Обломов. Рукописные редакции. Часть 1. Страница 3.

РУКОПИСНЫЕ РЕДАКЦИИ

Первоначальная редакция части первой

3

Он надел шляпу и пошел к дверям. Обломов мгновенно смягчился. [Ему не] [Он вовсе не имел] Добрый и мягкий от природы, он вовсе не хотел⁵⁵⁵ выгонять Тарантьева и потому еще, [что этим нарушались] что это казалось ему нарушением приличия и гостеприимства и вообще сценой, выходившей из порядка обыкновенного быта.

— Никто тебя ни на кого не меняет, — сказал он кротко, — Карл сам по себе, а ты сам по себе. Ты должен уважать⁵⁵⁶ в нем моего друга и осторожнее отзываться о нем: вот всё, чего я требую, — кажется, невелика услуга.

— Уважать немца? — с величайшим презрением сказал Тарантьев.

— [Что он теб<е>] Да, уважать, — говорил Обл<омов>, стараясь говорить мягче, хотя его и возмущал дерзкий тон Тарантьева. — Он стоит и твоего уважения; таких людей мало: я хотел бы походить на него да и другим желал бы того же...

— Послушай, Илья Ил<ьич>, не выводи меня из себя,⁵⁵⁷ или я никогда не приду к тебе. Что он за благодетель тебе, что ты ставишь его так высоко, как родного отца?

— Да, — отвечал Обл<омов>,⁵⁵⁸ — [после памяти покойного] после покойных отца и матери я ни к кому не был так привязан, как к нему.

— За что это, позволь спросить?

— Я уж тебе сказал, что вместе с ним рос и учился [и тогда].

— Велика важность! Мало ли кто с кем учился!

жил в Петербурге и служил здесь, и вообще, до тех пор как начал странствовать [то куда] по России и за границей, заботился обо мне как о родном брате. Он три раза ездил ко мне в деревню, хозяйничал, распоряжался там за меня, наконец, взял меня в долю, в свои обороты, и сделал мне тысяч 50 капиталу, который и теперь еще у него в обороте в одной торговой компании... Наконец, скажу⁵⁵⁹ тебе, что, если б он был здесь, так <л. 21 об.> [он давно] с своей ловкостью [и знанием дела] давно бы избавил меня от всяких хлопот, не спросивши ни портеру, ни шампанского...

— А! ты попрекаешь мне! так черт с тобой и с твоим портером и шампанским: на вот, возьми свои деньги... куда, бишь, я их положил? вот совсем забыл, куда сунул. Проклятые... [деньги.]

Он⁵⁶⁰ вынул⁵⁶¹ какую-то замасленную исписанную бумажку.

— Нет, не они...⁵⁶² Куда это я их...⁵⁶³

— Не трудись, не доставай, — сказал Обл<омов>. — Я тебя не упрекаю, я хотел только доказать, [что иногда] как много сделал для меня Карл...

— Много сделал, знаю я, — заревел Тарантьев, — этих благодетелей: это, говорю тебе, продувная шельма, бестия,⁵⁶⁴ вот погоди, терпеть не могу этих торговых <л. 22> компаний, спекуляций да прочих новых затей,⁵⁶⁵ [что] это всё мошенники,⁵⁶⁶ я тебе говорю, а твой немец тоже уж по этой части пошел.⁵⁶⁷ Эти спекуляторы хуже картежников. Они на чужой карман метят с своими немецкими затеями: вдруг выдумают [без денег] фабрики заводить, дома строить компанией на каких-то акциях, без гроша, облупят какого-нибудь дурака да и разбегутся: ищи их! Ненавидит душа моя [эти проклятые] этих проклятых немецких выдумок...

— К чему ты это говоришь мне? — спросил Обл<омов>.

— А вот к тому, как ужо немец твой облупит тебя, так ты и будешь знать, как [мне] менять земляка, русского человека, на [прощел<ыгу>] бродягу какого-то...⁵⁶⁸

— Послушай, Михей Андреич... — начал Обл<омов>.

— Нечего слушать-то; я слушал много [от тебя]: натерпелся от тебя горя-то; Бог видит, сколько обид перенес за эту нечисть поганую... Чай, в Саксонии-то там у себя и хлеба-то не видали,⁵⁶⁹ а сюда нос поднимать приехали. Мне отец⁵⁷⁰ сказывал, что отец-то его в сентябре месяце в одном сюртуке⁵⁷¹ в нашу губернию-то приехал, а тут разжирел от русского добра да и на акциях компании устроивать.⁵⁷²

— Бестии,⁵⁷³ — мрачно сказал Тарантьев, махнув рукой.⁵⁷⁴

— Да чем же бестия отец, например?

— А тем, что без куска хлеба пришел к нам,⁵⁷⁵ а тут вдруг сыну наследство оставил: что это значит?

— [А то, что] Оставил он⁵⁷⁶ наследства всего 40 тысяч; 25 т<ысяч> он взял в приданое за женой, а остальные приобрел тем, что учил детей да управлял имением, хорошее жалованье получал...

[ — Сорок тысяч! а у сына вдруг очутилось 400? вдесятеро больше: откуда это?]

— Видишь, что отец не бестия: чем же теперь бестия сын?

— Не бестия! Вдруг из отцовских сорока сделал 400 т<ысяч>, так на что же, какими спекуляциями,⁵⁷⁷ и в службе за надворного перевалился, и [путешествовать] ученый, теперь вон еще путешествует, пострел везде поспел: как же не бестия? разве настоящий-то русский человек умеет всё это сделать?⁵⁷⁸

— Четыреста тысяч он сделал оборотами, счастливыми спекуляциями...<л. 22 об.>

— Вот тут мошенничество и есть. [Я ни слова не] Почему не наживаться? Да наживайся честно, чтоб видно было, как наживается человек. Вот, бывало, в старые годы выгодные места были: умный человек решает дела⁵⁷⁹ и получает благодарность,⁵⁸⁰ или купец купит товар да продаст, и опять купит, — видно, откуда и за что прибыль...⁵⁸¹ А тут черт знает что: в 10 и 12 лет — и с капиталом: пронюхает, бестия, где что нужно, на бирже да за границей, да предприятие затеет, смотришь, через год [уж на<жил>] и еще 10 т<ысяч> нажил, а иной и совсем без денег, юлит только везде и тоже [везде] деньги берет черт знает за что: [я бы] нет, это, брат, нечисто: я бы под суд их всех...

Обломов молча пожал плечами.

— [А зачем он [носит<ся>] теперь] Не бестия твой Штольц! — продолжал Тарантьев,⁵⁸²

— Учиться хочет,⁵⁸³ всё видеть, знать.

— Учиться! Мало еще учили его? чему это? врет он, бестия; не верь ему: он тебя в глаза обманывает, как малого ребенка. Разве большие учатся чему-нибудь? Слышите, что рассказывает: надворный советник учится,⁵⁸⁴ что он [в школе] там, в немецкой школе, что ли, сидит да уроки учит? Врет он: он затем [, кажется.] поехал туда, чтоб разузнать, как русские денежки там пристроить; приедет сюда да облупит дураков-то, да и поминай как звали: я бы его в острог... В двенадцать лет вдруг и надворный советник, и богач, и черт знает что: бестия первого сорта! Терпеть не могу эдаких. Ты меня не смей равнять с ним, а то я никогда не приду к тебе, — заключил он.

— Ну, оставим это! — с нетерпением прервал Илья Ильич. — Ну ты иди с Богом, куда шел,⁵⁸⁵ и приходи к пяти часам, а я вот с Иваном Иванычем напишу все эти письма да постараюсь поскорей набросать на бумагу план-то свой: уж кстати заодно к одному...⁵⁸⁶

Тарантьев ушел было в переднюю, но вдруг воротился опять.

