Иван Гончаров: Поиск по текстам произведений автора и критике. Cлово "VOUS". Классическая русская литература.

Примерный текст на первых найденных страницах

Входимость: 10. Размер: 43кб.

Часть текста: — сказали оба француза. Монах засуетился и велел тагалу вскрыть бывшие тут же где-то в углу два ящика и подать несколько бутылок английского элю и портера. Но прежде всего подал огромный поднос с сигарами. Каких тут не было! всяких размеров и сортов, и гаванской, и манильской свертки... Вот где водятся хорошие-то сигары в Маниле! Мы сидели с полчаса; говорил всё епископ. Он рассказывал о Чусанском архипелаге и называл его перлом Китая. «Климат, почва, как в раю, — выразился он. — Я жил там восемь лет, — продолжал он, — там есть колония ирландских католиков: они имеют значительное влияние на китайцев, ввели много европейских обычаев и живут прекрасно. Чусанские китайцы снабжают почти все берега Китая рыбою, за которою выезжают на нескольких тысячах лодок далеко в море». При этой цифре меня взяло сомнение; я хотел выразить его барону Крюднеру и вдруг выразил, в рассеянности, по-французски. Эта рассеянность произошла оттого, что епископ, не знаю почему, ни с того ни с сего принялся рассказывать о Чусане по-английски. «Да, несколько тысяч», — подтвердил настойчиво епископ по-французски. От эконома повели нас на самый верх, в рекреационную залу. «Я вам покажу прекрасный вид», — сказал епископ. Мы зашли к монаху, у которого...

Входимость: 9. Размер: 70кб.

Часть текста: часов швейцар получил приказание не принимать никого более. Человек тридцать гостей обоего пола собрались у Григория Петровича Уранова слушать в этот вечер чтение нового романа. Автора романа, как писателя, знали немногие. Он напечатал, без имени, несколько статей по финансовым и политико-экономическим предметам, замеченных и оцененных по достоинству только специалистами. Кроме того, он написал опыт дипломатических мемуаров и напечатал их в весьма небольшом количестве, для немногих. Он занимал некогда дипломатический пост на юге Европы и провел молодые лета за границею. Теперь он был, как и хозяин дома, где назначалось это чтение, членом одного совета и, кроме того, председательствовал в какой-то комиссии по разным преобразованиям. В свете его любили, за огромное богатство, за открытое гостеприимство, за приветливость; а близкие люди — за капитальные достоинства ума и характера. Известие о романе, однако, проникло в общество его круга. Автор, на вопросы, обращаемые к нему, не отрицал, что роман пишется, но более не распространялся об этом....

Входимость: 6. Размер: 19кб.

Часть текста: когда заимодавец попадал в «денежную минуту», узнавал, что Углицкий получил куш. Он уплачивал если не все, то хоть часть. Если же долг затягивался, то после известного срока причислялся к стереотипным. Правда, он возлагал упование на наследство после какой-то богатой бездетной тетки а Петербурге, — но это наследство было проблематическое, вроде ожидания приезда богатого дяди из Америки. Итак, он жил прежде всего долгами, как отец Онегина, по словам Пушкина. Тогда, кажется, и все старое поколение пробавлялось этим способом: только «ленивый», по пословице, не делал долгов. Когда, бывало, упрекнут кого-нибудь долгами, у виноватого всегда был готов стереотипный ответ: «У кого их нет?» У Углицкого делание долгов было приведено в систему, которую он прилагал к делу так же виртуозно, как юмор и остроумие к рассказам. Система, очевидно, принадлежала воспитанию и нравам его времени. Долги делались и не платились как-то помимо всяких вопросов о нравственности, как хождение в церковь и усердное исполнение религиозных обрядов у многих молящихся часто не вяжется с жизнью. Например, украсть у ближнего из кармана, из стола, тайно присвоить — никто и никогда из этих «джентльменов» не решался, скорей застрелится; а занять с обещанием отдать «при первой возможности»,...

Входимость: 4. Размер: 61кб.

