|
2
Перед нами прошел ряд ленинских высказываний, в той или иной мере опиравшихся на восходящее к Гончарову понятие «обломовщины». Постараемся теперь понять социальный смысл того, что говорил Ленин, и, базируясь на этом, ответить на вопрос о значении, которое гончаровское творчество имеет для нашей советской культуры.
«Обломова» и «Обрыва» изображал, как известно, крепостническую Русь. Она лишь формально доживала тогда последние годы: существенные пережитки крепостничества сохранились в России до самого Октября. Ленин указывал на это с исключительной настойчивостью. Он подчеркивал, что ни в одной стране не уцелело такого множества пережитков крепостничества, как в царской России21, что в 80-х годах этот строй возродился бы, не будь он формально запрещен законом22, что за крепостническим в своих симпатиях дворянством даже в XX в. сохранялся громадный земельный фонд23, что царская монархия до самого конца своего охраняла эти крепостнические пережитки в деревне.24 Все эти указания имеют непосредственное отношение к Гончарову: они объясняют нам актуальность «обломовщины» как социального явления. Оно не умерло во второй половине XIX в. и не могло умереть, так как питалось вожделениями тех 120 000 русских помещиков, которые хотели бы жить в тиши и довольстве в своих родовых поместьях. При этих условиях тема «обломовщины» полностью сохраняла свое политическое и литературное значение.
«обломовщину» в пореформенную и предоктябрьскую пору. Она содержалась также в проклятой косности «притерпевшегося» российского обывателя. Правда, уже революция 1905 г. обладала «громадной просвещающей и организующей силой», вытаскивая «обывателей из их медвежьих углов, чердаков и подвалов» и заставляя их «становиться гражданами»25. Однако процесс этот почти не происходил в конце XIX в. и замедлился после поражения революции 1905 г. Так или иначе, «обломовщина» была в эту пору явлением не только помещичьей реакционности, но и обывательской и мещанской косности: припомним, например, «Окуровскую» Русь.
Еще одна черта присуща «обломовщине» и гончаровскому герою, ее олицетворявшему, — это праздная мечтательность, не переключающаяся в дело. Черта эта глубоко враждебна революции: такого рода мечтательность представляет собою «удел »26. Ленин и большевистская партия непримиримо боролись с этой существенной чертой обломовской психологии: «не будем делать себе иллюзий», — говорил Ленин, например, в 1917 г.27. Он отвергал воздыхания о том, что «потекут молочные реки и будут кисельные берега»28, то-есть как раз те мечты, которым предавался Обломов в своем патриархальном довольстве: «Грезится ему, что он достиг той обетованной земли, где текут реки меду и молока...» (III, 259). Ленин был непримиримым противником убаюкивания «словами, декламацией»29«всякая доверчивость и наивность могут принести лишь гигантский вред»30, возражая тем самым против одной из отличительных особенностей «обломовщины» — припомним, как наивно-доверчив был Обломов в своих отношениях с Тарантьевым, Мухояровым и Затертым.
Мы видели, как настойчиво изобличал Владимир Ильич пережитки «обломовщины» после Октября. Теперь они острее всего проявлялись в разгильдяйстве, с которым всеми средствами боролся Ленин31. Изобличая неорганизованность, ратуя за дисциплину, организацию32, Ленин считал «обломовщину» синонимом халатности и безделья. Он так и писал: «Халатность, безделье, обломовщина»33«патриархальщина, обломовщина, полудикость»34, «проклятые обломовские нравы»35. Знаменитое указание Владимира Ильича о том, что «Обломовы остались»36, имело в виду именно эту организационную неразбериху, бестолковщину, безделье и прочие пороки, оставшиеся советской власти в наследство от старого строя и подчас сильно вредившие социалистическому строительству тех лет. «Сколько еще у нас обломовщины», говорил Ленин37, имея в виду именно эти организационные неполадки первых лет пооктябрьской поры.
«обломовщины» Ленин считал революционную инициативу народа. В пору деятельности Гончарова масса народа была еще пассивной; ее разбудил 1905 год, окончательно же ликвидировала эту спячку только Великая Октябрьская социалистическая революция. «... загляните в самые недра трудового народа, в толщу масс, там кипит организационная, творческая работа, там бьет ключом обновляющаяся, освященная революцией жизнь»38. Именно эта революционная инициатива народных масс и является самым сильным ударом по пережиткам «обломовщины» в советской стране.
Косность, инерция, лень, патриархальная нелюбовь к новизне, беспечность, разгильдяйство — все это взято в советской стране под самый беспощадный обстрел. Припомним указания товарища Сталина на «идиотскую болезнь беспечности», которые брали под обстрел некоторых преступно-беспечных работников. Припомним также сталинские слова о драгоценном чувстве нового, которое должно быть в советских людях и которое рождено грандиозными завоеваниями нашей эпохи. Этого чувства полностью лишены были Обломовы, смотревшие в прошлое, не видевшие и не желавшие видеть прогрессивности изменений. «Чувство нового» — социальный антипод и непримиримый противник обломовщины.
Большой реалистический талант Гончарова сделал его соучастником той грандиозной борьбы за политическую закалку характера русского человека, которая на протяжении всего прошлого столетия велась передовыми русскими писателями и которая так победоносно осуществляется в наше время. Гончарова, как и всякого иного писателя прошлого, нельзя «улучшать». Его художественному методу несомненно были присущи элементы объективизма, его прогнозы будущего нередко страдали неопределенностью, а иногда и полной ошибочностью. Однако эти бесспорные недостатки Гончарова как писателя не лишают нас права говорить о больших заслугах Гончарова перед русским общественным движением и перед русской литературой.
«Исторические заслуги судятся не по тому, чего исторические деятели сравнительно с современными требованиями, а по тому, что они дали нового »39.
Как бы ни были отчетливы недостатки гончаровского художественного метода, его главнейшим завоеванием был показ исторической обреченности старого, беспомощности «обломовщины», ее пустоты и вредности. Показав это реалистически, Гончаров тем самым способствовал успехам борьбы за воспитание нового человека, которая с таким успехом осуществляется в нашей стране.
г.: «Русский революционный размах является противоядием против косности, рутины, консерватизма, застоя мысли, рабского отношения к дедовским традициям»40. В свете этих слов особенно ярко определяется значение творчества Гончарова, который боролся против этих язв в ту пору, когда они еще обладали громадной силой. Косность и рутина, консерватизм и застой мысли, рабское отношение к дедовским традициям представляют собою характернейшие черты «обломовщины», и, изучая последнюю, мы начинаем лучше понимать существо этих враждебных нам явлений.
г. товарищ Сталин указывал: «Старые навыки и привычки, традиции и предрассудки, унаследованные от старого общества, являются опаснейшим врагом социализма. Они, эти традиции и навыки, держат в руках миллионные массы трудящихся, они захлестывают иногда целые слои пролетариата, они создают иногда величайшую опасность для самого существования диктатуры пролетариата. Поэтому борьба с этими традициями и навыками, обязательное их преодоление во всех сферах нашей работы, наконец, воспитание новых поколений в духе пролетарского социализма — являются теми очередными задачами нашей партии, без проведения которых невозможна победа социализма»41.
«Обломовщина», увековеченная Гончаровым в его романах, представляла собою безраздельное господство именно этих «старых навыков и привычек, традиций и предрассудков». Они с необычайной живучестью гнездились в «старом обществе», и даже их отдельные пережитки глубоко чужды и враждебны нашей эпохе. Тем самым становится ясно, как важно изучить повадки этого врага, правдиво изображенного 100 лет тому назад одним из классиков русского реалистического романа.
|