— Забыл совсем [, — сказал он... — Я было]: шел к тебе за делом с утра.⁵⁸⁷ Завтра звали меня на свадьбу: Рокотов женится; дай ты⁵⁸⁸ своего фрака надеть; мой-то, видишь ты, пообтерся немного...

— Как же можно? — сказал Обл<омов>, хмурясь [от] при этом новом требовании, — мой фрак тебе не впору...

— Впору, вот не впору! — перебил Тарант<ьев>, — а помнишь, примеривал твой сюртук, как на меня шит... <л. 23> Захар, Захар, поди-ка сюда, старая скотина, — кричал Тарант<ьев>.

Захар заворчал,⁵⁸⁹ как медведь, но не шел.

— Позови его, Илья Ил<ьич>, что это он у тебя какой? [ты бы его в смирительный дом отдал.] — сказал Т<арантьев>.

— [Да, вот этого еще недоставало, — сказал Обломов.] Захар! — кликнул он.

— О, чтоб вас там... — раздалось в передней вместе с прыжком ног с лежанки.

— Ну, чего?⁵⁹⁰ — сказал он, обращаясь к Тарантьеву.

— Я не дам фрака, — решительно сказал Захар, подняв немного одну бровь выше другой.

— Как ты смеешь, когда барин приказывает, — закричал Тарант<ьев>, — что ты, Илья Ил<ьич>, его в смирительный дом не отправишь? [спросил]

— Да вот этого еще недоставало, старика в смирительный дом! — сказал Обл<омов>. — Дай-ка, Захар, фрак, не упрямься.

— Не дам, — хладнокровно отвечал Захар, — пусть-ка прежде они принесут назад жилет да нашу рубашку: пятый месяц гостит там — взяли вот эдак же на именины, да и поминай как звали! жилет-то бархатный, а рубашка тонкая, голландская: 25 рублев стоит.

— Рубашку прачка потеряла, а жилет принесу [сказ<ал>] вместе с фраком, — сказал Тарантьев, — неси фрак...

— Не будет фрака! — сказал Захар.⁵⁹¹

— Видали ли эдакое животное, а? вот постой: я на тебя бумагу подам...⁵⁹² — сказал Тарантьев, — выучат тебя грубиянничать...

[Захар ушел вон.]

— Ты чего смотришь, — говорил Тар<антьев>, обращаясь к Обл<омову>, — как ты позволяешь [так ему] ему так обращаться с гостями, с благородными людьми?

— Что ж мне делать? — отвечал Обломов, — да знаешь что, Михей Андр<еич>, ты лучше бы купил себе фрак: говорят, где-то готовое [дешевое платье] платье дешево продают...

— На Апраксином, в 9 номере, всякое есть платье, — вдруг сказал Алексеев, — за 25 рублей можно фрак купить, тонкий, точно новый: и не узнаешь... я тоже хочу купить себе там...⁵⁹³

Тарантьев посмотрел на него с презрением.

— Это вы с родственником [своим] с своим, — начал он, — не на мои ли деньги хотите себе по фраку купить? — сказал он, — так ошибаетесь,⁵⁹⁴ то-то он всё пристает ко мне, да вот ему — и вам тоже — шиш! Как же земляк, фрак-то? вели дать.

— Захар не даст, — отвечал Обл<омов>, — уж если он что заберет себе в голову, так оттуда ничем не выбьешь, кончено: ты лучше купи.<л. 23 об.>

— А на что я куплю? на твою красненькую, что ли?⁵⁹⁵ Ты дай-ка⁵⁹⁶ мне на фрак денег взаймы до жалованья...

⁵⁹⁷ где я их возьму?

— А [в ящ<ике>] вот здесь, — отвечал Тарант<ьев>, указывая на ящик, — дай-ка сорок пять рублей, право! И в самом деле лучше купить: твой еще замараю как-нибудь...

— Зачем же сорок пять рублей, когда фрак 25 рублей стоит: вон Иван Иваныч знает...

— Вы бы шли вон отсюда, Иван Иваныч, — сказал Тарантьев, — мутите только. Фрак стоит 45 рублей. Я вам говорю... Ну дай же, земляк, хоть сорок; полно тебе: как это не одолжить приятеля? А пять-то рублей вот он даст...

— У меня всего денег-то целковый, — сказал Алекс<еев>.

— Ну, целковый дайте — я поторгуюсь: уступят. А я вам уж вместе с родственником⁵⁹⁸ и отдам 53 рубля... Ну поскорей, ну давай, Илья Ильич.

— Пристанет же! — с досадой сказал Обл<омов>, отворяя и тотчас опять затворяя ящик.

— Ну уж отворял, чего опять затворять, — заговорил Тарант<ьев> и⁵⁹⁹ сунул четыре пальца в ящик, чтоб помешать закрыть его, — давай, давай.

— Пусти, прищемлю пальцы, — говорил Обл<омов>, [силясь затворить] стараясь закрыть ящик...

— Не пущу, — говорил Тар<антьев>.

— Пусти, я сам дам...

— Ну давай.

Обломов вынул 25<-ти> рублевую бумажку, дал⁶⁰⁰ с величайшим неудовольствием Тарантьеву и⁶⁰¹ захлопнул ящик, заперев ключом.

— Только-то! [сказал он] [да это] на это и панталон не купишь, а всё вы, — сказал он, обращаясь к Алексееву, — давайте скорее целковый.

Алексеев хотел что-то сказать.

⁶⁰² Тар<антьев>.

Алексеев пошарил⁶⁰³ во всех карманах, как будто не зная, где лежит целковый,⁶⁰⁴ потом вынул⁶⁰⁵ бумажку, [бережно развернул ее], взял [вынул] его и посмотрел на обе стороны. Он начал было завертывать его опять в бумажку и хотел⁶⁰⁶ что-то сказать, но Тарантьев выхватил у него целковый вместе с бумажкой.

— Это-то возьмите назад, — сказал он, отдавая бумажку, — у меня и без бумажки не пропадет.

— Ну, прощайте пока, смотри же, Илья Ил<ьич>, напиши тут, что нужно,⁶⁰⁷ а в пять часов чтоб суп был на столе. Да что ты не велел пирога сделать?

Но Обл<омов>⁶⁰⁸ не слушал его. Он сидел, закрыв глаза, погруженный не то в дремоту, не то в задумчивость.⁶⁰⁹ Тарантьев пошел и опять вернулся.

— А знаешь, что я придумал, — сказал он. — Ведь фрак-то можно достать: ты ушли куда-нибудь Захара минут на пять, а мы бы⁶¹⁰ и взяли...

— Нет, нет... — с нетерпением заговорил Обломов, [которого сильно начинало] измученный присутствием Тарантьева и утомленный его требованиями, бранью и криком. <л. 24>

— [Экой скаред] Ну черт с тобой,⁶¹¹ [для н<его>] — говорил Тарантьев, уходя, — для него хлопочешь, хлопочешь,⁶¹² а он ничего не хочет сделать. А я к куме должен⁶¹³ на Выборгскую сторону...

раздосадован Тарантьевым. Алексеев был огорчен лишением⁶¹⁴ целкового. Оба были недовольны. Наконец Обломов вздохнул:

— [Жизнь] Не позавидует мне, кто знает мою жизнь... — сказал он.

— Что же вы не пишете? — спросил Алексеев, — я бы вам перышко очинил.

— Очините, да и, Бог с вами, подите,⁶¹⁵ — сказал Обломов, — я уж один займусь, а вы ужо после перепишете.

— Очень хорошо-с, — отвечал Алексеев,⁶¹⁶ — в самом деле я помешаю еще как-нибудь. А я пойду⁶¹⁷ скажу, чтоб нас не ждали в Екатерингоф-то. Прощайте, Илья Ильич.