Часть текста: и до звезды и вышедший в отставку. У него претензия на светскость, на известность. Ограниченный, может быть, добрый, но довольно грубый малый. Я помню, помоложе, он все представлял в разных обществах трагика Каратыгина, удачно копируя его. Это была одна его специальность, а другая — тот факт, что Гоголь, бывши в Риме, жил где-то близ его и прочел ему какой-то свой рассказ. С этим патентом он счел себя вправе тереться между литераторами, и я *122 видел его в Баден-Бадене — между Боткиным, Тургеневым и другими. Вот его-то Тургенев понял и оценил, как надежнейшего, благодаря его ограниченности и самолюбию, слугу, прихвостня. Он именно и ходил по саду все с Макаровым; оба ожидали, что я заговорю с ними — и вот тогда они сейчас и донесли бы своему патрону, что я с ними сам заговорил — и конечно налгали бы, что заговорил о нем, то есть о Тургеневе. Но я, понимая, зачем они тут ходят, ни слова не сказал им. Тогда уже Малеин сам подошел и без всякого с моей стороны вопроса начал сообщать мне, что он видел Тургенева за границей и т. д. и что он делает! Не хочу грешить, говоря, что этот Малеин непременно солжет: я не знаю, способен ли он на это? Может быть, он просто хотел попытаться, не заговорю ли я сам о Тург<еневе>? Потом он выведывал, не пишу ли я чего-нибудь, тоже по поручению Тургенева, и очень настойчиво. С 4-й и 5-й частями “Обрыва”, которые *123 писались мною уже тогда, когда я вовсе не видался с Тургеневым (это все помогавшие ему знали — и для этого граф А. Толстой и выпроваживал меня из Петербурга до приезда туда Тургенева), следовательно, он не мог и солгать, что он тут что-нибудь орудовал, — тут он, относительно этих частей, прибегнул к другой манере: он подшептал своим приятелям по выходе их, что они хуже написанного мною прежде — и указывал в доказательство на некоторые...

Входимость: 4. Размер: 9кб.

Часть текста: прочим и тех, кто чуть не ежедневно ездили к нему и принимали его у себя. Он не пощадил и своего секретаря, без которого он, как ребенок без няньки, не делал ни шагу. Целый день, и часто ночью, секретарь этот не отходил от него и чуть ли не спал в вицмундире. «Пожалуйте к его превосходительству», — то и дело звучало в его ушах. Чиновников особых поручений, даже до мелких канцелярских чинов, он тоже перебрал в ярком характеристическом очерке. «Что же мне-то до этого за дело!» — думал я, слушая. Я знал почти все, что он говорил, да и весь город знал. Стоило только не зажимать ушей. Все находили, что так и должно быть — и не могли понять, отчего губернатор вдруг «взбеленился», откуда это пошло, кто «почал»; теперь сказали бы: по чьей «инициативе» началось. А по инициативе того же самого секретаря, которого так живо расписал мне губернатор, нужды нет, что они друг без друга, как сиамские близнецы, жить не могли. — Вот каков персонал моих помощников! — патетически заключил свой рассказ губернатор. Я молчал. — Согласитесь, что знать это и терпеть долее было бы с моей стороны не честно. Я хочу положить этому конец. — Это ведь значит положить конец самой системе! — робко заметил я, а сам подумал, что он года четыре уже «терпел» это. — C’est juste, vous avez parfaitement, mille fois raison! 24 — подтвердил губернатор. — Как же это сделать? — продолжал я. — Если вы удалите этих людей... — Vous у êtes! 25 Их...

Входимость: 4. Размер: 25кб.

Часть текста: двор, где были разные службы, кладовые, людские, погреба и конюшни. На дворе всё суетилось, в кухне трещал огонь, в людской обедали люди, в сарае Тарас возился около экипажей, Прохор вел поить лошадей. За столом в людской слышался разговор. До Райского и Марфиньки долетал грубый говор, грубый смех, смешанные голоса, внезапно приутихшие, как скоро люди из окон заметили барина и барышню. Однако до них успел долететь маленький отрывок из дружелюбной беседы. — А что, Мотька: ведь ты скоро умрешь! — говорил не то Егорка, не то Васька. — Полно тебе, не греши! — унимал его задумчивый и набожный Яков. — Право, ребята, помяните мое слово, — продолжал первый голос, — у кого грудь ввалилась, волосы из дымчатых сделались красными, глаза ушли в лоб, — тот беспременно умрет... Прощай, Мотинька: мы тебе гробок сколотим да поленце в голову положим... — Нет, погоди: я тебя еще вздую... — отозвался голос, должно быть, Мотьки. — На ладан дышишь, а задоришься! Поцелуйте его, Матрена Фаддеевна, вон он какой красавец: лучше покойника не найдешь!.. И пятна желтые на щеках: прощай, Мотя... — Полно Бога...

