|
5
«Фрегат Паллада» имел шумный успех у современной ему критики и читателей, в общем высоко оценивших идейно-художественное новаторство Гончарова. Отрицательную оценку высказал только рецензент «Молвы», который обвинял русского путешественника в узости кругозора. «Редкий из русских писателей имел такое широкое поле для наблюдений; редкий мог объехать полмира, соприкасаться с разными цивилизациями, обычаями, нравами. Карамзин и Фонвизин объехали только часть Европы, не имея ни тех средств, ни времени, какими воспользовался г. Гончаров, а между тем сколькими интересными подробностями они нас подарили!» Не таков «Фрегат Паллада» — автор смотрел только на то, что само подвертывалось ему на глаза. «Наблюдательность его обнаружилась более всего по части гастрономической». Рецензент считал, что очерки Гончарова не имеют общественной ценности, что они посвящены «пустякам личной жизни его автора». «Ни одна шишка, полученная им при качке, ни одна рана, нанесенная москитами, ни голод, ни холод — ничего не забыто! Чего только не перенес путешественник для пользы науки! Хорошо еще, что г. Гончаров не трусливого десятка!.. А между тем много таланта истрачено на эти пустяки! Рассказ везде жив и увлекателен; незаметно прочтете вы книгу, но повторить чтения не захотите, потому что, несмотря на ловко обрисованные картины природы, существенного, относящегося к посещенным автором странам, вы почти не встретите. Правда, он сам, чувствуя это, говорит, что писал для друзей, что описывал только то, что видел; пусть же друзья и восхищались бы этим! Зачем же было печатать, да еще назначать баснословную цену за свое произведение»44.
«Фрегате Паллада». «Морской сборник» указывал, что Гончаров «понимает морскую жизнь, он сочувствует морякам; но он не входит в подробности морского быта, он не разделяет и не может разделить всех тех идей, которые служат основанием характера службы или, лучше сказать, ремесла моряков; его отдельные картины из морской жизни прекрасны, художественны, — прекрасны, художественны и полны, но они не связаны общей, все проникающей мыслию человека, принадлежащего ремеслу». Несмотря на это, журнал отмечал мастерство образов моряков: Фаддеева «читатель... знает, как будто бы сам несколько лет сряду служил с ним»;, также удачно изображены «дед» или П. А. Т., личность которого рецензент находил «в высшей степени типичной»45.
«Отечественные записки» отмечали, что «никакая литературная форма не представляет столько средств высказаться таланту автора, его образованности, его взгляду на вещи, как путешествие...» Конечно, этот жанр труден: «как часто под покровом наблюдательности скользит книжность, под спудом учености видна безразличная начитанность и больше ничего Не так у г. Гончарова...» Автор рецензии, Дудышкин, считал, что Гончаров преимущественно художник. «Кто хочет знать другую сторону тех стран, которые я видел (думает автор), пусть читает ученых... Я описываю то, что меня поражает, что на меня действует». Автор «Фрегата Паллада», продолжает Дудышкин, мастерски собирает «мелкие черты»; они так характеристичны, что дают возможность сделать весьма правдоподобные выводы. Журнал оправдывал Гончарова от обвинений в беглости наблюдений: «нужно скорее удивляться тому, как мог г. Гончаров в такое короткое время заметить столько»46. «Конечно, — писали «СПб. Ведомости», — он рассказывает только то, что видел, а видел он, если хотите, не слишком много... однакож и виденного автором достаточно для возбуждения интереса в читателях, потому что здесь всякая частность, даже мелочь, чрезвычайно любопытна». Газета особенно ценила то, что Гончаров старается разгадать внутренний смысл жизни описываемой им страны: «В его рассказе много жизни, рельефности и неподдельного юмора», искусства увлекательного рассказа47.
«Фрегат Паллада» и критик «Библиотеки для чтения», В. Кеневич. Правда, он винил Гончарова в слабом внимании к социально-экономической жизни, что, по его мнению, проявилось при описании Гончаровым табачной фабрики в Манилле: «... как живут эти восемь-десять тысяч, что получают, что вырабатывают, какова их судьба, трудно или легко им жить на свете. К сожалению, автору некогда было входить в такие расспросы». Кеневичу казалось, что туземный человек в описании Гончарова почти всегда заслонен чем-нибудь посторонним. Исключение составляли заметки Гончарова о Японии, в которых «везде человек на первом плане, и везде перед вами, как живой, стоит, ласковый, изнеженный, но вместе с тем смышленный и хитрый японец в своих вечных кофтах, халатах и юбках, с своими неизменными хи-хи-хи, хи-хи-хи, поклонами и приседаниями, до того поразительный, что вы непременно увидите его во сне». Вообще «заметки о Японии гораздо выше всех других заметок г. Гончарова и более всех их удовлетворяют современным требованиям...» Высоко оценил рецензент и такие художественные достоинства «Фрегата Паллада», как его спокойствие, сдержанную умеренность, тонкую наблюдательность, художественный такт48.
Если все названные выше журналы ограничивались одной, по преимуществу художественной оценкой «Фрегата Паллада», то Дружинин попытался использовать произведение Гончарова в полемике против ненавистной ему «отрицательной критики» революционно-демократического лагеря. По мнению критика, Гончарова не заразила «лихорадка туриста», не воспламенила его «любовью ко всему яркому и поразительному». Дружинин видит в Гончарове «положительного» писателя. «Всякое уклонение от мирных отношений к окружающей его действительности, всякая уступка моде или прихотям отрицательной критики, всякое колебание в виду не вполне сознанной цели только могут повредить будущности г. Гончарова как писателя. Он должен помнить, что по отношению своему к действительности он опередил едва ли не всех своих товарищей».