Но Илья Ильич не слушал его:⁶¹⁸ он, подобрав ноги под себя, почти улегся в кресло и, подгорюнившись, погрузился не то в дремоту, не то в задумчивость. <л. 24 об.>

Гл<ава>

[Илья] Обломов, дворянин родом, губернский секретарь [родом] чином, безвыездно живет⁶¹⁹ пятнадцатый год в Петербурге.

Сначала, пока живы были его родители,⁶²⁰ он жил [скромно] в двух комнатах,⁶²¹ [довольствуясь] имея при себе только [слугу] вывезенного им из деревни слугу Захара.⁶²² [Потом] Но по смерти родителей, когда он⁶²³ стал единственным обладателем трехсот пятидесяти душ, доставшихся ему в наследство⁶²⁴ в одной из отдаленных губерний, [чуть-чуть] чуть не в Азии,<л. 25>^{625 626} до двенадцати тысяч рублей дохода.⁶²⁷ Тогда и жизнь его приняла другие, более широкие размеры. Он нанял [довольно] большую квартиру, прибавил к своему штату еще повара и лакея и завел было пару лошадей. [Тогда он был мо<лод>] Тогда еще он был молод и если [не был] нельзя сказать, чтоб был жив, то живее,⁶²⁸ [тогда] еще он [всё] был полон кое-каких⁶²⁹ стремлений, всё чего-то [ждал] [чего-то] надеялся, чего-то ждал и от судьбы,⁶³⁰ и от самого себя, всё [к чему-то] готовился к какому-то поприщу,⁶³¹ или, лучше сказать, к нескольким ролям [он думал, что]. [Перв<ою>] Самою важною [ролью] из них он считал, разумеется, роль в службе, что и было целию его приезда в Петербург. Потом он думал и о роли в свете,⁶³² наконец, в отдаленной перспективе, на повороте с юности к зрелым летам, [ему ул<ыбалось>] воображению его мелькало и улыбалось семейное счастие.⁶³³ Но [дни] странно: дни [мель<кали>] шли за днями, года сменялись годами,⁶³⁴ пушок сменился жесткой бородой,⁶³⁵ два луча⁶³⁶ глаз сменились двумя тусклыми точками, талия округлилась, волосы стали [падать] немилосердно лезть,⁶³⁷ стукнуло молодцу тридцать лет, а он⁶³⁸ всё еще стоял у [преддверия своих жела<ний>] [у источника своих стремлений, то есть там же, где был десять лет назад] источника своих не то что мечтаний [но и законных стремлений], но возможных [стр<емлений>] желаний и надежд,⁶³⁹ то есть там же, где был десять лет назад [так что и законные [желания], возможные [его] желания и надежды [обращались] превращались у него в мечты]. [Дело в том, что] [Рисуя перспективу своей жизни, он не изучил своего характера, [как] а если и случилось ему] [всё] [Он всё еще составлял рисунок будущей] Но он всё сбирался и готовился начать жизнь, всё рисовал [только] в уме узор своей будущности [многое изменил, отбросил] и, конечно, с каждым мелькавшим над головой его годом должен был [многое] что-нибудь изменять и отбрасывать в этом узоре.

К нему, кажется, не подкрадывалось сознание, что он был характера более созерцательного, нежели деятельного,^{640 641} А если иногда случай или необходимость и наталкивали [на них] Илью Ильича на заботы, то не приведи Бог,⁶⁴² как грустно становилось ему от этого. Он вовсе не был из числа тех людей,⁶⁴³ которые всю сладость жизни видят в труде, всю сладость труда не в цели его, а опять в труде же.⁶⁴⁴ От этого главное поприще — служба — на первых порах озадачила его самым неприятным образом, <л. 25 об.>

Воспитанный в недрах провинции среди кротких и теплых нравов и обычаев отчизны,⁶⁴⁵ переходя в течение двадцати лет из объятий в объятия [милых] родных, друзей и знакомых, он до того был проникнут семейным началом, что и будущая служба представлялась ему каким-то семейным [делом] занятием,⁶⁴⁶ вроде [вар<енья>] [соленья огу<рцов>] умолота, соленья огурцов, деланья варений, то [писания] записыванья в тетрадку прихода и расхода и т. п.⁶⁴⁷ Он полагал, что [дождь и слякоть] чиновники одного места составляют нечто вроде семьи между собою, дружной, тихой, неусыпно пекущейся⁶⁴⁸ о взаимном спокойствии и удовольствиях, [но как изумился] что [хождение] посещение присутственного места не есть⁶⁴⁹ [уж такая крайняя необходимость] такая привычка, которой надо придерживаться ежедневно, и что слякоть, жара или просто нерасположение всегда будут служить достаточными и законными предлогами к нехождению в присутствие.⁶⁵⁰ Но как изумился⁶⁵¹ он, когда увидел, [что [каждый из чиновников норовит] необходимость] что надобно быть [зем<летрясению>] по крайней мере землетрясению, чтоб не прийти здоровому чиновнику в должность,⁶⁵² а землетрясений, как на грех, в Петербурге не бывает; наводнение, конечно, могло бы⁶⁵³ служить достаточным предлогом не прийти в должность,⁶⁵⁴ да редко бывает.⁶⁵⁵ Еще более огорчился⁶⁵⁶ Обломов, когда замелькали у него в глазах пакеты с надписью «нужное» и даже «весьма нужное», когда его заставляли делать разные справки, выписки, рыться в толстых делах^{657 658} Раза два его поднимали ночью и заставляли писать,⁶⁵⁹ несколько раз доставали посредством курьера из гостей⁶⁶⁰ — всё это навело на него страх и скуку великую.⁶⁶¹

О начальнике он слыхал у себя дома обыкновенно, что это отец подчиненных, и поэтому составил себе самое смеющееся [и теплое], самое семейное понятие об этом лице.⁶⁶² Он его представлял себе чем-то вроде второго отца, который [не только всячески будет стараться] только и живет затем, чтобы⁶⁶³ за дело и не за дело, сплошь да рядом, [выпросить] награждать своих подчиненных и заботиться не только о их нуждах, но и об удовольствиях. Илья Ил<ьич> думал, что начальник до того входит в положение своего подчиненного, что заботливо расспросит иногда его, каково он почивал ночью, отчего у него мутны глаза и не болит ли у него голова. <л. 26> Но он жестоко разочаровался в первый же день своей службы. С приездом начальника начиналась беготня, суета, все смущались, все сбивали друг друга с ног, иные обдергивались, охорашивались,⁶⁶⁴ находя,⁶⁶⁵ что они недовольно хороши в этот день,⁶⁶⁶ чтоб показаться начальнику. А между тем начальник Ильи Ильича был действительно⁶⁶⁷ добрый и приятный в обхождении человек:⁶⁶⁸ [все его] [были его] подчиненные были как нельзя более довольны и [правда] не желали лучшего. Никто никогда не слыхал от него неприятного слова, ни крику, ни шуму; он никогда ничего не требует, а всё просит. Дело сделать — просит, в гости к себе — просит и под арест сесть — просит.⁶⁶⁹ Но все [особенно] ленивые или [чувств<овавшие>] знавшие за собой какой-нибудь грешок подчиненные всё чего-то робели в присутствии этого начальника; они [говорили] на его ласковый вопрос отвечали не своим, а каким-то другим голосом, каким с прочими не говорили; у некоторых даже было по два и по три⁶⁷⁰ голоса в запасе, которые они меняли,⁶⁷¹ смотря по обстоятельствам.⁶⁷² И Илья Ильич вдруг оробел,⁶⁷³ сам не зная отчего, когда начальник входил в комнату.⁶⁷⁴ Ему казалось, что как только последний поведет взглядом по подчиненным, то вот все хором и грянут: «Ах, зачем мы, горемычные, родились на белый свет».⁶⁷⁵ [А начальник никогда и «ты» нико<му>] Но если кто провинится из чиновников,⁶⁷⁶ то страху^{677 678} шел с места быстро и бодро, топал ногами и сапогами [отчего все] и тем явно доказывал, что⁶⁷⁹ у него есть ноги и сапоги, как у всех. Но, подвигаясь к начальнику, он, кажется, постепенно терял это сознание, а вместе с сознанием и звук шагов, и шел всё медленнее и медленнее, желая никогда, никогда не дойти до рокового места, наконец подходил к начальнику уже как призрак, совсем неслышными шагами.⁶⁸⁰ Дыхание у него замирало, он обливался⁶⁸¹ от страха пóтом, [проникавшим] до волос, и⁶⁸² просил, кажется, глазами прощения в своем существовании. <л. 26 об.>⁶⁸³