Входимость: 4. Размер: 14кб.

Часть текста: — статуя! А он!.. И пальто, которое я послал “изгнаннику”, валяется у беседки! и пари свое он взыскал с меня, двести двадцать рублей, да прежних восемьдесят... да, да! это триста рублей!.. Секлетея Бурдалахова!» Он захохотал снова, как будто застонал. Потом вдруг замолчал и схватился за бок. «О, как больно здесь! — стонал он. — Вера-кошка! Вера-тряпка... слабонервная, слабосильная... из тех падших, жалких натур, которых поражает пошлая, чувственная страсть — обыкновенно к какому-нибудь здоровому хаму!.. Пусть так — она свободна, но как она смела ругаться над человеком, который имел неосторожность пристраститься к ней, над братом, другом!.. — с яростью шипел он, — о, мщение, мщение!» Он вскочил и в мучительном раздумье стоял. Какое мщение? Бежать к бабушке, схватить ее и привести сюда, с толпой людей, с фонарями, осветить позор и сказать: «Вот змея, которую вы двадцать три года грели на груди!..» Он махнул рукой и приложил ее к горячему лбу. «Подло, Борис! — шептал он себе, — и не сделаешь ты этого! это было бы мщение не ей, а бабушке, всё равно что твоей матери!..» Он уныло опустил голову, потом вдруг поднял ее и с бешенством прыгнул к обрыву. «А там совершается торжество этой тряпичной страсти — да, да: эта темная ночь скрыла поэму любви! — он презрительно засмеялся. — Любви! — повторил он. — Марк! блудящий огонь, буян, трактирный либерал! Ах! сестрица, сестрица! уж лучше бы вы придержались одного своего поклонника, — ядовито шептал он, — рослого и красивого Тушина! у того — и леса, и земли, и воды, и лошадьми правит, как на олимпийских играх! А этот!» Он с трудом перевел дух. «Это наша “партия действия”! — шептал он, — да, из кармана показывает кулак...

Входимость: 4. Размер: 20кб.

Часть текста: велели дела канцелярии приводить в порядок... — говорил Викентьев так торопливо, что некоторые слова даже не договаривал. — Пустяки, пустяки! не слушайте, бабушка: у него никаких дел нет... сам сказывал! — вмешалась Марфинька. — Ей-богу, ах, какие вы: дела по горло было! У нас новый правитель канцелярии поступает — мы дела скрепляли, описи делали... Я пятьсот дел по листам скрепил. Даже по ночам сидели... ей-богу... — Да не божитесь! что это у вас за привычка божиться по пустякам: грех какой! — строго остановила его Бережкова. — Как по пустякам: вон Марфа Васильевна не верят! а я, ей-богу... — Опять! — Правда ли, Татьяна Марковна, правда ли, Марфа Васильевна, что у вас гость: Борис Павлович приехал? Не он ли это, я встретил сейчас, прошел по коридору? Я нарочно пришел... — Вот видите, бабушка? — перебила Марфинька, — он пришел братца посмотреть, а без этого долго бы пропадал! Что? — Ах, Марфа Васильевна, какие вы! Я лишь только вырвался, так и прибежал! Я просился, просился у губернатора — не пускает: говорит, не пущу до тех пор, пока не кончите дела! У маменьки не был: хотел к ней пообедать в Колчино съездить — и то пустил только вчера, ей-богу... — Здорова ли маменька? Что, у ней лишаи прошли? — Проходят, покорно благодарю. Маменька кланяется вам, просит вас не забыть день ее именин... — Покорно благодарю! Уж не знаю, соберусь ли я сама: стара да и через Волгу боюсь ехать. А девочки мои... — Мы без вас, бабушка, не поедем, — сказала Марфинька, — я тоже боюсь переезжать Волгу. — Не стыдно ли трусить? — говорил Викентьев. — Чего вы боитесь? Я за вами сам приеду на нашем катере... Гребцы у меня все песенники... — С вами ни за что и не поеду, вы не посидите ни минуты покойно в лодке... Что это шевелится у вас в бумаге? — вдруг спросила она. —...

