило ее! Я ей всё перескажу. — Нет, нет, не говори! — перебил Обломов. — Она сочтет меня бесчувственным, что я с радостью услыхал о ее замужестве. — А радость разве не чувство, и притом еще без эгоизма? Ты радуешься только ее счастью. — Правда, правда! — перебил Обломов. — Бог знает, что я мелю... Кто ж, кто этот счастливец? Я и не спрошу. — Кто? — повторил Штольц. — Какой ты недогадливый, Илья! Обломов вдруг остановил на своем друге неподвижный взгляд: черты его окоченели на минуту, и румянец сбежал с лица. — Не... ты ли? — вдруг спросил он. — Опять испугался! Чего же? — засмеявшись, сказал Штольц. — Не шути, Андрей, скажи правду! — с волнением говорил Обломов. — Ей-богу, не шучу. Другой год я женат на Ольге. Мало-помалу испуг пропадал в лице Обломова, уступая место мирной...

Поиск по творчеству и критикеCлово "DIVA"

Поиск по творчеству и критике
Cлово "DIVA"