{Исстрадался Илья Ильич от одного страха на службе,⁶⁸⁴ не говоря о [беспр<ерывном>] ежедневном хождении и беспрерывных трудах. Он приезжал домой, убитый страхом и усталостию. «Что это за жизнь, — говорил он, ложась на спину, — когда же придется пожить?» Он не мог понять, как⁶⁸⁵ другие проводят всю жизнь⁶⁸⁶ и многие еще добиваются⁶⁸⁷ случая попасть в число этих несчастливцев. Он служил с год, может быть, потянул⁶⁸⁸ бы как-нибудь и другой, но вскоре один случай ускорил его удаление с поприща [государственной] службы. Он при отправлении на почту бумаг отослал одну⁶⁸⁹ вместо Архангельска в Астрахань, а неважную бумагу, назначенную в Астрахань, отправил в Архангельск. Дело вскоре объяснилось: стали доискиваться виноватого. Все присутствие [задрожало] трепетало при мысли о том, [какую мину сделает нача<льник>] каким голосом начальник позовет к себе Обломова [и], какую мину сделает ему [и как<им>], и все недоумевали, каким голосом ответит ему Илья Ильич. Такого голоса [в их понятиях] еще не было ни у кого, надо было создать новый, так как случай вышел совсем новый: примеров не было. Все товарищи и [непосре<дственные>] ближайшие начальники смотрели [на Обломова] с состраданием на Обломова, помышляя о предстоящем ему свидании с начальником. [Наконец] Илья Ильич не выдержал одних [только] уже зловещих признаков, он бежал домой, сказался больным, а на другой день прислал просьбу об отставке. Так кончилась его государственная деятельность, и [он весь] с тех пор уже он начал помышлять о собственных делах, а вскоре потом, когда умерли отец и мать, он уже [предался] исключительно предался составлению плана управления своим имением. <л. 37> Ничто не мешало ему в этом [несмотря]. Редко [кому] самому строгому отшельнику удастся пользоваться таким уединением и тишиной, какая окружала Обломова. Когда у него были лошади, он еще любил выехать перед обедом прогуляться, заехать в Милютины лавки, купить что-нибудь лакомое к столу или посещал двух-трех знакомых в месяц.⁶⁹⁰

И вот он остался наедине с Захаром.⁶⁹¹ [Редко кто заходил из гостей.] Заходили к нему немногие. Он был всегда рад [отобед<ать>] приятелю: и обедать оставит, и чаем напоит. [Но как приятели всегда затевали какие-нибудь удовольствия не по его вкусу или поездку за город] Но как он никогда не разделял с приятелями разных затеваемых ими удовольствий не по его вкусу, как-то⁶⁹² поездка за город, в окрестности, прогулки по воде и т. п., то они, наскоро отобедав у него, или позавтракав, или напившись чаю, тотчас оставляли его, и он оставался опять-таки⁶⁹³ наедине с Захаром. Но с тех пор как он продал лошадей,⁶⁹⁴ он почти никуда не выезжал. «На извозчиках тряско, — говорил он, — да и небезопасно: дрожки у них прескверные, того и гляди, изломаются, упадешь, ногу переломишь, а не то, пожалуй, иной бестия завезет под вечер куда-нибудь подальше да оберет». <л. 37 об.>}

Исстрадался Илья Ильич от страха и тоски на службе даже и у доброго, снисходительного начальника. [Что же было] Уж Бог знает, что [стало бы] было бы с ним, если б он попался К стр.гому и взыскательному. Обломов <л. 26 об.> прослужил кое-как года два; может быть, он дотянул бы как-нибудь и третий, до получения чина,⁶⁹⁵ но⁶⁹⁶ он отослал⁶⁹⁷ Обломова, как [свои<м>] мягко, ласково⁶⁹⁸ спросит, он ли это отослал бумагу в Астрахань,⁶⁹⁹ и все недоумевали, каким голосом ответит ему Илья Ильич.⁷⁰⁰ Такого голоса еще не было ни у кого, надо было создавать новый, так как случай вышел совсем новый.

Глядя на других, Илья Ильич и сам перепугался, хотя и он, и все прочие знали, что добрый начальник ограничится строгим выговором, но собственная совесть была гораздо строже выговора: Обломов не дождался заслуженной кары, ушел домой,⁷⁰¹ сказался больным, а на другой день прислал просьбу об отставке.⁷⁰² Так кончилась и потом уже не возобновлялась государственная⁷⁰³ деятельность.

Роль в обществе удалась было ему [сначала] лучше. [Но это было] [Бывало] [В начале приезда] В первые годы его приезда в Петербург,⁷⁰⁴ в его ранние молодые годы [его сонные] покойные черты лица его оживлялись чаще, в глазах нередко вспыхивал огонь.⁷⁰⁵ Он волновался, как и все, слегка [любил] надеялся, радовался пустякам и по пу<стякам> страдал.⁷⁰⁶ Но это всё было давно, [тогда] в ту пору,⁷⁰⁷ когда человек⁷⁰⁸ влюбляется почти во всякую женщину и [когда] [и когда почти] всякой [из них] готов предложить руку и сердце, что иным даже [к вел<икому>] и удается совершить, к великому⁷⁰⁹ прискорбию потом на всю остальную жизнь.

[На долю <Ильи> Ильича] В эти блаженные дни на долю <Ильи> Ильича тоже выпало немало [улыбок] мягких, бархатных, даже страстных взглядов из толпы красавиц, много умоляющих⁷¹⁰ улыбок⁷¹¹ и еще больше дружеских рукопожатий, с болью до слез. <л. 27>

Вот тогда-то он и завел [пару] лошадей, нанял повара и двух лакеев. И он, бывало, любил подкатиться на паре борзых коней к крыльцу, когда знал, что [его давн<о>] пара хорошеньких глаз караулят его приезд у окна. И он не прочь бывал⁷¹² скрепить^{713 714} союз дружбы с приятелями [с обе<дом>] [за обедом среди] [с искренним] за обедом, среди чаш, объятий, стихов и фраз. Но [только лишь] взгляды и улыбки красавиц стали обращаться к нему реже, а это случилось тотчас же, как только⁷¹⁵ он входил в лета, и он стал чаще оставаться дома.⁷¹⁶ [Без участия красавиц и друзья потеряли цену, и он [отпустил] заменил повара кухаркой.] [С тех пор] Тотчас после первого письма старосты о недоимках и неурожае⁷¹⁷ продал⁷¹⁸ лошадей и⁷¹⁹ отпустил друзей.⁷²⁰ Его перестало тянуть из дома. Только дома⁷²¹ он чувствовал себя⁷²² привольно, безопасно. Какая-то тяжесть, неохота ко всему забралась в его душу. Уж ему стало трудно провести целый день в людях; если он не [выспится] доспит⁷²³ утром, не соснет после обеда, ему и день не в день: он ходит сонный и вялый. С каждым днем ему становилось всё труднее стеснять себя и приневоливать к чему-нибудь.

