Поиск по творчеству и критике
Cлово "FANCHON"
Входимость: 2. Размер: 61кб.
Входимость: 1. Размер: 53кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 2. Размер: 61кб.
Часть текста: Гончаров» и датой: «1842 г.». В собрание сочинений впервые включено: 1896. Т. IX. Печатается по тексту С . со следующим исправлением: С. 147, строка 43: «Иван Савич» вместо: «Он» (по контексту). 1 Текст «Современника» в качестве основного выбран по ряду соображений. Прежде всего известно, что Гончаров (как, впрочем, и другие писатели) был недоволен качеством публикации в сборнике «Для легкого чтения». Сохранилась записка, представленная им в Петербургский цензурный комитет (т. е. по месту его тогдашней службы) перед отъездом в отпуск за границу весной 1857 г.: «Имею честь покорнейше просить господ ценсоров С.-Петербургского ценсурного комитета не дозволять в печать, без моего согласия, моих сочинений в издаваемом книгопродавцем Давыдовым Собрании повестей и другого рода статей под заглавием „Для легкого чтения”. 2 апреля 1857. Ст<атский> сов<етник> Иван Гончаров». На этом документе имеются расписки цензоров в том, что они с ним ознакомились, причем самую характерную запись оставил цензор «Для легкого чтения» В. Н. Бекетов: «Меня о сем уже просили многие». Вполне возможно, что Н. А. Некрасов — составитель сборников — не сообщил Гончарову о перепечатке «Поджабрина» или сообщил задним числом. 2 . Действительно, набор текста очерка в сборнике, производившийся не с рукописи, а с первой публикации, 3 осуществлен неряшливо (ср., например, пропуски слов, обессмысливающие текст (выделены далее курсивом): «Должность проклятая... не дадут заснуть!» (с. 115, строка 23); «— Ваше здоровье, милая Амалия! — закричал <...> князь и выпил бокал. — Merci, — отвечала соседка графа. — И я пью ваше» (с. 149, строка 30), и пропуск фразы «— У! какая добродетель! ~ понравиться этакой!..» (с. 160, строка 19), исчезнувшей скорее всего в процессе...
Входимость: 1. Размер: 53кб.
Часть текста: такую грудь... Если б я знал... — Чем же вы еще занимаетесь? — Бываю в театре. — В театре? Ах, счастливые! что может быть отраднее театра? блаженство! в театре забываешь всякое горе. Читаете, конечно? — Да-с, да... разумеется. — Что же, Пушкина? Ах, Пушкин! «Братья разбойники»! «Кавказский пленник»! бедная Зарема, как она страдала! а Гирей — какой изверг! — Нет-с, я читаю больше философические книги. — А! какие же? одолжите мне: я никогда не видала философических книг. — Сочинения Гомера, Ломоносова, «Энциклопедический лексикон»... — сказал он, — вы не станете читать... вам покажется скучно... — Это, верно, кто-нибудь из них сказал, что жизнь коротка ? — Да-с. — Прекрасно сказано! От этого ученого разговора они перешли к предметам более нежным: заговорили о дружбе, о любви. — Что может быть утешительнее дружбы! — сказала она, подняв глаза кверху. — Что может быть сладостнее любви? — примолвил Иван Савич, взглянув на нее нежно. — Это, так сказать, жизненный бальзам! — Что любовь! — заметила она, — это пагубное чувство; мужчины все такие обманщики... Она вздохнула, а он сел рядом с ней. — Что вы? — спросила она. — Ничего-с. Я так счастлив, что сижу подле вас, дышу с вами одним воздухом... Поверьте, что я совсем не похож на других мужчин... о, вы меня не знаете! женщина для меня — это священное создание... я ничего не пожалею... — В самом деле? — задумчиво спросила она. — Ей-богу. Они...