«Современнике» деятельно боролся против отрицательного, «гоголевского» направления за «положительное», истоки которого он видел в творчестве Пушкина. «Фрегат Паллада» пленял Дружинина именно тем, что в нем якобы не было отрицания, сатиры, тем, что в нем — как ему казалось — есть одна любовь к безыскусственному быту. Именно этого и требовал Дружинин от положительного художника. Пусть же, — говорил он, — Гончаров «без всякой задней мысли, радостно погружается в затишье столичной и провинциальной прозы; пусть он истолковывает нам поэзию крошечных городков, ровных полей и сонных вод нашего родного края». Эти советы были естественны в устах виднейшего представителя так называемой эстетической критики, идеолога «чистого искусства»: «поэзия сонных вод» устраивала его неизмеримо больше, чем критика существующего строя. Вот почему Дружинин возносил на пьедестал мнимую «безмятежность» Гончарова: «В наше время, когда еще отрицательная критика имеет силу в литературе, писатель, написавший «Сон Обломова», будто совестится признаться перед ценителями, что безмятежные картины нашей русской жизни влекут его к себе с непреодолимою силою. Но пройдет еще немного времени и г. Гончаров, сознав всю свою силу, забудет и о старой критике, и о духе отрицания, и о художественных парадоксах. Нашему поэту необходимо поближе познакомиться с собственным направлением, признать законность своей артистической самостоятельности и затем сделаться истинным художником... с полной верой в свое признание»49.
«положительного направления» в русской литературе. Поход этот не увенчался успехом, хотя сам Гончаров как будто бы обнаруживал на первых порах симпатии к «эстетической критике» Дружинина. Однако, как мы увидим в следующей главе этой работы, пути автора «Обломова» и Дружинина как критика этого романа (на этот раз на страницах «Библиотеки для чтения») — резко разошлись.
Критики демократического и революционно-демократического лагеря дали «Фрегату Паллада» положительную оценку. Н. А. Добролюбов оттенил значение этой книги в краткой рецензии, в которой он указал, в частности, на доступность гончаровского повествования и на то, что «голос поэта, эпического романиста постоянно слышится в рассказе путешественника»50.
Более пространной была рецензия Д. И. Писарева, указавшего, что «на книгу г. Гончарова должно смотреть не как на путешествие, но как на чисто художественное произведение... В его путевых очерках мало научных данных, в них нет новых исследований, нет даже подробного описания земель и городов, которые видел г. Гончаров; вместо этого читатель находит ряд картин, набросанных смелою кистью, поражающих своею свежестью, законченностью и оригинальностью». Писарев считал особым достоинством «Фрегата Паллада» то, что «тончайшие особенности различных национальностей» охарактеризованы здесь в своей индивидуальной конкретной форме: «японские переводчики и сановники... представляют тип японцев, но каждая отдельная личность живет своей жизнью, имеет свои личные общечеловеческие свойства и, сохраняя национальную физиономию, резко отличается от своих единоплеменников»51.
«без плана» книгу уподобляли тропинке, вьющейся по тропическому лесу, в холмистой местности: «далеко вперед не видно, не знаешь, на что наткнешься, но все богато и благоуханно: на каждом шагу пленительные сюрпризы, негаданные обороты, новые образы, новые краски... Есть нечто » «Я, — признавался рецензент, — читаю «Фрегат Паллада», как пьяница пьет вино, запоем, без меры; я могу начинать с середины, с последней главы... я разбрасываюсь, я капризно выбираю то Сингапур, то Восточную Сибирь, то эпизод с пойманною акулой, то обед у японцев, то картину августинского монастыря в Манилле, то фигуры русских матросов, заброшенных судьбою на далекий юг; словом, я отношусь к «Фрегату Паллада», как сибарит к изысканному наслаждению... Отчего у нас, людей семидесятых годов, нет этого спокойного глаза, легко улавливающего характерные выпуклости предметов, нет этого изящного пера, свободно передающего впечатления?»52.
г. Гончаров «взял на себя смелость» представить В. И. Мусиной-Пушкиной «Русских в Японии», «сочинение скучное и неважное, без поэзии, без героев и героинь», как он его аттестовал в этом еще не опубликованном письме53«Фрегата Паллада» оказались о нем иного мнения. 2 декабря 1856 г. Е. Колбасин сообщил Тургеневу: «В «Русском вестнике» дела идут отлично... Гончаров поместил в этой книжке отрывок из своих путевых записок «От Капштадта до мыса Лизарда», очень хороший отрывок...»54. То, что издание имело успех, удостоверял и сам Гончаров в вышеприведенном письме к И. И. Льховскому. «Письма эти, — говорил Г. Н. Потанин, — были так живы и увлекательны, что их читали все нарасхват, а когда в целом было напечатано путешествие Гончарова, так «Палладу» раскупили... чуть не в месяц, и через год потребовалось второе издание»55«Фрегат Паллада» выдержал семь отдельных изданий и быстро сделался классическим чтением для юношества. Сам Гончаров, очень неохотно переиздававший свои романы, делал исключение для «Фрегата Паллада», поскольку «путешествия в дальние концы мира имеют вообще привилегию держаться долее других книг» (VIII, 201). С удовольствием вспоминая проделанное им путешествие (которое он одно время предполагал продолжить до Северной Америки!), Гончаров, как мы знаем, возвращался к этой теме и печатно (в «Складчине» и «Русском обозрении»), и устно, в своих беседах с друзьями. Н. И. Барсову Гончаров, уже будучи стариком, «рассказывал, главным образом о своих путешествиях, о виденном и слышанном, о японцах и сибирских нравах. Я никогда не слыхал такого прекрасного рассказчика, он рисовал ряд живых картин, то смешных и забавных, то серьезных и важных, пересыпая их то шутками и каламбурами, то совместными с собеседниками рассуждениями»56.