Нельзя сказать, чтоб он [с грустью] грустил, расставаясь с приманками молодости [ее], со всеми этими улыбками, взглядами красавиц, с друзьями, с суетными⁷²⁴ желаниями, с беготней и с волнениями. Нет, расставаясь с этим, он как будто сбрасывал с себя какую-то ношу, сдавал⁷²⁵ с рук хлопотливую обязанность, которая приходилась ему не по нраву. [Только память] На все мечты, все мелкие [воспо<минания>], но дорогие сердцу мелочи и воспоминания, от которых у иных и под старость сердце обливается кровью, он лениво махнул рукой, с сонными глазами простился с ними, и только память о поваре и лошадях почтил искренним вздохом. А впрочем, он чувствовал себя совершенно так, как человек, заплативший долг или какую-то невольную дань или отказавшийся от несвойственной ему роли. <л. 27 об.>

Ему, не как многим другим, только дома было⁷²⁶ привольно [и хорошо], безопасно. Возвращаясь от шума и блеска⁷²⁷ молодости, он как будто возвращался к своим пенатам⁷²⁸ с спокойствием, с кроткой⁷²⁹ улыбкой своим диванам, креслам, всем знакомым предметам.⁷³⁰ Его^{731 732} крепче и постояннее водворялся в своей квартире, ограничась⁷³³ очень немногими лицами и домами, и постепенно дошел до того сидячего или, лучше сказать, лежачего положения, в котором застал его читатель.

Сначала ему тяжело стало уезжать на целый день из дома,⁷³⁴ и он разделил свое время так,⁷³⁵ что если приходилось ему где-нибудь обедать, то он уж проводил⁷³⁶ вечер дома; если намеревался ехать на вечер, так оставался обедать дома. Потом его тяготило быть одетым.⁷³⁷ Потом он отказался обеда<ть> в гостях,⁷³⁸ потому что возобновил⁷³⁹ привычку спать после обеда, и если не спал, [то вечером он хло<пал>] то целый вечер мог только хлопать глазами и молчать. Вскоре и вечера надоели ему: то фрак⁷⁴⁰ тяготил его, [то поздно боялся] [то поздно не хотел] [потом с летами стал боя<ться>] то не хотел поздно ложиться.⁷⁴¹ Он вычитал где-то,⁷⁴² что только утренние испарения полезны, а вечерние вредны, и с летами стал бояться сырости, темноты⁷⁴³ [там каких-нибудь приключений]. [Когда Штольц] Несмотря на все эти причуды, [друг его, Штольц] другу его, Штольцу, удавалось вытаскивать [Обломова] его в люди, но Штольц часто [было] отлучался из Петербурга [то] в Москву, [то] в Нижний, [то] в Крым,⁷⁴⁴ и без него Обломов опять ввергался весь [в свой] по уши в свой любимый образ жизни. Сам добровольно⁷⁴⁵ он посещал⁷⁴⁶ постоянно сначала три дома, потом два, наконец, один.⁷⁴⁷ Ехать в гости было и наказанием, и трудом, и удовольствием.⁷⁴⁸ Трудом — одеваться, удовольствием — сидеть покойно и беседовать [у знаком<ых>] с людьми, которые ему нравились.⁷⁴⁹ Заехав куда-нибудь к приятным людям⁷⁵⁰ и лень [было] подниматься с места. От этого он, обещав приехать в один день в два дома, никогда не добирался до второго, а приехавши в первый, оставался до тех пор, пока никуда нельзя уже было ехать, как только домой. <л. 28> Делая визиты в Новый год [когда был помоложе], он поступал точно так же. Приедет в первый дом, [сядет на] водворится в покойное кресло⁷⁵¹ и просидит до той минуты, когда [надо обедать и визиты п<рекращаются>] наступит час обеда и визиты прекращаются, иногда он и отобедает тут же в первом доме. Поэтому ему, чтоб объехать всех знакомых в торжественные дни,⁷⁵² понадобилось бы⁷⁵³ лет полтораста. Про него [почти все] [и] знакомые говорили: «Ну уж этот Обломов: куда заедет, там и сядет; не выживешь его!» Иногда в самом деле надобно было его выживать,⁷⁵⁴ тем более что догадливость не была в числе его достоинств.⁷⁵⁵ Он не всегда понимал тонкий намек. Например, этим еще не всегда поднимешь его с места, когда хозяин дома, наскучив сидеть с ним, пошлет вместо себя хозяйку,⁷⁵⁶ а та, зевнув несколько раз среди [прерывающе<гося>] плохо вяжущегося разговора, пошлет потом⁷⁵⁷ сына лет 10 или 12, который займет⁷⁵⁸ гостя тем, что осматривает стены, или заберется на кресло с ногами и, положив [два] палец в рот, смотрит⁷⁵⁹ в противуположную от гостя сторону или, напротив, с особенным любопытством глядит гостю в глаза, наблюдает, как он вынет табакерку, как понюхает табаку, или рассматривает его платок, сапоги и т. п. Тогда только разве поднимется Обломов, когда хозяйка войдет в шляпке и даже в салопе в комнату и скажет мужу: «Что ж ты сидишь? ведь опоздаем». Но и от этого [отс<тавал>] всего отставал Обломов.⁷⁶⁰

Обломов постепенно расставался с [зна<комыми>] кругом своих знакомых. Он сначала ограничился [двум<я>] тремя домами, потом посещал два, наконец, один.⁷⁶¹ [Это большею частью хозяин прежней его квартиры, где] Последний [был] дом [это] было семейство хозяина, у которого он нанимал⁷⁶² квартиру, где-то у Владимирской. [Туда] [Выспавшись после] Хозяин и прежний⁷⁶³ помещик [который] продал имение, купил небольшой дом и жил доходами с него. Илья Ильич, [ежедневно] выспавшись после обеда, отправлялся каждый вечер к нему. Это были тихие и смирные люди, которые всякому гостю рады, как они сами говорили.⁷⁶⁴ <л. 28 об.>

Илью Ильича они особенно любили за аккуратный платеж денег и за аккуратное хождение к ним по вечерам. Тут прихаживало⁷⁶⁵ человека два приятелей, составлялся вистик,⁷⁶⁶ иногда навертывался франт какой-нибудь, но, мелькнув, исчезал, потому что ни женщин, ни ужина не было. Говорили обыкновенно [о последнем случившемся в городе происшествии, особенном, несчастном] о последних городских происшествиях, особенно о несчастных, до которых был охотник хозяин дома, например о значительной краже, об убийстве, о пожаре, о том, как открыли убийцу,⁷⁶⁷ поймали воров, где нашли краденое, как утушили пожар и т. п. А если [ничего подобного] происшествий не было, то хозяин рассказывал о своей бывшей деревне, о хозяйстве, об охоте. Истощался этот предмет, тогда молча доканчивали беседу и к 12 часам расходились. [С год пробавлялся эти<ми>] Около года Илья Ильич наполнял такими беседами свои вечерние досуги. [Через год] Но к концу года через дом от [этой] его квартиры случился пожар. Обломов перепугался и переехал в Гороховую, где мы его [и] нашли, и с тех пор был только два раза у прежнего хозяина,⁷⁶⁸ но⁷⁶⁹ с каждым годом всё^{770 771} в свои любимые привычки, из которых периодически, во время приездов своих в Петербург, выводил только его Штольц.