Входимость: 4. Размер: 47кб.

Часть текста: мундиры, а иногда и сам смуглый воин из тагалов, вроде Отелло, сидел тут же среди семейства. Да, прекрасны окрестности Манилы, особенно при вечернем солнце: днем, в полдень, они ослепительны и знойны, как степь. Если б не они, не эта растительность и не веселый, всегда праздничный вид природы, не стоило бы, кажется, и ездить в Манилу, разве только за сигарами. Мы въехали в город с другой стороны; там уж кое-где зажигали фонари: начинались сумерки. Китайские лавки сияли цветными огнями. В полумраке двигалась по тротуарам толпа гуляющих; по мостовой мчались коляски. Мы опять через мост поехали к крепости, но на мосту была такая теснота от экипажей, такая толкотня между пешеходами, что я ждал минут пять в линии колясок, пока можно было проехать. Наконец мы высвободились из толпы и мимо крепостной стены приехали на гласис и вмешались в ряды экипажей. Где это я? Под Новинским или в Екатерингофе 1-го мая? По гласису тянутся две аллеи больших широколиственных деревьев; между аллеями, по широкой дороге, движется бесконечная нить двуместных и четвероместных колясок, с синьорами и синьоринами, с джентльменами, джентльменками, и огибает огромное пространство от предместий, мимо крепости, до самого взморья. На берегу залива собралось до сотни экипажей: гуляющие любовались морем и слушали прекрасную музыку. Играли полковые музыканты. Я остановился послушать знакомые мотивы из опер и незнакомые польки, мазурки. Многие мужчины — в белом, исключая львов: те — в суконном платье и черных шелковых шляпах. Весь шик заключается в том, чтоб — хоть задохнуться, да казаться европейцем, не изменять европейского костюма и обычаев. Женщины-испанки — все с открытой головой и даже без мантильи; англичанки и американки в шляпках. Лиц не видать: темно. Местами расставлены жандармы в треугольных шляпах, темных мундирах...

Входимость: 3. Размер: 31кб.

Часть текста: 1858—1869 Лебедев В. К. , Морозенко Л. Н. [Вступительная статья к публикации писем И. А. Гончарова Ек. П. Майковой, 1858—1869] // И. А. Гончаров. Новые материалы и исследования. — М.: ИМЛИ РАН; Наследие, 2000. — С. 378—384. — (Лит. наследство; Т. 102). Вступительная статья, публикация и комментарии В. К. Лебедева и Л. Н. Морозенко Письма Гончарова к Екатерине Павловне Майковой (1836—1920) уже не раз привлекали внимание исследователей. Обычно эти письма рассматривались с трех точек зрения: как факт чисто биографический — один из эпизодов многолетней дружбы писателя с семейством Майковых; как материал, указывающий на возможный прототип женских образов Гончарова и, наконец, как отражение судьбы женщины 1860-х годов, смело вступившей на путь героев Чернышевского. Однако письма к Майковой интересны еще и тем, что дают возможность соприкоснуться со сложным миром психологии творчества писателя-романиста, к тому же обладавшего незаурядным талантом литературного критика. Все эти письма проникнуты дружелюбием, добротой и человечностью, они беспредельно искренни. Гончаров стремится понять психологию своей корреспондентки, угадать мотивы ее поступков, пытается оградить от опрометчивого шага. Жизненные наблюдения, размышления о закономерности столкновения поколений, о новых тенденциях в общественной жизни (среди них важное место занимает “женский вопрос”), о подходе художника к материалу, который дает ему окружающая действительность, — все это...

Поиск по творчеству и критикеCлово "VOUS"

Поиск по творчеству и критике
Cлово "VOUS"