Обломов [оставаясь] прежде, бывало, и дома ходил в щегольском костюме.⁷⁷² У него была полная⁷⁷³ коллекция разных модных шлафроков, домашних сюртуков, красивых туфель.⁷⁷⁴ Он [любил], нарядившись в красивый парижский⁷⁷⁵ шлафрок, любил полежать⁷⁷⁶ на шитой подушке на окне и позевать на соседок, но потом мало-помалу отменил эти затеи и завел себе халат,⁷⁷⁷ покойный, поместительный,⁷⁷⁸ в каком он является в начале романа. Халат постарел, [загрязнился] засалился,⁷⁷⁹ но он только⁷⁸⁰ в этом [халате] стареньком и грязненьком халате⁷⁸¹ и чувствовал себя⁷⁸² привольно и покойно.⁷⁸³ <л. 29>

Так он уже почти и не выходил из него,⁷⁸⁴ разве только наденет [старый] сюртук и пойдет пройтись по Невскому проспекту, что случалось сначала каждый день,⁷⁸⁵ потом два раза в неделю,⁷⁸⁶ а наконец, он [и не] ограничил свою прогулку тем, что [изредка] доходил только до Невского проспекта и обратно домой. [Он перестал уж ездить обедать] [Броси<л>] [Прежде он отстал от вечерних собраний и вечеров]

С каждым днем он всё становился тяжеле и неподвижнее. [Ему] [Он стал] [Если] Приехав с своим Карлом^{787 788} ему [было тяжело] [надо было] [скучно казалось] скучно⁷⁸⁹ было принуждать себя [говорить] [поддерживать разговор] ворочать языком, потом стало тяжело [приневоливать] ворочать и мысль в голове, иногда тяжело ворочать и самую голову. И новые⁷⁹⁰ лица утомляли его,⁷⁹¹ [дамы стесняли свобо<ду>] присутствие дам⁷⁹² стесняло:⁷⁹³ при них нельзя залезть с ногами на диван или в кресло, хотя сами они и ухитряются делать это как-то незаметно;⁷⁹⁴ обедать в гостях стало ему тоже неловко:⁷⁹⁵ он [любил обе<дать>] уж привык обедать нараспашку, в халате,⁷⁹⁶ засучить рукава и взять кость в обе руки, чтоб обглодать ее за удовольствием, а после обеда немедленно лечь спать. Наконец он дошел до того, что если сядет где-нибудь, то лень⁷⁹⁷ встать с места, нужно бы достать платок [или хочется], который лежит перед ним, или выкурить [трубку] стоящую в углу трубку, да лень протянуть руку. Он [утомлялся всем] уставал от всего: и от того, что долго спал, и от того, что недоспал, утомлялся сидеть на одном месте,⁷⁹⁸ [уставал от ходьбы] от ходьбы делалась одышка, говорил долго — уставал,⁷⁹⁹ и [молчание] долгое молчание томило его.

Он враг всякого движения по натуре своей: он, как живет в Петербурге, не съездил ни разу в Кронштадт,⁸⁰⁰ не видал никаких примечательностей столицы, ни музеев, ни Эрмитажа. Его никуда не влекло. К этому ко всему с летами присоединилась какая-то ребяческая робость, страх ко всему,⁸⁰¹ ожидание опасности и зла от всего, что не вертелось в сфере его ежедневного быта, следствие отвычки от разнообразных внешних явлений. <л. 29 об.> Его не пугала, например, трещина потолка в его спальне: он к ней привык; [спер<тый>] [вечно спер<тый>] не приходило ему тоже в голову, что спертый⁸⁰² воздух в комнате [чуть ли не вреднее ночной] и [отсутствие движения] постоянное сиденье взаперти чуть ли не губительнее для здоровья, нежели ночная сырость: он этого не боялся;⁸⁰³ но он боялся движения, жизни толпы, многолюдства и суеты.⁸⁰⁴ В тесной толпе ему казалось, что его [прижм<ут>] задавят, в лодку он садился [почти] [с весьма] с неверною надеждою [не потонуть] доехать⁸⁰⁵ благополучно до другого берега; [в экипаже ехать он боялся] в карете ехал с бьющимся сердцем, ожидая, что [его] лошади понесут и разобьют. Гора ли случится на дороге, ему кажется, что по ней никак нельзя проехать, не сломив шеи;^{806 807} А случится ему остаться одному в комнате,⁸⁰⁸ он боится или того, что вот сейчас придут воры, ограбят и убьют его,⁸⁰⁹ или вдруг на него нападал суеверный ужас:⁸¹⁰ у него [вдруг начн<ут>] побегут мурашки по телу; он⁸¹¹ [косится] боязливо косится на темный угол, ожидая ежеминутно, что оттуда вдруг [выгля<нет>] появится что-нибудь сверхъестественное.⁸¹² Куда ни соберутся, что ни предпримут, у него родится в голове мысль об опасности, и он впадает в раздумье, колеблется и наконец отказывается⁸¹³ от намерения, цели прогулки и прочего, иногда с тоской, с досадой на самого себя.⁸¹⁴

Так роль в обществе удалась ему <не><на>много лучше роли в службе,⁸¹⁵ и он покинул и ее [[как сказано, без сожаленья] [уединился]. Никто не мешал ему в этом: редко самому строгому отшельнику удается пользоваться таким уединением и тишиной, какая окружала Об-ломова.

Что ж он делал? Читал? прибегал к перу и беседовал на бумаге с самим собою? Нет, читатель видел в начале первой главы, что книги, [журна<лы>], газеты, чернильница и перо были в запустении и беспорядке.] без грусти, без сожаленья [без], он [лениво махнул рукой и] <с> сонными глазами <л. 30> простился [со все<ми>] с приманками молодости, со всеми этими улыбками [слезами] и взглядами красавиц, с рукопожатиями друзей и с самыми друзьями, со всеми суетными желаниями, беготней и волнениями. Он лениво махнул рукой на все мечты,⁸¹⁶ [все мелкие, но дорогие сердцу мелочи и воспоми<нания>] все нежно-грустные, светлые воспоминания, от которых у иных и под старость сердце обливается кровью: только память о поваре и лошадях он почтил искренним вздохом. Расставаясь с молодостью и со всеми ее заботами, он как будто сдавал [с себя] хлопотливую обязанность [или], несвойственную ему роль⁸¹⁷ и вздохнул свободно, оставшись дома, где только и чувствовал себя вполне хорошо, привольно, безопасно. Он дружески улыбнулся своим пенатам, от которых отрывала его докучливая беготня, [приветливо дарил] покоил приветливый взгляд на своих диванах, креслах, на всех мелочах, [на все мелочи, к которым] [всю незатейливую обстановку] на всем, что любил, к чему привык. Никто не возмущал его спокойствия, редко самому строгому отшельнику удавалось пользоваться [такой тишиной] таким уединением и тишиной, какая, в столице, среди полумиллиона людей, окружала Обломова.

Что ж он делал? Читал?⁸¹⁸ передавал бумаге плоды уединенных мечтаний, дум? Учился? Нет. [Но чтение] Чтение, писанье и ученье он⁸¹⁹ привык понимать [не как существенную потребность человека, а] как такое занятие, которое требует особенной, исключительной страсти, как например рыбная ловля, охота, верховая езда.⁸²⁰

⁸²¹

Волей или неволей — потому что никогда нельзя было узнать,⁸²² кончил ли бы он курс добровольно, если б это предоставили на его произвол. Робкий характер мешал ему предаваться лени и капризам в школе,⁸²³ где придерживались строгой дисциплины [где избалованн<ых>] и не делали никаких исключений в пользу балованных сынков. От этого он, по необходимости, сидел в классе прямо, слушал, что говорили наставники,⁸²⁴ и аккуратно выучивал уроки, которые задавались ему.⁸²⁵ <л. 30 об.> Но дальше⁸²⁶ той [черты] строки, под которой учитель, задавая урок, проводил ногтем черту, он не заглядывал; расспросов каких-нибудь⁸²⁷ учителю⁸²⁸ не делал и объяснений⁸²⁹ никогда не требовал. Он [до<вольствовался>] вполне довольствовался тем, что [зада<но>] написано в тетрадке. [Между тем] Словом, он исполнял всё, что предписывалось по программе, и отвечал на всё, что спрашивали на экзаменах.⁸³⁰ [Но между] [Но несмотря на это, наука туго давалась ему: он многого не мог понять] [Не мудрено, он] [Многое казалось ему темно и] Например, он⁸³¹ никак не мог объяснить себе, отчего история — наставница людей?⁸³² Что за пример ему какой-нибудь Карл V, Лютер, Фридрих Великий? Что за урок извлечет он, Илья Ильич, для себя, например,⁸³³ из Пунических⁸³⁴ войн или из Реформации? И наконец, что за сладость [тира<нить>] находят учители мучить человека, заставляя выучивать его тысячу⁸³⁵ разных лиц [и проделок], эпох, разных происшествий, до которых ему никакого дела нет.⁸³⁶ [Ему] [Если [учитель или] товарищи объясняли, что надо читать] А когда ему говорили, чтоб он почитал Плутарха, Тацита, Саллюстия, и потом назвали тысячу других имен, ⁸³⁷ [они-то вот] сказав, дескать, там⁸³⁸ ты увидишь живые физиономии тех людей, которых учил у Шрека и других, и что [эти физиономии] увидишь в этих физиономиях сходство⁸³⁹ и с своею собственной, он ужаснулся, посмотрев, что и сколько надобно читать.⁸⁴⁰

<о>], и с другими науками оказалось то же самое. Он довольно твердо выучил книгу, называемую статистикой, но когда сказали ему,⁸⁴¹ что он выучил только один момент [и что], и то прошедший, и что каждый [такой] другой момент ведет за собой и другие данные, поэтому надо следить поминутно [за ходом] за наукой,⁸⁴² чтоб⁸⁴³ иметь в голове физиономию какого-нибудь государства, что, например, в политической экономии с изменением разных обстоятельств и условий государственного быта изменяются и самые истины,⁸⁴⁴ он опять пришел в отчаяние.⁸⁴⁵ А он⁸⁴⁶ считал обыкновенно наукой ту тетрадь, которую приносил учитель, и, выучивши ее, считал⁸⁴⁷ дело решенным,⁸⁴⁸ а тут вдруг читать! Языки давались ему не лучше: переводит он, кажется, прилежно всё, что задает учитель, изредка только прибегнет к Карлу,⁸⁴⁹ и то больше потому, что он⁸⁵⁰ немец и наследовал от отца [все двена<дцать>] чуть не целое вавилонское столпотворение языков, а то Обломов делает [всё] сам, и слова выучивает, и в лексикон не ленится заглядывать,⁸⁵¹ и синтаксис учит исправно, всякий раз от одной черты, проведенной ногтем учителя, до другой, ну так, что в год почти целую книгу⁸⁵² переведут, <л. 31> как бы, кажется, не привыкнуть? А чуть возьмет другую книгу — не ту, по которой с учителем переводят, — точно по-арабски писана: ничего не понимает. Читай, твердили ему, читай и вне классов, в свободное время, читай и по ночам, читай и вышедши из школы! Неестественно и тяжело ему казалось такое неумеренное чтение книг: зачем же все эти [учебные книги] тетрадки, [когда еще не всё кончено [зачем лишения], к чему] на которые изведешь пропасть бумаги, времени и чернил, зачем учебные книги? Зачем же, наконец, шесть-семь лет затворничества, [когда еще не всё кончено, за<чем>] [лишения] [за<чем> к чему] все строгости, взыскания, сиденье и томленье над уроками, запрет бегать, шалить, веселиться, когда еще не всё [это] кончено? «Когда же жить?» — спрашивал он⁸⁵³ самого себя. «[Ученье] Учиться — так не жить, жить — так не учиться», — думал он [про себя]. Ученье было для него⁸⁵⁴ не жизнью, а только каким-то официальным приобретением права на настоящую жизнь.⁸⁵⁵

Нечего делать, однако ж: попробовал он читать. Чтение одних книг утомило его, чтение других, напротив, расшевелило.⁸⁵⁶ [Он и тут] [Поэты [затронули его] пробудили] [Если мыслителям] [Но если] [Мыслителям [мало удалось] [плохо удалось] не удалось расшевелить его ум] ⁸⁵⁷ поэты⁸⁵⁸ коснулись многих струн его сердца: [сильно затро<нули>] силы заиграли,⁸⁵⁹ он стал юношей, как все. И у него, как у других, явилось «И Божество, и вдохновенье, И жизнь, и слезы, и любовь». И для него настал счастливый, никому не изменяющий [момент жизни], всем равно улыбающийся момент юности,⁸⁶⁰ [мгновение] подобный мгновению распускающегося цветка, [это тот] момент сознания сил в себе, надежд [на жиз<нь>] на бытие,⁸⁶¹ момент кратковременного цветения.⁸⁶² [Молодой] Тут подвернулся молодой Штольц и помог продлить⁸⁶³ этот момент, сколько возможно было для натуры, какова была натура его друга.

Но потом, потом опять заглохло, упало [всё] в душе Обломова всё, что было забушевало [такой спа<сительной>] благотворной бурей, несущей жизнь полям. [Не заронили поэты] Поэты только поиграли мечтами юноши, но не заронили глубоко в сердце огня, не врезалась в плоть и кровь его неизменная любовь к этим образам,⁸⁶⁴ к этим прекрасным призракам, которые накидывают на жизнь меланхолический оттенок и рядом с действительностию ставят зеркало...⁸⁶⁵

Чисто и прекрасно прожил этот момент Илья Ильич, [и с] [но тоже] но без грусти перешел к действительности, как после без грусти перешел от молодости к зрелым мечтам. <л. 31 об.>

Потом натура его⁸⁶⁶ взяла опять верх над этими мгновенными интересами и увлечениями.⁸⁶⁷ Чтение⁸⁶⁸ не зародило в душе его потребности духовной пищи, [и чтение] и любовь к чтению не привилась к нему.⁸⁶⁹ Он, пожалуй, и прочитывал какую-нибудь интересную книгу, но не вдруг, не торопясь,⁸⁷⁰ без жадности, [а так] увлечения, [ленивыми глазами] лениво пробегал глазами по строкам. Как ни интересно было место, на котором он останавливался, но если на этом месте заставал его час обеда или сна, он хладнокровно клал книгу переплетом вверх и шел обедать или гасил свечу и ложился спать. Если давали ему первый том, он по прочтении никогда не просил второго, а приносили, он прочитывал. Книги он в жизнь свою никогда не купил ни одной. Потом [мало-помалу] уж он не осиливал и первого тома.⁸⁷¹ Он, наконец,⁸⁷² перестал дотрогиваться до приносимых книг.⁸⁷³ Свободное от уроков время^{874 875} которую Штольц навязывал ему прочесть,⁸⁷⁶ особенно если она была толста.⁸⁷⁷

[Таково было уч<ебное>] [Таков был] Так совершил свое учебное поприще Обломов. То число, в которое он выслушал последнюю лекцию, и было геркулесовыми столпами его премудрости. Начальник школы,⁸⁷⁸ подписью своею на аттестате, как прежде учитель ногтем,⁸⁷⁹ провел черту, за которую герой наш не считал уже нужным простирать свои ученые стремления. Он покинул училище⁸⁸⁰ с запасом сведений, которые в нашем разнохарактерном обществе могли ему доставить [титул] название⁸⁸¹ образованного человека. Его нельзя было, по крайней мере вначале, пока еще он не забыл тетрадок, озадачить, заговорив при нем [об основании] о падении Римской империи, об Альфреде Великом, о каких-нибудь Итальянских войнах. Он, бывало, не прочь и поспорить о каком-нибудь ученом предмете.⁸⁸² Но по мере того как он удалялся от этого выхода из [училища] школы,⁸⁸³ познания его бледнели и испарялись. Если ему случалось как-нибудь случайно⁸⁸⁴ попасть на ученый разговор, <л. 32> он ссылался на отжившие, уважаемые в его время авторитеты, называл новым открытием устарелую и забытую истину.

Вскоре то, что приобрел из учебных книг и тетрадок, начало мало-помалу сливаться в одну общую массу и наконец превратилось в темное и сбивчивое представление о тех предметах, [над] на изучение которых [его мучили около десяти лет] [несколько лучш<их>] ушло у него⁸⁸⁵ несколько лучших лет жизни. Голова его превратилась в чрезвычайно сложный архив мертвых дел, лиц, эпох, разных цифр⁸⁸⁶ или [в разро<зненную>] в библиотеку разрозненных томов⁸⁸⁷ по всем частям человеческих познаний. Греки, римляне, вандалы, китайцы, норманны; Карл, Рашид, Югурта, Аттила — всё это теснилось в беспорядке, рядом, часто под одним ярлычком. Иногда [ему пока<жется>] он Локка перенесет куда-нибудь в Италию, а Макиавеля — в Англию, а Спинозу провозгласит китайским мудрецом. А потом с годами⁸⁸⁸ и этот весь [учен<ый>] школьный хлам стал куда-то исчезать, превращаться в мелкий сор, в пыль.

Странно подействовал курс наук⁸⁸⁹ на Илью Ильича: у него между наукой и жизнью лежала целая бездна, которой он и не пытался перейти и не извлек никакого⁸⁹⁰ практического сока для жизни. Жизнь у него была сама по себе, а наука сама по себе [и что между ними общ<его>] [связи между ними он и не подозревал никакой]. Он учился всем существующим и уже⁸⁹¹ не существующим правам, прошел курс и практического судопроизводства, а когда, по случаю какой-то покражи в доме, понадобилось написать бумагу в полицию, он не знал, как и приступить, и нанял писаря.^{892 893} до интегральных и дифференциальных исчислений, а если дадут ему, бывало, в лавке сдачи ассигнацию, два-три целковых да мелочи [или со<считать>], так он на четверть часа станет в тупик. Даже танцы — уж что за наука — и тут не совсем далось ему.⁸⁹⁴ Выучившись в школе начинать мазурку и кадриль от печки, он и танцевал исправно и в обществе, если приходилось стать у печки, [то] но если придется [стать] начинать от окна, непременно спутает всё. Потом он покинул и танцы, находя, что это тряско. <л. 32 об.>

Так сначала неохота к чтению и письму, потом⁸⁹⁵ служба, отчасти жизнь в обществе [изгл<адили>] вытеснили мало-помалу из памяти Обломова шаткие, ничем [не скрепленные] не упроченные энциклопедические сведения. В нем остался какой-то неясный, немой признак, что он учился когда-то чему-нибудь,⁸⁹⁶ например,⁸⁹⁷ хоть он потом [он] уж не вмешивался в ученый разговор, [но молчал и хранил] но можно было заметить, что он молчал [умно] не тупо и бессмысленно, как совершенный невежда, но с толком, умно;⁸⁹⁸ в глазах у него мелькала сознательная идея;⁸⁹⁹ говорят, там, кажется, написано было: «Да, помню, было что-то... и я учил это да забыл... понимаю, да рассказать не могу...» И он воротился в свое уединение без запаса [спаситель<ных>] знаний, без способов дать⁹⁰⁰ направление вольно гуляющей в голове или праздно дремлющей мысли.

Сноски

— Ну хорошо, хорошо! — с нетерпением говорил Обл<омов>, чтоб только отвязаться от него.

— А ты напиши тут, что нужно, — продолжал он.

1. Ему лишь дома было привольно и хорошо.

Он отстал от знакомых, от всего; от лености и тяжести, от неохоты нарушать ежедневные привычки: если он не выспится [ему день] после обеда, ему день не в день; не любил он стесняться; ему бы лежать при госте, любил грязненький халат, обедать любил нараспашку, чтоб взять кость обеими руками и глодать, замусоливши и руки, и рот; пробыть целый день где-нибудь было ему уж тяжело; новых лиц тоже не любил, потому что с ними надо хоть немного принудить себя, принудить мысль, при дамах нельзя сесть слишком свободно. Но случайно он мог и сблизиться с кем-нибудь и легко привыкал. Как Никита Вас<ильевич>: где сел, так уж нелегко встанет, [он устает] надо достать платок, не хочется, он устает и от того, что спал, и от того, что не спал, и от того,<что> говорил, и что сидел и ходил, и утомляется долговременным молчанием.

Он боялся движения. Его не пугали, например, трещины потолка, галерея ветха, а жизнь, движение пугали.

Он любил жить, мечтать и волновать<ся> лежа (см. л. III); позы лежанья (см. л. II).

2. (Ученье Обл<омова>, приезд, служба, Захар.)

3. Энциклопедичность, ученье выдохлись со временем — остался какой-то странный признак, — конечно, что он учился когда-то: он мог молчать умно, то есть не как невежда, тупо и бессмысленно, а в глазах, пожалуй, написано было, когда говорили о чем-то: «Да, я помню, было что-то, учили, забыл» — или: «Я понимаю это, да рассказать не могу...»

4. Приезд: не иначе понимал [как] возможность путешествия как с ветчиной и в перинах...

5. [Он всё] Но он понимал — Шт<ольц> натолковал ему — что [он не может] человек должен делать что-ниб<удь>, что на каждом из нас лежит какая-н<и>б<удь> задача, которую<?> надо сделать, и что [в этом] [наше] это наше назначение, цель нашего создания, может быть [тогда уж он стал]. Поэтому, [узнав] увидев, что его обманула служебная и светская роль, он стал помышлять о прочном счастье, стараясь [угадать] определить свое назначение в имении<имение ни в дурном, ни в хорошем положении — л. II), в семейном счастье; он всё продолжал чертить узор своей жизни. Он любил мечтать, жить, волноваться лежа. Он уходил в самого себя (см. л. III). Позы лежанья (см. л. II).

6. Захар.

7. См. л. IV. Сначала жил скромно, но, по смерти родителей, получив доходу до 12 т<ысяч>, начал жить шире. Но [доход] количества дохода, расхода, сколько нужно на прожиток, но бюджета — ничего не было. Сколько было у него денег налицо, сколько надо заплатить, сколько истратить, он ничего не ведал... [Думал о плане] [Если] Он поиздержал по мелочам, не обращая внимания, но, если вдруг надо заплатить много денег, приходил в отчаяние. Повар у него, отпустил его, нанял кухарку...

8. «Эк его там: видно, от квасу раздувает!»

Но это помогло только на время [потом предстояло]; надо же было выздороветь, а за этим в перспективе было опять ежедневное хождение в должность: Обломов не [вытерпел] вынес и подал в отставку.

[[Равнодуш<но>] Илья Ильич довольно холодно расстался с светскими красавицами [как человек, который не сходился], но еще холоднее простился он с толпой друзей. [Раз<глядывая?>] Вглядываясь с летами в жизнь и людей, уразумевая и то и другое, он многое перестал любить, многому [верить] не верил, как и [прочие] другие, но не счел нужным, как другие, [продолжать те же самые] притворяться иногда и продолжать вертеться в этой сфере, с теми людьми, от которых мог спрятаться. И он прятался по разным причинам.]

Илья Ильич довольно холодно расстался с светскими красавицами, но еще холоднее простился он с толпой друзей.